- Завтра все в деревне будут судачить, о том, что Фома вернулся, да ещё и с младенцем не знамо откуда взявшимся. Но то, что ты мне поведал, никому говорить нельзя. Никому! Понял?

Фома кивнул.

- Скажем вот что, - продолжила она, - полюбилась значиться, тебе девка из другой деревни. Из какой - не говори. Как зовут - тоже не говори. Полюбилась она тебе, а ты ей, но вот отец никак не хотел замуж за рыбака её выдавать. Потому вы и сбежали в лес. Там она в родах и умерла. А Ивана-мельника ты в лесу не встречал, и что с ним сталось - не знаешь. А не то, люди добрые, скажут, что это ты его на тот свет отправил.

Фоме нечего было делать, он и согласился.

На дворе запели петухе, первые солнечные лучи заглянули в окошко. Фома, опомнившись, вырвал из рук матушки ребенка и кинулся со всех ног на улицу. Мальчонка выплюнув мякиш, начал кричать и корчиться так, словно его живьём режут. Фома забежал за избу, в сад и осторожно опустил ребенка на землю. Тот сразу же успокоился и стал прорастать корнями в землю, постепенно превращаясь в росточек. Мать догнавшая Фому тоже завороженно наблюдала за этим действом.

- Вот чудеса! - только и смогла она вымолвить.

Фома убежал в сени и вернулся с остроконечной, плетённой из лозы, рыболовной вершой. Ей он накрыл заботливо росточек и повернулся к матери:

- И солнце светит и ветром обдувает, и никто не навредит дитятке, - объяснил Фома матушке.

******

Так и стали жить они, днем на хозяйстве, по очереди. Один спит, один работает. А ночью ребёнка нянчили. Но постепенно с мальчиком начали происходить перемены. И чем больше он подпитывался от отца, тем более они были заметны. Сначала у него стали светлеть глаза и розоветь кожа, затем он перестал корчиться от боли при виде солнечных лучей, но самое главное с каждым днём он всё меньше времени был ростком и всё больше оставался ребёнком. А к зиме, мальчонке и вовсе требовалось всего пару часов в ночи побыть деревцем.

Матушка и Фома, порой вообще забывали что Феденька ( так нарекли его в честь деда) совсем непростой ребенок. Соседи, долгое время сплетничавшие о Фоме и его сыне, наконец поутихли, никто так и не заметил странностей у мальчонки. К тому времени он превратился в щекастого голубоглазого малыша с двумя смешными передними зубами. Учился ходить, говорил первые слова: " Ба-а, Па-па" - Фома вздохнул с облегчением, когда услышал, как сынок лепечет, ведь он так боялся что сын будет немой как мать. Тем более что он так часто сокрушался по этому поводу, мысленно возвращаясь к тому кошмару:

" Если б я только знал, что она делает, если бы она смогла поведать всё! Разве б я тогда противился? Разве ж я убил бы дитя или её? Да и мельник был жив!"

Об Иване-мельнике Фома часто вспоминал, особенно когда ему приходилось, где пересекаться с его роднёй. Он знал, что те горюют и всё ещё с надеждой ждут его возвращения. Пару раз, раздираемый муками совести, он даже чуть не рассказал его дочери Настасье, всю правду, но благо, вовремя сдержался. С тех пор, он старался избегать с ней встреч.

Рыбную ловитву он забросил. Боязно ему было, да и слишком много кошмаров из прошлого висело над рекой Тьма. Но когда Федьке пошёл второй годок, матушка смогла упросить Фому вернуться к этой работе, только с уговором не ловить в ночи. Федя уже подрос, и всё больше стал походить на отца. Кормился он и простой пищей и через корешки. Но приучил его отец, никогда не делать этого прилюдно. Однажды Фома узнал от сына о его питании. Тогда четырех годов от роду, сын поведал:

- Когда животик болит - надо кашу кушать. Когда голова болит - надо с папеньки. А когда от солнышка больно, нужно корешками с земли есть.

К пяти годам, Федька почти уже не обращался берёзой, он научился подпитываться от земли, оставаясь ребёнком. Побегает Феденька по улице с соседскими детишками, наиграется. А покличет его бабуля домой кушать, он прибежит, всё что она подала, съест, а затем ещё бежит за свинарник, в закоулок. Там он руку или ногу к земле приложит и по-другому подкрепиться. А вечерком кота отец дома, сядет под бочок к нему, сказочку новую слушает, а сам корешками в вену ему вонзиться и сосёт.

Конечно, мальчик понимал, что отличается от других детей. Но бабушка и отец, сразу рассказали ему заранее придуманную историю о том, что матушка его - была лесной чаровницей. Но злые люди погубили её, позавидовав колдовскому дару. И ему, Феденьке, ни за что нельзя открывать эту тайну. Иначе и его ждет та же участь.

Мальчик всё больше становился похожим на отца, некоторые соседушки, помнившие Фому ещё мальчонкой, восхищенно цокали языками и поражались схожести отца и сына. Светловолосый, крепкий и улыбчивый.

******

Как-то, когда Феде уже шестой годок пошёл, взял его Фома, по поручению матушки, в лес по землянику. Она пекла чудные земляничные пироги, и поэтому те охотно согласились.

Земляничных полян в лесу было несколько, Фома знал по меньшей мере три таких. Но первые две, которые были поближе, были изрядно обобраны.

- Видно, сынок, не одни мы такие, кому земляничкой полакомиться охота, - разводил руками Фома.

- Смотрите, батенька, я нашёл парочку, - мальчишка протянул ему ладошку с тремя маленьким ещё не доспевшими ягодками.

- Маловато будет, - усмехнулся Фома, показывая сыну пустой берестяной туесок, - надобно дальше в лес идти, там есть добрая полянка, меня туда отец, дед твой, мальцом водил.

Феденька послушно кивнул и посеменил за отцом, который всё дальше уходил в дебри лесные.

Фома шёл всё дальше и дальше, в какой-то момент ему показалось, что он забыл дорогу и они совсем заплутали. Он остановился передохнуть и оглядеться.

- Погляди ка, отец, - окликнул зачарованно глядя куда-то за кусты Федя. Мужчина оглянулся, но ничего примечательного не заметил.

Тем временем мальчик стал продираться сквозь заросли, аккуратно обминая колючие ветки, и восхищенно улыбаясь чему то впереди. Фома последовал за ним.

Вышли они на небольшую опушку, где стояли четыре молодые березки ровно вряд.

- Словно их кто-то нарочно так поставил, - улыбался Федька.

А позади берёзок, стоял огромный старый дуб, вольно раскинувший свои широкие ветви в разные стороны. Он стоял так чинно позади берёз, словно строгий мудрый дед присматривающий за младыми внучатами.

Фома оторопел. Глазел то на берёзы, то на дуб. Скверное, пугающее предчувствие пробежалась холодом по его коже. Федька медленно побрёл до берёзок, протягивая к ним ручонки. На миг, Фоме показалось, что дуб со всем своим дюжим видом подался вперёд, навстречу сыну. Не помня себя от страха, он закинул ничего не понимающего мальчонку на плечо, и бросился бежать от туда, не разбирая дороги. Подальше от этого дуба, подальше от той проклятой опушки! Скорее из леса. Фома бежал так, словно за ними леший гонится, мальчишка растерянно телепался у него на плече.

- Никогда, Федька! - кричал он сыну тяжело дыша, - Никогда, слышишь?! Даже под страхом смерти мы больше не пойдем в этот лес. Особенно ты!

Ребёнок совсем растерялся, решив что отец так распалился из-за того что он сделал что-то не так.

- Обещай что никогда, никогда не пойдёшь в лес! - потребовал Фома.

- Обещаю, - обиженно пробубнил Федя и от досады в голос зарыдал, а сам для себя решил, что непременно еще сюда вернётся.