Вдруг молодца посетила жуткая мысль:

"А вдруг, моя любонька, в земле лежит!"

И перепугавшись бросился руками землю разгребать. Выкопав в аршин яму и ничего кроме корней берёзы не обнаружив, вдруг понял всю глупость этой затеи, обтер руки о рубаху и ни с чем воротился домой.

Матушка ждала его на крыльце. Её уставший тревожный взгляд говорил о том, что она всю ночь не спала.

- Фомушка, родимый мой, да что же с тобой стряслось то?! - слёзно запричитала женщина, глядя на измазанного в земле сына.

- Что ж вы матушка так убиваетесь, - рассердился Фома, - аль умер кто?

- Да нет же милочек мой, - мать уже рыдала в голос, - ты же сам не свой стал! Ночами пропадаешь, рыбалку вон, совсем забросил.

Фома виновато скосил взгляд на брошенную им пару дней назад хватку, которая так и осталась лежать у крыльца.

- Расскажи сыночек, что приключилось у тебя, авось вместе и решим - как быть.

Фома задумался на миг и ответил:

- Я матушка, жениться буду.

- Ох! Да что же ты молчал то? Кто она? Давай сватов созывать, да сыграем свадьбу скоренько! - радостно засуетилась мать.

Фома опустил глаза, да поник весь.

- Не нашенская невеста моя. Не проста девка из деревни, - грустно ответил он.

- Чужеземка что ли? - испугалась мать.

- Может быть и так, не знаю я. Она и слова не проронила. Может вообще не говорит она отродясь. Немая она.

- Где же повстречал то ты её, горемычную? - осуждающе закачала мать головой.

- Да в лесу и повстречал, когда в ночи рыбачил.

Фома приуныл, как-то весь осунулся, отвернулся, неловко сел на крыльцо и опустил взгляд.

- Да кака девка в своем уме пойдет по лесу в ночи бродить?! Ох, не к добру это, чует мое сердце не к добру.

- Да она видать живет в том лесу, - виновато потупив взгляд, как-то неуверенно произнёс сын.

Ошалело поглядев на сына, женщина лишь снова неодобрительно покачала головой.

- Да ну хватит вам матушка, ну полюбилась она мне, что ж тут поделаешь. Жениться надо. А без неё и жизнь мне не мила, - глядя на мать исподлобья сказал молодец.

Матушка повздыхала, попричитала, покачала головой глядя на сына да молвила:

- Ну раз такое дело, я тебе и невесте твоей противничать не буду. Веди значиться, домой её. Будет женой тебе, а мне дочерью и помощницей.

- Добро матушка, тогда я в эту ночь за ней и пойду, - радостно согласился с матерью Фома.

И отправился спать в избу. А мать лишь стояла, разводила руками, не понимая, почему же в ночь, а не в день.

******

Вечером отдохнувший молодец подумал о том, что негоже матушке невесту свою голой показывать и полез в материнский сундук. Отыскал в нем на самом дне, сарафан её праздничный, который мать ещё девкой будучи носила. Схватил его, да уже собрался уходить, как настигла его мать у входа.

- А на что сарафан мой берёшь? - удивилась женщина.

- Надобно, - начав краснеть пробурчал себе под нос Фома и добавил: - Неужто жалко вам, сарафана старого?

- Что, Фомушка, одежка обветшала у ней совсем? - обеспокоенно поинтересовалась мать.

Фома молчал, налившись краской, как та вишня в их саду. Мать уперев руки в боки выжидающе глядела на него.

- Гола как младенец она, - подняв виноватый взгляд на мать, Фома принялся нервно скручивать сарафан в руках, да так сильно что ткань чуть не треснула.

Матушка лишь охнула, схватившись за лицо глядя в ужасе на сына.

- Ой беда! - вдруг зарыдала женщина на всю избу и принялась креститься, - Ведьма она! Околдовала тебя окаянная, приворожила! А теперь со свету сжить хочет.

Встав в проходе и раскинув руки завела ещё пуще прежнего:

- Ох, не пущаю, сын! Хоть коли меня, хоть режь, а к ведьме той, кикиморе болотной, не пущу.

- Окстись, мать. Совсем сдурела что ль?! - вышел из себя Фома. - Ты пойди, приляг, отдохни, уработалась вон, совсем.

- Сыночек мой, кровинушка моя, - плакала навзрыд женщина, - да коли ты сам не ведаешь, что сотворилось с тобой. Ведьма треклятая, привязала тебя, ты вон тепереча и мать родную не слышишь.

А потом бросилась ему в ноги и давай умолять его:

- Не ходь Фома, беда будет, сердцем чую. Обожди денёк другой, а я чуть свет, к знахарке побегу, да приведу к тебе. Она приворот сей ведьмовской мигом снимет! И заживем тогда ладно, славно, а в невесты тебе, другу красавицу сыщем. Вон, Настасья, Ивана - мельника дочь, уже который год в девках ходит, все нос воротит, а на тебя нет-нет, да поглядывает.

- Эх мать, - махнул на неё рукой парень, - ну на что мне та Настасья коли другая мне люба?

- Да не любовь это! Не ходь к ведьме! - кричала на него матушка утирая передником слезы.

Фома, совсем распалившись, схватил бьющуюся в истерике мать в охапку и уложил её на печь. А сам, скрипя зубами, словно не слыша её истошные рыдания, громко хлопнув дверью, ушел.

Шёл он в сторону леса, нервно размахивая червонным сарафаном и злясь на мать. Но больше на самого себя, за то, что так себя повёл с ней неуважительно. А потом, уверив себя что, как только он приведёт молодую жену в дом и мать увидит, что никакая она не ведьма и не кикимора, наладится всё само собой.

Луна уже была выше самой высокой сосны, где-то из лесу ухал сыч, звенели сверчки. Фома, поддавшись спокойствию ночного леса потихоньку и сам успокаивался. Главное теперь, чтоб любимая согласилась стать женой его.

Девушка уже сидела на их поляне и радостно улыбаясь, встречала его.

- Вот, - протянул он ей наряд, - это тебе, примерь.

Девушка удивившись, неуверенно приняла из его рук сарафан и стала вертеть его и разглядывать, словно диковинку какую.

- Я хочу забрать тебя из лесу, - нахмурив серьезно брови сказал он, - Будешь жить со мной и с матушкой. Изба у нас просторная, хозяйство хоть и не велико да нам хватает, да ещё рыбачить буду. Будем жить ладно, детишек заведём.

Она опустила сарафан внимательно слушая его, Фома видел, что она не совсем понимает его.

- Женой мне будешь, - жадно поцеловав ее в губы, зашептал Фома, - а я мужем верным тебе стану.

Девушка растерянно улыбалась робко, отвечая на поцелуи и вопросительно взирая на него.

- Детишек заведем! - радостно воскликнул он, сложив руки так словно качает младенца, и наконец увидел проблеск понимания в её глазах.

Счастливая улыбка озарила её лицо, и она радостно завизжав накинулась на него с пылкими поцелуями. Она целовала его лицо, уши, шею, содрав с него рубаху принялась целовать плечи и грудь. Фома, напрягшись от возбуждения завалил её наземь раскидав темно-зеленые локоны по траве и заглянув в её лукавые чёрные глаза, увидел в них страсть жгучую. Раздвинув хрупкие, нежно-молочные бедра вошел в неё резко с напором, словно свирепый кабан сквозь чащу лесную. Мял грубо тело её нежное, а она лишь стонала, прикрыв глаза и выгибаясь словно молодая берёзка под напором бури. И вконец разбушевавшаяся страсть вдруг разлилась горячей рекою в ее чреслах и стихла.

Они лежали под звёздным небом, обнявшись, лежали нагие и уставшие. Фома гладил её спину, а она нежно перебирала его светлые волосы. Не хотелось нарушать чарующее мгновение, не хотелось говорить, не хотелось вставать. Лишь хотелось, чтоб момент этот длился вечность, ну или хотя бы до утра. Девушка лёжа на его руке задремала, Фома любовался изгибом изящных линий её тела, тонкими, нежными чертами лица. Вконец разнежившись, он медленно растворился в безмятежном сне.

******

Проснулся Фома, когда жаркое солнце уже вовсю заливало поляну. С досадой обнаружил что милая снова исчезла, а маменькин сарафан так и остался лежать подле него на земле. Но вдруг, его взгляд наткнулся на нечто, чего ещё вчера на поляне не было. Цепенящий страх тонкой струйкой пополз между лопаток. Посреди поляны стояла невысокая тонкая берёза, а подле корней её, земля была рыхлая.

"Не может быть!" - пытался успокоить свои тревожные думы Фома, второпях натягивая одежду дрожащими руками.

Он бросился к той жуткой полянке с таким же деревом, а прибежав, обнаружил, что там берёзы нет, лишь земля была сырой и вспаханной в том месте, где она стояла.