- Что ты делаешь?- насторожился Фома.

- Уаа-а, - снова пыталась она его успокоить.

Фома почувствовал как что-то ползет по его руке, и повернув голову, увидел как лезут, прорывая землю чёрные толстые, тугие корни и крепко опутывают его запястья. Лес содрогнулся от крика ужаса.

- Отпусти! Скорее отпусти, дура проклятая! - орал Фома.

Но девушка словно не слышала его. Белые корни из рук её, снова поползли к нему. Фома пытался вырваться, но он прочно был прикован черными корнями к земле. А девка, тем временем, разорвала рубаху на его груди, и ее корни снова коснулись его кожи. Фома на миг замер наблюдая в ужасе за происходящим. Сначала он почувствовал множество болезненных уколов в грудь и лишь только потом увидел, что эти корни, прорывая плоть, расползаются внутри него. Фома забился в истерике пытаясь вырваться. Он кричал, изгибался, скидывал с себя её руки, угрожал ей, умолял, но всё было тщетно. Мучительница, закрыв глаза, ушла слишком глубоко в себя и словно не слышала его стенаний. Фома чувствовал, как эти корни расползаются всё дальше под его кожей, в руки и шею, вонзаются, рвут, проползая всё дальше. Наконец, движение внутри него остановилось, и парень с ужасом увидел, как корни наливаются темно-красным.

- Кровопийца! - заорал Фома. - Ведьма!

Она не обращала на него внимания, тело её вдруг стало уже не таким бледным, а щёки наливались румянцем.

Фома закрыл глаза и стал в голос читать "Отче наш".

Когда Фома решил что ведьма прекратит только тогда, когда высосет из него всю кровушку, он почувствовал, как эти проклятые корни покидают его тело. Он распахнул глаза и увидел счастливое, румяное лицо своей мучительницы. Вся она как-то раскрасилась, стала ярче, светлее. Губы из бледных - алыми, волосы из темно - зелёных стали салатовыми, а черные глаза, где даже невозможно было различить зрачков, посветлели став темно-серыми. Девица глядела на него всё так же влюблённо, словно и не было вовсе, того жуткого ужаса который закончился только что. Но освобождать его она совсем не спешила.

Фому раздирали двойственные чувства, с одной стороны он не мог и не хотел верить, что его любимая - чудовище, с другой, происходящее сейчас, говорило об обратном. Боль всё ещё слабо пульсировала в его теле. Кожа на груди и вены по всему телу от проколов ныли. Запястья и щиколотки, растёртые в кровь корнями, что сковали его руки, пекло. Девушка тем временем легла рядом, светло-зеленая голова аккуратно умастилась на его плече, рука поглаживала небольшие ранки на груди. Фома молча заплакал.

******

Тревога в его груди проснулась, прежде чем сам Фома. Открыв глаза, он судорожно пытался понять что произошло пока он спал. Что-то зеленое лежала на его лице, руки и ноги по-прежнему были скованны. Замотав головой, ему почти удалось сбросить нечто, укрывавшее его лицо. С облегчением он увидел, что это всего лишь лист лопуха. Всё его тело было накрыто лопухами. Сквозь появившийся зазор, Фома смог разглядеть кусок поляны и нависающие над ним ветки берёзы. Тело всё ещё ныло, и очень хотелось пить..

Кое-как, подергавшись, ему удалось сбросить часть лопухов. Оглядев внимательно корни и слегка потянув, парень понял, что они слишком сильно засели в земле. Содранное запястье снова заболело. Фома огляделся, насколько он мог себе это позволить, пытаясь понять, откуда эти корни. В том, что они не принадлежали его берёзе, он был точно уверен. Собравшись с духом, Фома рванул обе руки вверх пытаясь вырвать корни из земли. Крик боли громким эхом разнесся по лесу. Кровь закапала из свежеразодранных ран наземь. От крика, в пересохшем горле запершило, и он закашлявшись, зарыдал в голос.

"Вот и пришел мой конец", - обреченно думал Фома - "Коли не любимая умертвит меня, так солнышко ясное да жажда добьют".

Он лежал так очень долго. Страдая от жажды и жары. Затем не стерпев и обмочившись, почувствовал мимолётное облегчение и потерял сознание.

Очнулся он с жуткой головной болью. Обратил внимание, что листья укрывавшие его исчезли. Всё его тело было накрыто приятно холодящими мокрыми лоскутами из его же одежды, а на нём не осталось совсем ничего.

Уже стемнело, и берёза исчезла со своего места, но и девицу было не видать.

Вдруг, она появилась перед его лицом с оторванным, мокрым куском подола матушкиного платья и принялась выжимать из него воду. Фома судорожно открывал рот, жадно глотая. Девушка много раз бегала к реке мочить ткань, пока парень не почувствовал что жажда постепенно отступила. Затем, девица принялась заботливо кормить жениха ежевикой, но голод она не утоляла.

- Рыба в сети возле берега привязана. Поджарь, а? - осипшим голосом взмолился Фома.

Она, быстро среагировав, вернулась с трепыхающимся в её руках небольшим ершом и стала тыкать им Фоме в лицо.

- Ох, батюшки! - поморщился он, - Да его ж, поджарить, как следует надо, а затем только есть. Возьми в мешке возле пепелища огниво, да разожги огонь.

Девка испугано замотала головой.

- Ну тогда меня пусти, я сам! - разозлился Фома - Долго ль ещё изводить меня будешь?!

Она снова отрицательно мотнула головой и с опаской поглядела на кучу золы обложенную четырьмя камнями, где Фома вчера готовил свою вечерю.

"Огня она, что ли боится?"- промелькнуло в голове у Фомы.

Но не успел Фома опомниться, как ее руки с извивающимися как белые черви, корнями, снова легли на его грудь.

- Убери, проклятая! - закричал он что было мочи.

Но боль рвущая плоть и проникающая под кожу заглушила всё, что он хотел ей ещё сказать. Мучительно расползающиеся по всему телу корни, снова проникали и присасывались к венам.

" Вот теперь мне уж точно не жить",- горестно подумал Фома.

Но в этот раз происходило что-то другое. Он не почувствовал как она высасывает из него кровь. Происходило нечто другое. Он ощутил, как головная боль постепенно отступает, а корни, темнея у основания и быстро наливаясь, словно возвращали его кровушку обратно. Некое приятное тепло разливалось по всему телу. Оно успокаивало боль и даже бодрило. Раны на запястьях перестали жечь, отступал голод и жажда. Корни, уползая из его тела снова в руки девушки, больше не причиняли боль, а исчезнув не оставили за собой ни следа. Кожа, в том месте, где только-только были пробитые раны, полностью заросла. Ощущение лёгкости и безмятежности поразило Фому, так хорошо он не чувствовал себя никогда.

- Ох, бесовщина! - только и смог он молвить.

Ни ранки, ни царапины, всё зажило. Может и зря он так злился на любимую? Может он просто не понимает чего, а она лишь добро ему делает, а он как дурак противиться. Фома изумленный, новыми ощущениями даже решил, что простит её, если она его освободит.

- Отпусти же теперь меня, слышишь?- потребовал Фома.

Но она его не слышала. Девушка что-то искала в своих волосах. Это были те горошины, только теперь они стали размером с небольшое яблочко, а выглядели как не раскрывшийся зеленый бутон тюльпана.

- Что это? - насторожился Фома.

Она не ответила, лишь легкая мечтательная улыбка коснулась её лица.

Девушка поднесла этот бутон к его лицу, умиляясь и словно хвастаясь.

- Ум-м-м! - восхищалась она.

Фома, конечно же, ничего не понял.

Дева вдруг засуетилась, как - будто, готовясь к чему-то торжественному.

Нарочитым плавным движением она поднесла бутон к ноге Фомы. Тот смотрел завороженно на сеё действо. Смотрел, пока не увидел вылезшие тонкие лапки из бутона, мгновенно вонзившиеся в его плоть. Что-то маленькое, гладкое, зелёное, выскользнуло из бутона и стремительно вгрызаясь в ногу заставило Фому взвыть от боли.

- Уйди окаянная! Зашибу, скотина, - кричал он не своим голосом, - Ей богу, зашибу-у-у! Только дай освободиться!

Маленький комок прорвался под кожу и с усилием пополз, вздымаясь бугром. Шар остановился чуть выше колена и замер. Обезумевшим взглядом Фома наблюдал как она достает ещё один такой бутон из волос и подсаживает ему на живот.