– А что она? – Спросил Бьякуя с напускным равнодушием.

– Ну, ты знаешь, – Хаями впервые смутился, – с ее стороны нет такого… чтобы совсем уж. Мне кажется, ее очень устраивает просто дружба со мной. Встретиться, поболтать, может быть, немного потренироваться вместе. Ей просто нравится тот факт, что я есть рядом с ней. А я, пожалуй, не решусь на чем-то настаивать и что-то менять. Согласен быть рядом на любых условиях, лишь бы она меня не выперла, – он рассмеялся. – А еще мне порой кажется, что, когда она на меня смотрит, она видит не совсем меня.

– Пожалуй, – Бьякуя пристально поглядел на собеседника, – я даже догадываюсь, кого. Но вы двое, – он нахмурился, – могли бы просто нормально все рассказать.

– Про тебя говорят, – Хаями снова заулыбался, – что ты сам не больно-то рассказываешь.

– Не в этом дело.

– Да, пожалуй.

Они снова надолго умолкли, уставившись на тихую гладь озера. Солнце уже село, вокруг стремительно сгущалась темнота.

– Хорошее место, – вдруг ни к селу, ни к городу заявил Хаями. – Ты часто тут бываешь?

– Нет, – рассеянно отозвался Кучики. – Второй раз.

– Значит, это не твое место? Тогда я буду здесь бывать.

– Зачем? – Бьякуя недоуменно покосился на руконгайца.

– Просто. Красиво. Можно медитировать. Или так любоваться.

Кучики недоверчиво и даже подозрительно разглядывал собеседника. С чего это вдруг он завел речь о красотах природы? Пытается понравиться, произвести впечатление? Увести от темы?

– Номизу Хироши здорово о природе писал, – невозмутимо продолжил Наото. – Мне у него многие вещи нравятся.

Тут Бьякуя от изумления даже моргнул.

– Но это сейрейтейский поэт, – сказал он. – Ты не должен его знать.

– О, но видишь ли, – пояснил Хаями, – мой отец всегда был большим любителем поэзии. И когда жил в Сейрейтее, разумеется, интересовался и местными авторами. Пока я был маленьким, он цитировал мне наизусть множество стихов. Я запомнил почти все. А ты его тоже знаешь? – Обернулся он к Кучики. Тот медленно кивнул.

– Один из моих любимых.

– Здорово, – обрадовался Хаями. – Значит, наши вкусы совпадают. – И вдруг расхохотался. – Нам даже женщины похожие нравятся. Эх! Вот, послушай это.

Стелется лоза

На Холмах свиданий, но

Сможет ли она

Возлюбленной показать

Тайные пути ко мне.

Кучики только моргал, недоуменно пялясь на разошедшегося руконгайца.

– Это танка из Мира живых, – пояснил Хаями. – Фудзибара-но Садаката. Мой отец обожал сборник Ста Поэтов**.

Бьякуя, наконец, понял, что во всем этом кажется ему странным.

– Ты не производишь впечатления человека, получившего хоть какое-то образование, – заметил он.

– А, это я просто в Руконгае так привык, – виновато пожал плечами Наото. – Дальше пятидесятого района за умные слова запросто можно получить по морде. А уж если в восьмидесятом начать цитировать поэтов, тут же прирежут.

На это Кучики не нашелся, что ответить.

– С тобой проще разговаривать, – признался Хаями. – Ты не станешь поднимать меня на смех только за то, что я цитирую любимые танка.

– Что же в этом может быть смешного? – С недоумением проговорил Бьякуя.

– Ты не представляешь, как мне из-за этого доставалось в юности! – С жаром воскликнул Хаями. – Я, воспитанный отцом-самураем, выросший в первом районе Руконгая, ушел из дома наивным мальчишкой, не ожидающим от мира никаких неприятностей. Мой отец считал хорошее образование одной из обязанностей настоящего самурая. Я обожал поэзию и любил порой блеснуть эрудицией. И далеко не сразу понял, что не всем нравится, когда кто-то умнее и воспитаннее их. В дальних районах не раз схлопотал по физиономии, пока сообразил, что благоразумнее будет притвориться обычным грубияном. Правда, у меня, кажется, это не очень хорошо получается.

– Да, и в самом деле, не слишком, – согласился Бьякуя. – На грубияна ты не похож. – Он снова с интересом вгляделся в своего собеседника. – Сперва мне казалось, что ты несколько простоват, и только стараешься казаться умнее, но, выходит, все обстоит как раз наоборот.

– Точно, – кивнул Хаями. – Приходится скрывать свою утонченную натуру за ехидной ухмылкой. Впрочем, я так привык к ней за годы странствий, что уже и сам толком не помню, каким я был раньше.

Бьякуя и сам не заметил, что уже сочувственно кивает вслед словам собеседника. Он-то прекрасно представлял себе, что такое соответствовать. И как образ, которому ты соответствуешь, изменяет представление о себе.

– Знаешь ли ты, Кучики, – с горечью закончил Хаями, – каково это – быть не таким, каким тебе хочется, а таким, каким тебя хотят видеть окружающие?

– Можешь себе представить, – немного ворчливо отозвался Бьякуя, – я всю жизнь так живу.

– В самом деле? – Наото оживился, развернулся к собеседнику.

– Я глава клана, – напомнил Кучики. – Я должен поступать так, как положено, даже когда мне это поперек горла.

– Действительно, – Хаями таращился на Бьякую так, будто впервые его увидел. – Уж ты-то меня понимаешь.

– Никогда не думал, что встречу кого-то, у кого такие же проблемы, как у меня, – признался тот.

Хаями рассмеялся.

– Знаешь, если бы мы встретились в Руконгае, я бы предложил тебе держаться вместе.

– А так не предложишь? – Поинтересовался Кучики.

– Я бы предложил, да тебе незачем. Это я здесь чужой. А ты свой, у тебя и без того полно друзей.

Эта фраза напомнила Бьякуе обо всех разочарованиях сегодняшнего, невероятно длинного дня.

– Друзей? – Ехидно переспросил он. – Что ж, был момент, когда я начал в это верить.

– У тебя что-то случилось? – Хаями тут же озабоченно нахмурился.

– Не имеет значения, – Кучики не хотел обсуждать свои проблемы с тем, кто был одним из их источников.

– Тогда… может быть, все-таки будем держаться вместе? – Спросил Наото, неуверенно улыбнувшись.

– Хаями, неужели ты действительно не понимаешь, что одна из моих проблем – это ты и есть?

– Я понимаю! Но послушай, – с жаром воскликнул Хаями, – ведь дружба благородных с простолюдинами вашими законами не возбраняется! Я ведь правильно понял ваши правила?

– И что с того? – Бьякуя хотел сказать, что дело вовсе не в том, хочет он или нет дружить с этим парнем, а в его отношениях с Рукией, но Хаями его перебил:

– Так ведь мы с твоей сестрой просто друзья! Ее это устраивает, я… ладно, смирился, закон таких отношений не запрещает, и у тебя, таким образом, нет повода для беспокойства!

– Это так, – согласился Кучики, – но только до тех пор, пока ваша дружба остается таковой.

– Хорошо, но до тех пор, пока это так, я перестаю быть твоей проблемой?

– Пожалуй, да.

– Фух! – Хаями с облегчением выдохнул. – Похоже, нам удалось разрешить наши разногласия мирным путем. Я рад. Рукия очень не хотела, чтобы я с тобой ссорился. Она любит тебя.

– Думаю, это всего лишь благодарность, – нехотя отозвался Бьякуя. – Давай возвращаться в город. Уже совсем стемнело.

– Да, давай.

Капитаны оделись, скрыли потрепанную форму под хаори и быстрым шагом направились в сторону расположения отрядов.

– Слушай, Кучики, – вдруг смущенно проговорил Хаями, – раз уж мы больше не враги, ты мог бы выполнить одну мою просьбу?

– В чем дело? – Бьякуя тут же насторожился. Вот сейчас и выяснятся истинные намерения этого руконгайца, так долго заговаривавшего зубы воспоминаниями юности.

– Ты говорил, что Номизу – один из твоих любимых поэтов. Может быть, у тебя есть сборник его стихов? Ты не мог бы дать мне его почитать? Я помню далеко не все из того, что рассказывал отец, а он ведь тоже не все запомнил…

Бьякуя, окончательно сбитый с толку, не сразу сумел ответить.

– Конечно… у меня есть его сборники. Ты уверен, что об этом хотел попросить?

– Вообще-то, нет, – Хаями рассмеялся. – На самом деле я хотел спросить… может, у тебя еще что-нибудь найдется?

Почему он снова о поэзии, изумился про себя Бьякуя. Он ожидал, что собеседник, пользуясь случаем, заговорит о Рукии, попытается выпросить для себя чего-то такого, из-за чего им опять придется выяснять отношения с самого начала. Почему он ведет себя так, будто все их разногласия уже решены? Или может… это и в самом деле так?