– Тебе ведь нравится наше село?

– Да, красивое село, окруженное полями , лесами, горами… Сказочно красиво.

– Весной еще красивее,– радостно говорю я, потому что вижу, что она снова проявляет интерес к нашему селу, – Деревья цветут, в садах переливаются птицы, из леса доносится радостное вещание кукушки…

Девушка, внезапно, оборачивается, показывая на поникшее одинокое персиковое дерево, растущее у главной дороги в село, под которым недавно стояла и говорит:

– Это персиковое дерево также цветет?

– Еще как! – оборачиваясь, отвечаю я. – в селе, как раз, первым расцветает это дерево.

– И ты , конечно, обрываешь цветущие ветки,– говорит она.

Честно говоря, в жизни я с этого дерева не оборвал ни одной ветки. Зачем мне? Но не знаю, почему. я говорю:

– Да, обрываю. Очень красивые цветы на нем, красно– фиолетовые. Обрываю, в основном, те ветки, на которых больше цветов…

Девушка смотрит на меня, не то разгневанно, не то с досадой:

– И тебе не жалко?

– Что? – меня чуть не раздирает смех.

– Дерево, – глядя прямо на меня, с опозданием призносит девушка, – Абик, дай слово, что отныне ты с этого дерева никогда не оборвешь ни одну ветку! Ведь эти ветки тоже хотят жить, – добавляет она, долго глядя на персиковое дерево, виднеющееся вдали сквозь сумерки, – они также любят жизнь, любят весну. Когда ты обрываешь эти ветки, они теряют свою весну. Понимаешь. они умирают навечно, и больше никогда не смогут увидеть те цветы, которые появляются каждый год, когда наступает весна и деревья снова цветут…

Впервые слышу, что персиковые деревья тоже хотят жить, и будто они тоже любят весну. Очень удивительно. Но тут я вспоминаю: случается, просто топором ударишь по стволу дерева, и сразу течет вода с места удара. Кто знает, может , деревья тоже плачут, а эта вода – и есть их слезы…

Я обещаю, что никогда впредь я не трону ни одно дерево, в частности , одинокое персиковое. Хочу еще что-нибудь сказать в этом направлении, но уже поздно. Потому,

что дошли до наших ворот, и наша собака Чалка, хлопая большими ушами, бросается к нашим ногам, от радости кидается из стороны в сторону, кувыркается на земле, издавая какие-то звуки.

– Не забыл меня, – ликует девушка, наклоняется и обнимает Чалку. Чалка, наклонив голову, не моргая, смотрит на нее, хвостом метет землю, от радости снова кувыркается. Совсем одурел. Мы входим во двор, и я зову:

– Маам…

Тут открывается дверь на веранду, и на лестнице появляется мама, с собранными в узелок волосами на голове.

– Ты где это, сынок?

Однако, мать не успевает отчитать меня, на мгновение удивленно смотрит на девушку, которая со мной вошла во двор, и быстро спускается по лестнице.

Я смотрю то на девушку, то на мать.

– Аргина…– мама . протянув руки вперед, не сдерживая слез , обнимает девушку, – моя любимая, моя родная девочка, каким ветром тебя принесло в наши края?

Удивительно… По щекам девушки, также, текут слезы. Невозможно понять этих женщин, вообще, они плачут даже тогда, когда, наоборот, нужно смеяться.

– Абик, – тут же поворачиваясь в мою сторону, говорит мама, – быстро беги в контору, найди отца, скажи, пусть идет домой.

Я срываюсь в сторону здания сельсовета, которое не так уж и далеко от нашего дома.

– Скажи, пусть идет домой, – кричит вслед мне мама, – скажи, Аргина приехала из Баку. Значит, этот город – Баку… И как не смог догадаться. И еще сказал, что хорошо знаю географию. Какой позор…

В нашем селе нет девушек по имени Аргина. Я впервые слышу такое имя, и оно мне безмерно нравится. Мне нравится не только ее имя, но и то, что она постоянно улыбается, и ее улыбка искренняя, приятная и немного с грустинкой…

Я смотрю на противоположную. гору, склоны которой утопают в дремучих лесах. Поднимаясь из ущелья Матур, они доходят до самого неба. Смотрю долго, и, вдруг, мне кажется, что далеко-далеко, за тысячи гор и ущелий вижу тот незнакомый и красивый город, в котором родилась Аргина.

Да, в нашем селе нет девушки по имени Аргина. С изящной фигурой, со светлым лицом, излучающим нежную красоту и очарование, с белоснежным рядом зубов и розовыми губами, она, будто, спустилась с небес. Такой красивой девушки не только в нашем селе, наверное, во всем мире нет. Я всех девушек нашего села сравниваю с Аргиной, хочу найти среди них одну, которая, хоть немного, была бы похожа на нее, но не нахожу. Такой, как Аргина , нет.

“Вииш-ш-ш, вииш-ш-ш…” – напевает наша речка Барак Джур свою заунывную старинную песню, и из лесной глуши, время от времени, ей отзывается ночная сова – протяжно и печально…

Опираясь локтями о перила веранды, я тихо прислушиваюсь к ночным голосам. В саду, еле заметно, качаются деревья, в ночной тишине я ясно вижу, как листья, кружась в воздухе, медленно опадают на землю… В глубине сада , не то у ограды в кустах ежевики, не то под деревьями, перебивая друг друга, беззаботно и беспрерывно поют сверчки..

Смотрю на небо… на нем сегодня звезды немыслимо яркие и крупные. Большая круглая луна медленно плывет над бездонными ущельями, над лесами и горами, освещая весь мир своим серебром…

– Папа, – спрашиваю я, – Луна дальше или Баку?

Отец смеется:

– Ты уже взрослый парень, и тебе стыдно задавать такой глупый вопрос.

– Почему?

– Посмотри на небо, что ты видишь на нем?

– Звезды.

– Еще?

– Луну.

– Верно. А Баку видно?

– Нет.

– Ну, теперь иди и хорошенько подумай, что дальше.

Мой вопрос, наверное, был сложным, потому что ответ моего отца оказался еще сложнее… я ничего не понял из сказанного им. Отец любит говорить загадками. Нашел время философствовать....

Со стороны высокой горы Кахнахач раздался выстрел. Луна от выстрела вздрогнула на куполах деревьев и снова продолжила свой путь в темно-синем небе.

Там, далеко, на дальнем склоне Кахнахача, выстрел повторился. Наверное, браконьеры…

Я все время думаю об Аргине. Вспоминаю, как ее алые губки с колдовским выражением произносят армянские слова, совершенно не похожие на наше наречие, как смотрят ее большие красивые глаза, пронизывая насквозь до глубины души, как улыбается, как ходит. Я, откровенно, не могу не думать о ней… потому что для меня, даже произносить ее имя, – уже большая радость…

Аргина надела синее платье , которое ей очень идет. В ней она обворожительна. Я ей говорю:

– Ты стала еще красивее.

– Правда? – смеется Аргина и берет мою руку в свои теплые ладони, улыбаясь, говорит: – Деревенский воздух мне идет…

Отец тоже безмерно внимателен и любезен по отношению к Аргине. Во время обеда , сидя за столом, я каждый раз, наблюдая исподтишка, замечаю, как он теряется, встречаясь со взглядом Аргины, радостная улыбка не сходит с его лица, а глаза блестят улыбчиво. В таком хорошем настроении я вижу отца только в праздничные дни и чувствую, что сегодня тоже для него праздник, может, даже, очень большой . Я чуть не схожу с ума от любопытства, потому что, в конце концов, не знаю, кто такая Аргина и зачем она приехала к нам домой. Не лето же, чтоб отдыхать.

– Дорогая Аргина, нет в мире ничего дороже и слаще дружбы, – говорит отец, повторно наливая рюмку и медленно поднимаясь с места. У отца привычка такая, как выпьет одну рюмку, начинает подряд предлагать тосты.

– Чего встал. сидя говори, – без злого умысла замечает мать и наливает густое ежевичное вино себе и Аргине.

– Нет, Арус, ты не знаешь, по новому закону тамада должен говорить свое слово стоя. – Да, дружба очень дорогое и сладостное понятие, жизнь без дружбы, без друзей, будто, мир без ясного солнечного света. Дружба приумножает нашу радость и наполовину уменьшает горечь нашей жизни. Даже болеть приятно, когда знаешь, что есть люди, которые ожидают твоего выздоровления, как радостного праздника. Твое здоровье, Аргин…

– Не понимаю, сколько можно пить за здоровье Аргины? – с поддельным удивлением спрашивает мама.