Аргина нетерпеливо трясет головой:

– Только одно слово – да или нет?

– Да, конечно, да. Но не понимаю, что это означает.

– Пока оно стоит на месте целое и невредимое, со мной ничего не случится, ни приключений, ни горя, но если не станет этого дерева, кто-нибудь срубит его, или сломается хотя бы одна веточка, с нами случится большое несчастье.

Она произносит это с такой твердой уверенностью, что можно ужаснуться, и я реально думаю, что она сошла с ума. Неужели, она не понимает, что я останусь на месте, если с ней что-то случится? Вероятно, о том же думает Армен, потому что, обнимая Аргину за плечи, он испуганно спрашивает:

– Аргина, думай, что ты говоришь.

– Я знаю, что я говорю. Я верю в предрассудки… Скажи мне, ты же не дашь , чтобы кто-то срубил его?

– Никогда! Не беспокойся.

– Ты мне очень дорог, Армен....

Армен нежно ее прижимает к груди, и какое-то время они стоят так молча, обнявшись. Потом он спрашивает тихо:

– Сколько времени осталось до осени?

– Не знаю, не считала.

Армен замолкает на две секунды, потом говорит:

– Ровно четыре месяца.

– Армен, милый, не нужно говорить об этом.

– Почему?

– Мне кажется, я до этого не дотерплю…не доживу…

Я приподнимаюсь с места, внимательно смотрю на Аргину.

– В наших краях свадьбы играют только осенью, – говорит Армен, – обычно так.

– Какая отсталость, – говорит она, но я по ее голосу чувствую, что она шутит. – В наше время, когда идет беспощадная борьба с пережитками прошлого, к несчастью, находятся люди, которые придерживаются старых обычаев. Неужели, действительно, нельзя хотя бы один раз нарушить этот обычай?

После этих слов они весело смеются. Потом Аргина говорит:

– Ну, я пойду, Армен, поздно уже.

– Как быстро проходит время. Когда встретимся?

– Не знаю.

– Эти четыре месяца хочу каждый день встречаться с тобой.

– А потом? – говорит Аргина.

– А потом встретиться и никогда не расставаться.

Я тихонько, без какого-либо шума, сползаю назад, чуть в сторонке, в темноте, встаю на ноги, бегу домой. Я бегу быстро, иногда оглядываясь назад, будто, кто-то гонится за мной.

Как прежде, дома никого нет. Наша Чалка несколько раз кидается к моим ногам, прыгает в разные стороны, но я не обращаю на нее внимания, и, не выключая светa, срочно ложусь в постель.

Я долго жду Аргину, а ее нет.

Тяжелые, черные тучи накрывают диск луны, на улице все погружается во мрак. И в этой кромешной мгле ясно слышен монотонный шум нашей речки Барак Джур.

Затаив дыхание и прислушиваясь, я с нетерпением жду. Во дворе со скрипом открывается калитка. Это Аргина. Она бесшумно, легкой походкой входит в свою комнату. Отсюда, с моей кровати все четко видно под ярким светом настольной лампы. Я притворяюсь, что сплю, но тайком слежу за ней. Аргина подходит к зеркалу, я вижу в нем ее чуть бледное, но обаятельное лицо , красивый нос с чувственными ноздрями, крупные и выразительные глаза, полные губы… Привычным движением головы она откидывает упавшие на лоб волосы и неожиданно закрывает руками лицо. Неужели плачет?

Сердце волнуется от моей безответной любви и жалости к ней. Однако, я боюсь произнести, даже, слово сожаления, она может обидеться, заметив, что я слежу за ней. Поэтому начинаю слегка посапывать.

Аргина медленно поворачивается от зеркала, заходит в мою комнату. Я слышу ее приближающиеся шаги… Она подходит ко мне, осторожно садится на край моей кровати. Я чувствую, как она склоняется надо мной, уже чувствую ее приятный аромат. Теплые губы Аргины касаются моей щеки. Я быстро открываю глаза, одной рукой слегка обнимаю Аргину, хочу ее поцеловать, однако, не осмеливаюсь.

– Ты же не спал, Абик? – Спрашивает она, не отходя от меня.

– Нет, отвечаю дрожащим голосом. – Не спал. Где ты была столько времени? – спрашиваю я, отводя глаза в сторону.

На мой вопрос она не отвечает.

– Абик, ты можешь посчитать. сколько осталось до осени?

– Что тут трудного? Ровно четыре месяца.

– Ты счастливый, Абик, для тебя четыре месяца – просто четыре месяца и все.

– А для тебя? – спрашиваю я и чувствую, как трепещет мое сердце.

– Для меня… – Аргина мгновение думает. – Для меня – целая вечность.

В эту ночь она легла поздно. Проверяла контрольные. Но, как только легла, сразу уснула. Я всегда удивляюсь ее умению засыпать мгновенно. Я так не умею, ворочаюсь с боку на боку, снова и снова вспоминаю все то, что увидел и услышал в том саду возле ущелья, под деревьями, и, все равно, не могу уснуть.

Из моего окна виден лишь край неба, и эта часть неба пока покрыта тучами, там не на что смотреть. В комнате душно, наверное, пойдет дождь. Я хочу встать, открыть форточку, но боюсь, что Аргина проснется. Снова плотно закрываю глаза, стараясь погрузиться в сон.

И вдруг в это время со стороны гумна какой-то тревожный звук, разрывая глубокую весеннюю тишину, проносится над спящим селом.

– Эге-ге-ге-е-е-й… От этого ужасного окрика у меня стынет кровь, я быстро сажусь в кровати, охваченный ужасом, смотрю по сторонам.

– Эге-ге-ге-е-е-й, – тревожный мужской голос многократно отзывается эхом в горах и в бездонных темных ущельях.

Я встаю с кровати, бегу к Аргине и начинаю трясти ее за плечо:

– Аргина, вставай.

Аргина открывает глаза и смотрит на меня с удивлением, ничего не понимая. Потом вдруг, вскакивая с кровати, она бросается к окну. Я только сейчас замечаю, что зловещее пламя на улице охватило все небо. Аргина почти срывает со стула свое платье, то самое, небесно-голубое, очень быстро его надевает и говорит, задыхаясь:

– Абик, там горит больница…

Она стремительно выходит из дома и бежит, громко захлопнув дверь. Я также, едва успевая надеть брюки, сразу выбегаю на улицу, мчусь к больнице, что совсем недалеко от нас. Со всех концов села, дальних и ближних, с тревожными возгласами, держа в руках факелы, бегут люди. А больница трещит, охваченная огнем, языки пламени ползут по окнам, стремясь внутрь помещения.

– Дети, там дети, на втором этаже, – слышу чей-то пронзительный голос.

Из главного входа, из окон первого этажа срочно выносят больных на носилках, почти друг на друге. Шум, переполох, плач и мольбы… от этих голосов и треска бешеного пламени трясутся небо и земля.

– Дети. Их нужно вытащить из здания, – истошным голосом кричит какая-то женщина, и в этом шуме и многоголосье я едва узнаю мамин голос. Мама с какими-то людьми выносит на носилках какого-то человека, наверное, того, которого задрал медведь.

И, вдруг, в дыму и пламени мелькнула Аргина. Это было лишь короткое мгновение, в следующую секунду она исчезает с поля моего зрения.

– Абик! – кто-то зовет меня сзади.

Все же, в этой суматохе я узнаю голос Аргины. Оборачиваюсь: в проеме двери на первом этаже вижу Аргину с каким-то ребенком на руках. Руками отмахиваясь от огня и дыма, задыхаясь, я бегу в сторону Аргины, из ее рук беру ребенка и бегу назад. Одна старая женщина забирает у меня ребенка, я снова бегу к дверному проему. Но там никого нет. Я хочу войти внутрь, но оттуда пышет такой жар, что мгновенно отпрыгиваю назад.

Люди уже добежали до меня с полными ведрами, кувшинами и кидаются из стороны в сторону, это наши соседи, есть люди с дальнего конца села, все бегут в разные стороны, орут, кричат, не слыша друг друга.

– Воды принесите, быстро…

– Землю несите…

– Лопатами. лопатами кидайте землю.

– Воды сюда, к дверям. Скоро приедет пожарная машина, земли бросьте.

– Из райцентра до нас сорок километров, да еще по нашим дорогам пока доедет, все превратится в пепел.

Огонь разбушевался, к дверному проему подойти уже невозможно. Я с нетерпением смотрю в ту сторону, но Аргины нет. Где она застряла?

Бешеный треск пламени, крики людей и топот ног, печальное присутствие огромных цистерн с водой в кузовах грузовиков, – все это превратилось в страшный переполох, от которого, кажется, сама земля стонет и движется под ногами.