— Сэлли (прим. пер.: Sally — существующее женское имя, уменьшительное для имени

Сара)?

— Нет. Салли. Либо потому что я угрюмая (прим. пер.: Sullen — отшельник, бука,

угрюмый, сердитый, надутый), либо потому что я все вокруг пачкаю. Выбери что-нибудь сама.

Голос у нее молодой, так что она и сама, должно быть, не так давно была новичком. Но

тон у нее тяжелый, взвешенный, с той многогранностью, которую дает только пережитый опыт.

— Итак, Салли, когда они позволят мне увидеть мою мать? — Я не хотела видеться с

Джессой. Слишком опасно. Но, возможно, я смогу предупредить мамочку. Дать ей знать, что я

видела Джессу подопытной в лаборатории в будущем, чтобы она могла предпринять

дополнительные меры предосторожности и не дать этому воплотиться.

Глаз закатился вверх.

— Тебе не дадут увидеться с семьей, Птенчик. Это не заключение, ты знаешь. В Лимбо

нет права на свидания.

Да? Моя кожа покрылась ссадинами из-за грубого материала комбинезона, и я живу в

клетке с ведрами для мочи и экскрементов, в которых многие дни идет процесс разложения.

Конечно, это заключение.

— О чем ты говоришь? Что такое Лимбо? — Когда я задала вопрос, я поняла, что уже

слышала этот термин от Председателя Дрезден.

Глаз Салли закрылся, и я увидела линии, испещрившие ее веко, слишком тонкие, чтобы

быть венками. У нее, должно быть, там вытатуировано изображение. Я пододвинулась чуть

ближе, но моя голова заслонила и так тусклый источник света, так что я отодвинулась обратно.

Глаз распахнулся.

— Ты в Лимбо, потому что еще не сделала ничего плохого, поэтому они не могут

признать тебя виновной в чем-нибудь. Но они также не могут отпустить тебя, потому что ты

совершишь преступление. Так что они держат тебя здесь, пока что-нибудь не изменится.

— Но что может каким-либо образом измениться? — спросила я. — Я не могу совершить

преступление, если они заперли меня. Правильно?

Глаз моргнул.

— Может быть, Птенчик. А, может, и нет.

— Что это значит?

Она не ответила. Я ждала целую минуту, но глаз просто продолжал смотреть на меня.

Я попробовала задать другой вопрос.

— Салли, ты когда-нибудь видела, как они используют здесь иглу? Шприц длиной

примерно с мою ладонь, такой, цилиндрической формы?

Эмоция, которую я не смогла распознать, промелькнула на ее лице.

— Да.

Я втянула воздух.

— Когда это было? Что тебе об этом известно?

Она долго рассматривала меня. Моргнула, еще раз, еще.

— Что мне за это будет?

Я не настолько Птенчик, чтобы не знать, что информацию задаром не отдают. Была

только одна проблема. У меня не так много чего-либо, что может стать предметом сделки.

— Хочешь мою бурду? — спросила я.

Она фыркнула.

— Я тебя умоляю!

— Я умею выслушать. Я могу выслушать все, что ты захочешь высказать.

— Даже более убого. Я не говорила, что мне нужен друг, Птенец. А если бы и был нужен,

им не стала бы ты. — Мне захотелось побиться головой об стену.

— Что ты от меня хочешь?

— В этом и проблема, не так ли? — она рассмеялась. — У тебя нет ничего, чего бы я

хотела, — напевая мелодию, которую я не узнала, она поставила кирпич на место.

— Подожди, — сказала я, но было уже слишком поздно. Диалог окончен.

Я пробежалась пальцами по стене. Свободный кирпич не выпирал из стены так далеко как

остальные. Я нажала на него, но он не сдвинулся с места. Она, скорее всего, подперла его чем-то.

Умная девочка эта Салли. Полдюйма делают невозможным для меня ухватить его, давая

ей абсолютный контроль над решением начать беседу.

Вздохнув, я вернулась к противоположной стене. Я должна разузнать все об этой игле,

выяснить, как она попадет в руки к будущей мне, лишь чтобы убедиться, что этого не произойдет

со мной в настоящем.

Что бы Салли ни знала — это остается вне моей досягаемости. И так будет до тех пор,

пока я не выясню, как дать ей то, чего она хочет.

Глава 10

Я легла на спину, уставилась в потолок и постаралась вспомнить все, чему училась на

Основах Медитации.

Вдох через нос. Выдох через рот. Сфокусироваться на простой, замершей картинке из

моего воспоминания о будущем. Волосы Джессы падают на ее плечи, спутанные и не

заплетенные.

На ее плечи. Сколько требуется времени, чтобы волосы выросли на три дюйма?

Достаточно много. Так что не нужно паниковать. Пока еще нет. Я могу разгадать мое

воспоминание. Я могу не допустить, чтобы оно сбылось.

Вдох. Выдох. Попробуем исследовать какую-нибудь зону. Я испытывала мой разум,

растягивая и искажая воспоминание. Пройдясь снова по всей сцене, я сфокусировалась на одной

конкретной детали — плюшевом мишке с красной лентой. Я приблизила изображение, так что

единственным, что я могла видеть, был этот медведь — он пушистый, с белой шкурой, черными,

блестящими глазами, лохматой красной лентой. Затем я изменила ее. Я вложила все свои

ментальные силы в одно изображение: закрученная, голубая лента. Секунду цвет метался между

красным и голубым, но у меня не было времени на то, чтобы увидеть, какой цвет победит,

поскольку меня выбросило из видения.

Милостивая Судьба. Мои конечности были словно спагетти, слишком долго

находившиеся в кухонном комбайне. Я едва не потеряла сознание.

Но у охранников АВоБ были другие идеи. В тюремном блоке проревел звуковой сигнал.

Я подскочила как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя дверь открылась.

Открыто. Я подошла к двери и выглянула. Мы свободны?

Мечтать не вредно. Два крупных охранника стояли в конце коридора, держа в руках

металлические стержни. Дубинки, возможно, выглядели менее угрожающими, чем кнут, но я

видела новостной сюжет на наших настольных экранах. Эти стержни содержат настолько сильный

заряд электричества, что могут отправить тебя в полет на пять футов.

Раздался шорох подошв по бетону, и девушки стали появляться из камер. Когда одна из

моих товарищей по заточению стала заваливаться назад, я подхватила ее под руку. У нее были

тусклые глаза и бледные ресницы. Не Салли.

— Что происходит?

Она пожала плечами, а ее рука выскользнула из моего захвата.

— Прогулка на открытом воздухе. Половина из нас идет наружу сегодня, половина в

следующий раз. Пятнадцать минут в неделю — это все, что нам нужно, чтобы поддерживать нас в

тонусе.

Мое сердце подскочило. Мы идем наружу. Солнце! Я заняла место в строю позади всех

остальных, привстав на кончики пальцев на ногах. Девушка передо мной затрясла головой. Я

улыбнулась в ответ. Пятнадцать минут! Целых пятнадцать минут, чтобы понежиться в лучах

солнца, которое, как я считала, я уже никогда не увижу.

В приемной со стеклянными стенами поблескивали огоньки оборудования. Дверь в

другую комнату заперта, как и в прошлый раз. Один из охранников подошел к входу в блок. Его

тело просканировали, он ввел цифровой код, и нас вывели наружу.

Он вывел нас в маленький внутренний двор. С четырех сторон его окружали здания, но

тут была трава, и голубое небо, и легкий намек на ветерок. Ярко раскрашенные листья падали с

двух больших деревьев, и высоко в небе, среди облаков, виднелось солнце.

Это было даже лучше, чем я представляла. Лучи согревали мою шею, а воздух пах

жимолостью. Я задрала лицо вверх, впитывая каждую каплю солнечного света.

— Ты ведешь себя так, словно никогда до этого не была снаружи, — произнес голос.

Передо мной стояла девушка. Дружелюбные карие глаза. Темный пушок на голове. Если

бы у нее были волосы, они могли бы быть такого же цвета, как у Марисы, подобно смешанному с