окнами, прорезанными по бокам. Здание получило кучу наград. Жаль, что архитектор не подумал,

что студенты будут чувствовать себя внутри как в ловушке.

— Что ты делаешь? — спросил мальчик, сидящий рядом. У него короткая стрижка,

которая должна быть у всех мальчиков в младших классах. У нас еще не было Основ Физической

культуры, но от него пахнет так же, как от бассейна для плавания.

Я мельком взглянула в переднюю часть комнаты, где миссис Эстбери, учительница класса

«5 лет до», рисовала дроби на воздушном экране.

— Я пытаюсь увидеть листья, — сказала я мальчику.

— Зачем?

Я прижала язык к верхнему ряду зубов, пытаясь придумать, как объяснить.

— Когда они падают с дерева, они могут приземлиться где угодно. Они не застряли в

помещении, как мы. Я просто пытаюсь увидеть, куда попадают листья.

Он кивнул, как если бы то, что я сказала, имело смысл.

— Я Логан.

К моим щекам прилило тепло, и я придвинула свою парту ближе к окну. Конечно, его имя

Логан. Его всегда звали Логаном, с тех пор как мы пошли в школу восемь лет назад.

Но до этого я никогда по-настоящему с ним не говорила. Я знала, когда у него день

рождения. Знала, что он занимается на крайней правой дорожке бассейна во время Основ

Физической культуры. Но это первый раз, когда он дал мне разрешение использовать его

настоящее имя.

— Меня зовут Келли.

— Я знаю. Слышал, как некоторые девочки называют тебя так, — он нерешительно

улыбнулся, словно был не уверен, что следовало признаваться в этом. — Может быть, поэтому ты

так любишь листья. Потому что тебя назвали в честь цветка каллы (Прим.: calla lily — калла и

Callie — Келли).

На самом деле это не так. Мой отец был ученым, и меня назвали Каллой Анной в честь

Таннера Каллахана, мужчины, получившего первое воспоминание. Но я не исправила Логана.

Мой отец считал, что это остроумное имя, а я? Мне очень понравилась идея быть цветком. Никто

раньше не называл меня так.

В равной степени, раньше никто мне так не улыбался. Часть меня хотела, чтобы он делал

это постоянно. Другая часть не могла решить, куда девать локти.

Я спрятала свои руки под собой и далеко отклонилась назад. Секунду мои ноги висели в

воздухе, а пластиковое кресло балансировало на двух задних ножках. А в следующее мгновение

кресло опрокинулось назад, и я растянулась на полу.

Миссис Эстбери убрала воздушный экран и широкими шагами подошла к тому месту, где

я лежала.

— Двадцать Восьмое Октября! Что это значит?

Я встала и разгладила свой серебристый комбинезон, убедившись, что молния идет

прямо. Мои локти пульсировали из-за падения, но я прижала их по бокам, согнув их под

девяносто градусов и сцепив руки перед собой.

— Я извиняюсь, госпожа. Я хотела выглянуть в окно. Я предполагаю, что я… потянулась

слишком далеко.

Одной рукой она обхватила себя за талию, а локоть второй поставила на первую. Ногти,

заостренные до состояния когтей, отбивали ритм на ее щеке.

— Так как окно доказало, что является для тебя сильным отвлекающим фактором,

Двадцать Восьмое Октября, будет лучше пересадить тебя на менее искушающее место, — миссис

Эстбери указала пальцем в противоположный конец комнаты. — Собери свой настольный экран и

сиди там все оставшееся время.

Мое сердце упало. Новое место было настолько далеко от окон, что его даже не достигали

лучи света. Никакой надежды увидеть солнце, и еще меньше возможность отслеживать путь

падающих листьев.

— Миссис, я… — слова умерли у меня на губах. Что могло случиться со мной, если мне

придется сесть в том углу.

— Ты сделаешь, как я сказала, Двадцать Восьмое Октября, или я доложу о тебе главе АгО

(Прим.: Агентство Образования).

Я повиновалась. У меня не было выбора. Весь следующий час я ерзала на сиденье, снова и

снова поворачиваясь к слишком далекому окну. Я не могла успокоиться до самой прогулки на

открытом воздухе.

Я пересекала школьное поле, покрытое травой, вдыхая воздух, не знавший западни

помещения. Впитывала настоящий, естественный солнечный свет. Наблюдала, как листья дико

танцуют на ветру. Я не прекращала бег, пока над полем не проревел звуковой сигнал, означающий

окончание занятия.

Я покидала поле последней. Каждый пройденный шаг делал мое тело тяжелее, словно чем

ближе я подходила к классу, тем сильнее становилась гравитация. Удивительно, что к тому

моменту, когда я добралась до своего места, я еще не проломила пол.

А затем я увидела его. Там, в середине моего настольного экрана, лежал ярко красный

лист. Я подняла его и оглядела класс.

Ничего. Девочки пробовали друг на друге краску для глаз, мальчики сражались друг с

другом на настольных экранах, но никто не махнул рукой и не кивнул головой в мою сторону.

Я посмотрела через всю комнату в сторону парты, которая была моей до сегодняшнего

утра. На парня, который сидел рядом со мной, но не сказал мне ни одного слова до сегодняшнего

дня.

Но Логан не смотрел на меня. Он низко наклонился над своей партой, его пальцы что-то

набирали на покрытом стеклом столе.

Я неуверенно выдохнула и обмякла в своем кресле. Логан не имеет отношения к этому

листу. Это не подарок. Кто-то, наверно, случайно бросил его на мою парту. Я должна положить

его в люк для органики, чтобы его переработали.

Но я этого не сделала. Положив лист себе на колени, я легко гладила пальцами

выступающие венки.

Мой настольный экран коротко завибрировал, и на переднем плане появилось новое

письмо.

— Лист для цветка, — гласило сообщение. — Как напоминание о солнце.

Оно не подписано, но в тот момент, когда я поднимаю взгляд, на меня смотрит Логан. Он

выдает улыбку, настолько большую и искрящуюся, что на секунду я задаюсь вопросом, не

соперничает ли она с этими золотыми лучами.

Глава 6

— Двадцать Восьмое Октября. Эй, Двадцать Восьмое Октября.

Голос вырвал меня из моего сна. Я моргнула в темноте. Мне снились осенние листья и

милые ребята, и я еще не хотела расстаться со сном. Я хотела остаться в том времени, когда самой

большой моей проблемой было сидеть слишком далеко от окна в классе.

Я перевернулась на жестком бетонном покрытии, решительно настроенная вернуться к

своему сну. Но голос не пускал меня. Хуже того, к нему добавилась пара рук, трясущих меня за

плечи.

— Эй, Двадцать Восьмое Октября. Просыпайся. У тебя есть время до конца твоих дней,

чтобы спать.

Мои глаза открылись. Стены в моей камере были затемнены, вокруг было тихо, никакого

бормотания, шорохов и скрипов, которые я слышала до этого. Должно быть, сейчас ночное время

суток, или, по крайней мере, то, что является ночным временем суток, по мнению АВоБ. Мы

подобны рыбе в аквариуме — наши дни и ночи подчинены капризам нашего стража.

Они уже контролируют каждую часть моей жизни. Они не должны прерывать то

единственное, что дает мне спокойствие. Мрачная, я обернулась к охраннику, который не дал мне

уснуть.

Я стремительно вскочила, когда поняла, что это не просто какой-то охранник. Его

красновато-коричневые волосы в тусклом свете превратились в черные, но лицо то же. Уильям.

Охранник, руководивший процессом получения мною воспоминания.

— Что ты тут делаешь?

Он прижал палец к своим губам.

— Я попросил друга об одолжении. Они собираются допросить меня, и нам нужно

рассказать им одно и то же. Где черный чип?

— Я избавилась от него.

Он кивнул.

— Хорошо. Так как нет чипа, они собираются допросить меня о твоем воспоминании. Что