– Система готова, знаток Марц-Элл, – сказал синтезированный излучением голос.

Историк взглянул на робота.

– Хорошо, БИМ. Отправляйся в путь. Собери основные данные об атмосфере, почве, генетике, состоянии воды. Я спущусь ниже уровня стратосферы и зависну в ожидании.

– Будет исполнено, знаток, – отозвался робот.

– Зови меня Марц, – настойчиво произнёс историк и вновь окинул взглядом серую планету.

На панели костюма отобразился новый статус.

– Ну, вот и хорошо, – сказал самому себе Марц-Элл.

Спустя мгновение БИМ скрылся в грязных облаках, а Марц-Элл начал плавное снижение.

Не прошло и трёх дней с моего героического и безрассудного путешествия по крышам в сторону военного госпиталя, как заболел Миша. Он слёг в прямом смысле этого слова и уже не выходил из своей комнаты. Миссис Бэкстридж бегала, словно угорелая по всему приюту и кричала на всех, кто подворачивался ей по горячую руку. Такой испуганной я её ещё никогда в жизни не видел. Несмотря на это, работы в прачечной продолжались. Только вместо нашей хозяйки теперь там заправлял мистер Крюмский. Он лично принимал заказы и присматривал за нашей работой. В данном деле он оказался весьма и весьма ответственным деятелем, и постоянно следил за тем, чтобы никто из нас не филонил. От такого дотошного присмотра я уже на второй час работы стал параноиком.

Признаться честно, стало ещё хуже. Миссис Бэкстридж лишь требовала от нас своевременного выполнения, а этот наполовину человек гонял нас так, что к вечеру, мы все едва стояли на ногах.

После того как я приполз по своему обычному маршруту в приют, помылся и переоделся, сил на то чтобы идти на ужин у меня уже не было. По этому, я отправился прямиком в спальню и завалился в постель.

Ночью я проснулся от странного шума. Прислушавшись, я понял, что это был звук двух голосов настойчиво и яростно спорящих друг с другом. Кто были эти двое я определить не смог. Их тембр голоса был мне явно незнаком. Я протёр глаза и осмотрелся. Странной особенностью этого разговора было то, что я никак не мог определить, откуда именно он доносится до моих ушей. Тем не менее, ссора, по всей видимости, нарастала:

– Что ты понимаешь? – кричал женский голос.

– Я понимаю побольше! – отвечал мужской.

– Побольше у тебя только язык, которым ты треплешься, – мигом огрызнулась женщина.

– А ты, зануда! – не унимался мужчина.

– Я, зануда? Это я, зануда? Ха-ха!

– Ещё какая! Тебя послушать, так закиснуть можно словно простокваша.

– Ты меня этим не обидел. Я зато, всегда права, а ты постоянно мне перечишь, почём просто из вредности. Ты не способен признавать поражений.

– Да ты не более чем веришь в свою правоту! На самом же деле ты такую чушь порой несёшь, уши вянут. А потом обижаешься, что тебя оскорбляют.

– А ты только это и умеешь, оскорблять, ругаться, пакостить!

– Зато ты у нас святая! Нимб не жмёт?

– Не жмёт! А у тебя зато, рога! Жёнушка наградила?

– Я тебя ненавижу!

– Взаимно!

Тут я, простите, уже не сдержался и вскочил с кровати.

– А ну заткнитесь! – выкрикнул я на всю комнату.

В одно мгновение мои соседи, мирно спавшие до этого момента близнецы Рим и Тим, вскочили со своих кроватей словно ошпаренные.

– Ты что, совсем спятил? Орёшь тут посреди ночи, – выпалил испуганно Тим, глядя на меня ошарашенными глазами.

Я не понимал, что происходит. Осматривая тёмную комнату безумными глазами, я пытался отыскать бранно ругающуюся парочку. Но кроме близнецов никого не видел.

Рим включил свет на своей прикроватной тумбочке. Я снова осмотрелся по сторонам, потом посмотрел на мальчишек.

– А где эти двое, которые ругались тут? – спросил я.

Близнецы переглянулись. По выражению их лиц, я понял, что случилось что-то очень странное.

– Тут только мы, да ты, – ответил мне Рим.

– Ага, – кивнул, подтверждая его слова Тим.

– Нет, нет. Я слышал. Тут были мужчина и женщина, и они ругались, – недоумевал я.

Парни вновь переглянулись.

– Может тебе приснилось? – спросил Рим.

– Ага, – кивнул, соглашаясь с братом Тим.

Я уселся на кровать и обхватил голову руками.

– Не может быть, – сказал я. – Это не может быть сон. Я так отчётливо слышал их спор.

– Да ладно Дони, подумаешь, – сказал мне Тим, усаживаясь рядом со мной на кровать. – Мне тоже вон один раз приснилось, что миссис Бэкстридж хочет меня съесть. Она была такая большая, а я такой маленький, и она за мной бежала, а мне так страшно стало, что я чуть в штаны не…

– Ну, хватит, – перебил брата Рим.

Он тоже подошёл к моей постели.

– Дони, ты не подумай, что мы тебе не верим, может и вправду это был сон. Они ведь порой от реальности не очень-то и отличаются. Ты устал сегодня. Мало ли что могло привидеться. Успокойся, всё нормально. Ложись спать. Утром поговорим.

Мне порой казалось, что Рим мальчик лишь телом. Умом он был настоящим мужчиной. Суровым, строгим, мудрым. Он всегда мог поддержать крепким словом и грамотным напутствием. Его доводы порой поражали меня, и я был готов принять его в будущем, как лидера.

Я кивнул, соглашаясь с его словами. Братья похлопали меня по плечу и вернулись в свои постели. Я долго лежал и не мог уснуть. Всё время прислушивался в надежде услышать те странные голоса. Но вокруг была тишина, нарушаемая лишь звуками огромного города гул, которого доносился из-за стен.

Как уснул, я не помнил, собственно, как и все, наверное.

Утро началось с крика. Громкий истерический вопль, разбудил нас. Ужас, который охватил мою душу, было не перепутать ни с чем. Ещё не поднявшись с постели, я уже знал что произошло.

– Что за фигня? – услышал я голос Тима. – Почему нас уже второй раз за ночь будят таким отвратительным способом?

Я вскочил с кровати и бросился к двери. Следом за мной бежал Рим.

В коридоре уже толпились воспитанники приюта «Надежды». Тётушка Фима бегала вверх и вниз по лестнице с тазиком тёплой воды и криками разгоняла всех по комнатам. А из комнаты наверху раздавались громкие крики. Я никогда не слышал, как кричит раненый зверь. Но Рим, который любил читать, как-то рассказал мне историю последнего на земле волка, который умер от тоски после того, как люди убили всю его стаю. Этот эпизод был известен в мировой истории как смерть земли. Его показали по всем каналам и люди, которые смотрели трансляцию данного зрелища, рыдали, не скрывая слёз и чувств. На следующий день было принято решение на самом высоком уровне о запрете любого промысла и охоты на любых животных планеты Земля. Но было уже поздно. Сотни видов к этому моменту уже были истреблены и исчезли с лица планеты.

Вот таким же криком сейчас оглашала приют миссис Бэкстридж. Повторюсь, я не знаю почему, но я знал, что этой ночью умер её сын Миша, столь ненавистный мне, проклинаемый мною за убийство Машеньки умер. Сейчас он был последним зверем на моей планете. А я, не знаю почему, но с болью в сердце страдал, оплакивая его смерть. Но было уже поздно.

Меня охватил неистовый страх. Я знал, что в смерти Миши есть моя непосредственная вина. Совесть разрывала мою душу на куски. Одна кричала: – Ты убийца! А другая её часть, та, что скорбела по Машеньке, с уважением говорила: – Ты поступил так, как этот толстый хомяк заслуживал.

Я развернулся и бросился в комнату.

В этот день работы в прачечной не было. Миссис Бэкстридж рыдала так громко, что весь приют затих. Тело Миши уже увезли. Тётушка Фима бегала с лекарствами и успокоительными. Мы сидели в своих комнатах. У всех было подавленное настроение.

Я никак не мог найти себе места. Мне нужно было срочно выбраться из этого душного, маленького помещения. Словно зверь, запертый в клетке, я чувствовал, как эта комната давит на меня своими стенами. Мне срочно нужно было вырваться наружу.

– Что с тобой, Дони? – не сдержался Рим. – Ты словно весь на иголках.