«Дорогие мои, передайте от нас Карлу, нашему преданному другу, что мы желаем тайным образом побеседовать с ним о деле, интересующем нас обоих, и пусть не страшится, мы пришли не с войной, ибо сделано это умышленно, и на то есть свои причины, которые мы объясним при личной встрече. Нам известно, что он прикован к постели подагрой, потому-то мы нисколько не удивились, что он не вышел к нам навстречу. Поприветствуйте его от нас и уверьте в благости наших намерений, и скажите, что мы просим позволения войти в его земли, если ему это будет угодно, с мессиром Никколо Аччайоли, нашим ближайшим советником, и десятком солдат, не более, дабы обсудить с ним важное дело, которое невозможно доверить посланцу».
Получив заверения столь искренние и дружеские, Карл дʼАртуа отослал к императрице Константинопольской своего сына Бертрана, который и встретил ее с почтением, приличествующим ее сану и высокому положению, занимаемому при неаполитанском дворе. Катерина живо поднялась в замок, показывая самую сердечную и неподдельную радость, и, справившись о здоровье графа и уверив его в своем дружеском расположении, попросила удалить всех из покоев, чтобы они могли побеседовать наедине. Тогда-то таинственным шепотом она и объяснила, что приехала искать у него, человека многоопытного и сведущего в делах Неаполитанского государства, совета и просить его по мере сил помочь королеве. А поскольку Иоанна ни в коей мере не торопит его прибытия в Неаполь, она, императрица Константинопольская, будет дожидаться выздоровления графа Карла здесь, в Сант-Агате, внимая его мудрым наставлениям, а сама поведает ему, что случилось при дворе с тех пор, как отец с сыном его покинули. В конце концов она сумела настолько заручиться доверием Карла дʼАртуа и так ловко развеять его подозрения, что он сам попросил ее удостоить замок своим присутствием и оставаться так долго, как пожелает. Мало-помалу в крепость вошли и сопровождавшие Катерину солдаты. Этого она и дожидалась. В тот день, когда ее армия обосновалась в Сант-Агате, императрица вошла в покои графа с рассерженным видом в сопровождении четырех солдат и схватила старика за горло:
– Презренный предатель! – вскричала она сурово. – Тебе не уйти из наших рук, не получив наказания, тобою заслуженного! Если не хочешь, чтобы я приказала бросить твои останки на потраву воронам, кои во множестве слетаются на башни этой крепости, указывай немедленно место, где хранятся твои богатства!
Графа крепко связали, приставили к горлу кинжал, так что он и не пытался позвать на помощь – упал на колени и стал умолять императрицу Константинопольскую пощадить хотя бы сына, Бертрана, который еще не оправился от черной меланхолии, омрачившей его рассудок после той ужасной драмы. С трудом волоча ноги, старик добрался до места, где было спрятано самое ценное его имущество, и указал на него пальцем, с рыданием повторяя одну и ту же фразу:
– Возьмите все, возьмите жизнь мою, только спасите сына!
У Катерины от радости голова пошла кругом, когда к ее ногам сложили вазы изысканной работы и баснословной стоимости, ларчики с бесценными жемчугами, бриллиантами и рубинами, сундуки, полные золотых слитков, и множество азиатских редкостей, красота которых затмевает разум. Однако когда старый граф дрожащим голосом попытался напомнить ей, что цена его богатств и жизни – это свобода сына, императрица с присущей ей безжалостной холодностью ответила:
– Я уже распорядилась, чтобы Бертрана привели сюда. Готовьтесь распрощаться с ним навсегда, ибо его с минуты на минуту увезут в крепость Мельфи, а вы, вернее всего, кончите свои дни здесь, в замке Сант-Агаты.
И настолько велики были душевные терзания бедного графа при этом жестоком расставании, что по прошествии малого времени его нашли мертвым в подземелье – с кровавой пеной на губах и искусанными в отчаянии запястьями. Бертран дʼАртуа ненадолго пережил отца. Узнав, что старый граф умер, он окончательно утратил рассудок и повесился на тюремной решетке. Так убийцы принца Андрея стали изничтожать друг дружку, подобно запертым в одной клетке ядовитым зверям.
Катерина Тарентская с сокровищами, обретенными таким вот благородным путем, прибыла ко двору Иоанны, гордясь своим триумфом и лелея обширные планы, чтобы узнать, что новые несчастья случились в ее отсутствие. Карл Дураццо в очередной – и последний! – раз потребовал от королевы пожаловать ему титул герцога Калабрийского, носимый по обычаю наследником неаполитанской короны, и, уязвленный отказом, написал Людовику Венгерскому и пригласил его прийти и захватить королевство, пообещав всемерно ему в этом помогать, а еще – выдать главных зачинщиков убийства принца Андрея, которые так и не попали в руки правосудия.
Венгерский король с готовностью принял предложение, собрал армию и, желая отомстить за смерть Андрея, отправился завоевывать Неаполь. Слезы матери, Елизаветы Польской, и советы брата Роберта, наставника погибшего принца, нашедшего пристанище в Буде, укрепили его мстительную решимость. К этому времени он уже отправил к папскому двору в Авиньон жалобу, с горечью указывая, что власти Неаполя, покарав второстепенных участников убийства, оставили жить в возмутительной безнаказанности главную виновницу, которая, будучи запятнанной кровью своего супруга, погрязла в разврате и прелюбодеянии. В ответном послании понтифик со всем благодушием уверил Людовика, что, со своей стороны, готов удовлетворить все его законные жалобы, однако сперва просит выразить их как можно точнее и сопроводить доказательствами; что поведение Иоанны до смерти супруга и после, безусловно, заслуживает порицания, однако его величеству королю венгерскому следует принять во внимание тот факт, что для Римской курии первостепенную ценность представляют истина и справедливость, а потому действует она всегда с величайшей осмотрительностью, и что в деле такой важности видимость может быть обманчива.
Со своей стороны Иоанна, напуганная этими приготовлениями к войне, отправила послов во Флорентийскую республику, дабы оправдаться в преступлении, вменяемом ей в вину людской молвой, и, ничтоже сумняшеся, принесла свои извинения венгерскому королевскому двору. Брат Андрея ответил ей сокрушительно лаконичным письмом:
«То, что ты и прежде вела разнузданную жизнь, узурпировала власть в королевстве, не покарала убийц мужа своего и взяла себе нового, и извинения твои не оставляют сомнения в том, что ты приложила руку к убийству супруга!»
Катерину Тарентскую угрозы Людовика Венгерского не слишком впечатлили. С прозорливостью и хладнокровием, никогда ей не изменявшими, она оценила ситуацию, в коей оказались ее сын и королева, и поняла, что спасти их может лишь примирение с Карлом Дураццо, смертельным врагом, чьи требования как можно скорее следует удовлетворить. Пускай выбирает: либо он поможет им отразить нападение венгров и, когда опасность минует, они сочтутся, либо поступит иначе и все равно окажется в проигрыше, поскольку они погибнут, но в своем падении увлекут и его.
Соглашение заключили в саду Кастель-Нуово, куда Карл явился по приглашению королевы и тетушки Катерины. Иоанна пожаловала кузену Дураццо вожделенный титул герцога Калабрийского, и Карл, удостоверившись, что теперь он – наследник престола, немедленно выступил на Аквиллу, к этому времени поднявшую знамя венгерского короля. Злосчастный герцог и помыслить не мог, что спешит навстречу своей погибели.
Императрица Константинопольская печально смотрела, как человек, которого она ненавидела более всех других, удаляется с радостью в сердце, ибо женское ее сердце предсказывало ему несчастье. Прошло совсем немного времени, и она сама, совершив все предательства, на этой земле ей отмеренные, и утолив свою жажду мести, слегла от неведомой хвори и угасла стремительно, не обронив ни единой жалобы и ни в ком не вызвав сочувствия.
К этому времени венгерский король с грозной армией пересек Италию и вошел в королевство со стороны Апулии. Всюду на своем пути он получал от владетельных сеньоров знаки сочувствия и симпатии, и правители Вероны Альберто и Мартино делла Скала, желая доказать, что считают его дело правым, предоставили ему три сотни конников. Известие о приближении венгров повергло неаполитанский двор в неописуемое смятение. Оставалась надежда, что Людовика остановит папский легат, прибывший в город Фолиньо, дабы именем Папы и под страхом отлучения воспрепятствовать его дальнейшему продвижению, если Святой престол не даст на то своего позволения. Но Людовик Венгерский ответил легату Климента, что, утвердившись на троне Неаполя, который является фьефом римской Церкви, будет исполнять все, что предписывает ему оммаж, но, пока этого не случилось, отчет намерен держать только перед Богом и своею совестью. И вот, армия короля-мстителя с молниеносной быстротой оказалась в самом сердце королевства, прежде чем в столице успели принять хоть сколько-нибудь серьезные меры, чтобы отразить вторжение. Мешкать было нельзя: королева, собрав самых преданных баронов, заставила их присягнуть на верность Людовику Тарентскому, коего она объявила своим супругом, и, со слезами на глазах распрощавшись с верными своими подданными, тайно среди ночи взошла на борт провансальской галеры и отплыла в Марсель. Людовик Тарентский, как и пристало доблестному рыцарю, вышел из Неаполя во главе трех тысяч конников и значительного отряда пехоты и расположился на берегах реки Вольтурно, преградив тем самым противнику путь. Однако венгерский король упредил этот стратегический маневр и, пока неаполитанцы ожидали его в Капуе, перевалил через горы в области Алифе и Морконе, прибыл в Беневенто, где и принял в тот же день неаполитанских послов. Те в изысканных и красноречивых выражениях поздравили его с прибытием в страну, поднесли ключи от города и поклялись повиноваться ему, законному наследнику Карла I Анжуйского. Новость о капитуляции Неаполя быстро достигла войск королевы, и все принцы крови и военачальники, покинув Людовика Тарентского, поспешили укрыться в столице. Дальнейшее сопротивление не имело смысла. Людовик с ближайшим своим советником Никколо Аччайоли тоже отправился в Неаполь – в тот же вечер, когда родичи его покинули, спасаясь от захватчиков. Надежды на спасение таяли с каждым часом. Братья и кузены принялись умолять Людовика побыстрее уехать, чтобы не навлекать на целый город мстительной ярости венгерского короля. К несчастью, в порту не оказалось судна, способного тотчас же поднять паруса. Принцы крови переполошились не на шутку, и тогда Людовик, доверившись судьбе, вместе с верным своим Аччайоли сел в полуразвалившуюся лодку и приказал четверке матросов грести что есть сил. Через малое время суденышко исчезло из виду, оставив родичей в огорчении, которое развеялось с известием, что он благополучно прибыл в Пизу, чтобы оттуда направить свои стопы в Прованс, где в это время пребывала королева Иоанна.
