Она взяла стопку документов и протянула их Броку, чтобы он сам мог в этом убедиться.

Брок хмыкнул.

— Такое впечатление, что Парсонс явно не в форме.

— Да. Это прослеживается почти во всех документах. То, что он очень напряжен. Следствие же опасается, что он окончательно расклеится. Там дальше написано, что к нему трижды за это время вызывали по разным поводам врача.

— Он вообще хоть что-нибудь сказал?

— Пару раз говорил что-то невразумительное, когда заходила речь о Лауре Бимиш-Невилл. Между прочим, она и в самом деле его сестра. Вот. Взгляните на это.

— Создается впечатление, будто он бредит, вспоминая детство, — заметил Брок. — Вроде: «Моя старшая сестра не позволит вам меня обижать».

— А может, это означает следующее: «Она знает, кто это сделал. И остановит все это, если дело зайдет слишком далеко».

— А почему не остановить все это прямо сейчас?

— Потому что она одновременно пытается защитить человека, который это сделал, — своего мужа.

Брок запустил пальцы в бороду и поскреб подбородок.

— Вы сказали, что убеждены в невиновности Парсонса. Вы что обрели подобную уверенность, читая расшифровки?

— А вы это посмотрите. — Кэти вытащила из пачки на столе еще один бумажный лист и протянула Броку. — Это выжимки из его последнего воскресного интервью.

— Очень любезно было с его стороны оставить веревку в столь подозрительном месте, — пробормотал Брок.

— О да. Если не считать того, что не он ее туда положил.

— Вероятно, ваша поисковая команда тоже порылась в этом ящике, когда вы расследовали смерть Петроу.

— Нет, не порылась. Я помню, что Даулинг спрашивал меня, как быть с ящиком. Он был заперт на замок и имел инициалы на крышке. Но мы не имели ордера на обыск, и я сказала Даулингу, чтобы он с этим подождал, пока Парсонс не даст на это разрешения. Но мы так до этого и не дошли.

— А дальше?

— А дальше я сама в него заглянула. Так сказать, в порядке частной инициативы. Уж очень мне было любопытно. Там мог оказаться нож, которым обрезали веревку, найденную в храме, или дубликат ключа к храму — кто знает, что еще там могло лежать? На той стадии расследования мы отчаянно нуждались в дополнительных уликах. Но в ящике ничего не оказалось, кроме джемпера Парсонса и набора старых инструментов, которые имели такой замшелый вид, что, казалось, к ним не прикасались в течение многих лет. Из этого следует, что веревку в ящик подложили.

— Очень интересно. И как вы предлагаете использовать это знание?

— Как средство для торговли с Таннером, — сказала Кэти. — Я готова помочь ему распутать это дело, если он предаст забвению свои планы относительно нашей с вами дискредитации.

Брок некоторое время обдумывал это предложение, потом покачал головой:

— Не пойдет. Со стороны это будет выглядеть так, будто вы очень уж вовремя вспомнили об этой детали — как раз тогда, когда вам нужно спасать свой бекон. Кроме того, это означает подставить под удар Пенни, которая снабдила вас всеми этими материалами.

Кэти вздохнула:

— Да, не пойдет. Вы правы. Что нам в таком случае делать?

— Продолжать расследование. Но хочу сказать сразу: единственное свидетельство, которое сейчас будет чего-то стоить, — это правдивые показания самого убийцы.

— Тогда давайте сейчас к нему и отправимся.

— Сейчас? К тому времени как мы туда приедем, там все уже будут лежать в постелях.

— В прошлый раз, когда я отложила визит к Бимиш-Невиллу, на следующее утро выяснилось, что я опоздала. Полагаю, нам надо ехать прямо сейчас.

Было почти десять часов, когда они переехали через каменный мост и свернули на гравийную дорожку, которая вела к Стенхоупской клинике. Стоял ясный холодный весенний вечер, и огни большого дома ярко светили ка фоне черного ковра окружавших его лугов. Кэти миновала парковочную площадку и медленно покатила по аллее, делавшей изгиб у коттеджей обслуживающего персонала, полагая, что в этот час директор, вероятно, уже находится дома. Но в директорском коттедже окна не горели, и его кирпичные стены в слабом свечении луны отливали тусклым серебром. Достигнув конца аллеи, Кэти развернулась и вернулась к парковке. Когда они с Броком вылезли из машины и направились к дому, Кэти ткнула пальцем в окно на первом этаже:

— Это его кабинет, не так ли? Там, где горит свет?

— Очень может быть…

Передняя дверь все еще оставалась открытой, но в холле уже не было ни души. Они секунду постояли там, втягивая в себя привычный застарелый запах стряпни, после чего пересекли холл и двинулись по коридору в направлении западного крыла. Когда они остановились у офиса Бимиш-Невилла, Кэти, легонько стукнув в панельную дверь, вошла в комнату.

Бимиш-Невилл поднял на нее глаза, по его лицу медленно разлилось удивление.

— Не ожидал… Вы-то что здесь делаете?

— Я подумала, доктор, что сейчас самое время взять у вас показания, которые мне так и не удалось получить в ноябре, — сказала Кэти. — Те самые, что позволили бы нам установить истину.

Бимиш-Невилл, казалось, смутился.

— Вот уж не думал, что разговаривать об этом со мной будете вы. — Он повернулся и озадаченно посмотрел на Брока.

— Главный инспектор-детектив Брок не связан напрямую С этим делом, сэр. Тем не менее он помогал мне вести расследование и собирается доложить о его результатах в Скотланд-Ярд.

— Помогал вам? А я-то думал… — Бимиш-Невилл замолчал, не закончив фразы. В его голосе не чувствовалось агрессии — одно только замешательство, словно доктор к чему-то готовился, но вдруг осознал, что все будет происходить совершенно по-другому. Кэти почувствовала себя как актриса, вышедшая на сцену в неурочное время и нарушившая тем самым плавное течение спектакля. Интересно, чего он ожидал, задалась она вопросом и всмотрелась в его глаза, стремясь расшифровать их выражение. Они, казалось, стали еще пронзительнее, а глазницы, как и щеки, запали глубже, чем прежде. На лбу у доктора выступили капельки пота, а голос вдруг охрип и огрубел.