П О С Л Е В О Е Н Н О М У ВСТУПЛЕНИЕ В ожерелье сказка нижет, что милее сердцу, ближе. Как без сказок жить на свете? Словно куры на повети, дремлют взрослые и дети: телефильмы, телебыли голову совсем забили. Подрастает люд серьёзный, исключает все курьёзы, взвесит всё, на всё расчёт… Сказкам нынче не почёт. Гулко хлопнули мы дверью, и – погиб весь мир поверья, чудных снов, наивных грёз. Бог, тот в космосе замёрз. Похлебавши постных щей, счах без золота Кощей. К счастью – шины, не подковы. Домовой стал участковым. Ведьмы, те как куры в ощип, к молодым попали в тёщи. Чёрт, на что уж был не прост, а и тот покинул пост, — по земле пошла проказа, в трубах черти мрут от газа. Где Яги был теремок, там ракетчиков дымок. Спилен дуб у Лукоморья, наводил он тень подворьям. Месяц ясный стал Селеной, сине небушко – Вселенной. Спутник на небе висит, спутник на землю глядит. Вот он землю облетает и что надо сообщает. Учит так теперь букварь: человек – Природы царь! Нет местечек затенённых, нет и мыслей потаённых. Засветили все углы, просветили все умы. Будем все мы очень скоро в точь, как тот король, который шёл, как некое явленье, малышу на удивленье. Нет таинств, и нету рыбки золотой, игривой, прыткой, ни Горбатого Конька… Вот и здесь про паренька, про обычного парнишку вам расскажет эта книжка. Про моря, леса и горы, про седой степной ковыль. Сердца давние укоры вам напомнит сказка – быль. Солона селёдка в море, а в лесу солёный груздь. У тебя сегодня горе, завтра – лишь печаль и грусть. Всё пройдёт неповторимо… Сказка наша - быль без грима. И – что видится нам зримо. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Про Никитку Глава I. Деревня
1 За полями, за лесами под седыми небесами, возле речки тихой, узкой, на равнине среднерусской и на русской же земле, жил старик в одном селе. У колхозника… нет сына. Эх, и ладный был детина, уж головушка буйна!… Забрала его война. Горе враз согнуло спину, придавила грудь доска - безысходная тоска. Бабка, криком хоть кричи, еле дышит на печи. И сноха застыла в позе, ровно льдышка на морозе. Что ж теперь, всему конец? А внучонок – пострелец? Дал–то бог, ведь он с лица прямо копия отца. После сытного обеда даже чуть похож на деда. Да к тому ж еще накидка: дед – Никитка, внук – Никитка. 2 Переможился старик, к боли будто попривык, порасправился немножко. Тёплым летом, взяв лукошко, шёл в лесок набрать опят. С головы до самых пят загорелый, как жучок, рядом с ним шагал внучок. Дед души не чаял в нём, ночью вместе, вместе днём. Неспеша, солидно, веско обходили перелески. Дед, тот шарит посошком, внук вприсядку, "петушком". Поустав, залягут в травы, и начнут свои забавы, делать дудочки, свистки. Внуку радость, дед с тоски. Как – то дед сказал: "Внучок, дай–ка мне во–он тот сучок!" Повертел в руках, прикинул, сам уселся на пенёк. Час всего какой–то минул, обозначился… конёк! — Горбунок – конёк ретивый. Вот потряхивает гривой. Вот на нём уж в свой черёд чёртик задом наперёд. Дед с пенька тут чуть привстал и мудрёно так сказал: "Нету божьего участья, на–ка чёртика на счастье! Может, хоть тебе случится малость к счастью приобщиться." Мудра старость, жизнь – мудрей, задаёт головоломку: где упасть – стели соломку! 3 "Де–да!..Ба–ба!.." – мать–то в поле от зари и до зари, — лопотал мальчонка вволю. А потом заговорил: "Деда – дай! Не трогай, баба! Мамка, скоро дашь поесть?!" Смотрят, что–то делать надо, внук на шею может сесть. Долго думали – рядили, наконец определили на семейном на совете: дед за внука пусть в ответе. Есть закваска, нужны дрожжи, в этом деду – в руки вожжи. Пусть обдумает как должно, круто взять, аль осторожно. Если вдруг "под хвост вожжа", чтоб распутал не брюзжа. И ещё наказ был деду, чтобы с внуком вёл беседы. О людской житейской доле, кто поменьше, кто поболе. О земле и разных странах. О букашках – тараканах. Обо всём, что есть в природе, есть в себе, и есть в народе. Дед согласен, и по–русски нёс ответственность нагрузки: грянет гром – начнёт креститься, спешка в этом не годится. Ну, когда дела шли гладко, говорил он для порядка: "Так–то дело, брат, Никита, — где собака–то зарыта!" Если ж вдруг случалось что–то, прошибало что до пота, тут уж деда заносило: "Ах, нечистая ты сила!.." Вообще ж дипломатично начинал он так обычно, (профилактика для внука - деликатная наука!): "Как сказать тебе попроще… Вот возьми хоть эту рощу. Все – деревья, все – сродни. И права у них одни. Всем им поровну даётся. Да…не поровну берётся! Дуб, смотри каков, могуч, так и тянется до туч. А осинки да берёзки - мелки, жидки, как подростки. Только дело, брат, тут в том: загремит из тучи гром вслед за молнией – стрелою, и со славою былою распрощался дуб на веки. Только жалкий вид калеки. А берёзки да осинки и там всякие лесинки, до трухлявости в тиши. Что же лучше? – Сам реши. Вот и жизнь – дремучий лес: тот вершит, кто – "до небес!" Ну и ждём всё лучших дней, наверху – им т а м видней…" Дед хоть редко, иной раз про войну ведёт рассказ. Про войну и про отца внук бы слушал без конца. "… Эх, невзгодина лихая!"- как всегда закончит дед, и вздохнёт с глубокой болью. Внук сопит, и в рот пихает свой пробеганный обед, две горбушки хлеба с солью, и вздыхает с дедом врозь, — он про подвиги, небось… |