Интерфейс н-джинна лаборатории патологической анатомии, безупречно красивая евразийка в строгой голубой хирургической форме, со спокойствием автомата комментировала этот ночной кошмар:

– Преступник выбрал конечности, потому что с ними проще всего использовать систему автохирурга в целях мясника, а не врача. – Элегантный жест. – Ампутация входит число в предустановленных функций автохирурга, жизнь пациента при этом не подвергается опасности. После каждой хирургической процедуры несложно было переместить объект, по-прежнему живой, в криогенную капсулу, обеспечив себе постоянный и легкодоступный запас свежего мяса.

– А автомед вот так запросто допустил всю эту хренотень? – Койл сердито осмотрелся, его мужское негодование не находило подходящей цели. – Это, твою мать, что такое?

– Это, – устало сказала Севджи, – вмешательство в отборочные системы. Кто-то проник в главный уровень протокола и выключил корабельного джинна. Хорошему инфоястребу это несложно. На всех кораблях так или иначе возможно передать управление человеку и действует протокол самоуничтожения н-джинна в случае обнаружения потенциальной опасности. Нужно только обманом заставить джинна поверить, что он заражен, и он самоустранится. Существует целый ряд вторичных блокираторов, которые не допускают проникновения в отдельные системы и нанесение вреда, но, как мы только что услышали, преступнику не пришлось об этом беспокоиться. Он не предлагал медицинским системам делать то, на что они не запрограммированы.

– «Он»? – Это Ровайо. Севджи уже определила ее как лояльную к мужчинам женщину, и вот подтверждение – получила подозрение в феминацизме. – Почему сразу «он»?

Севджи пожала плечами.

«По статистике, мать твою», – не сказала она.

– Извините, просто фигура речи.

– Ага, до тех пор, пока мы не получим результаты анализа мазков и не выясним, что это сделал мужчина, – протянул Нортон.

Игнорируя возмущенный взгляд Ровайо, он шагнул ближе к белостенному открытому павильону лаборатории патанатомии и его экспонатам. Джинн лаборатории отступила и стояла теперь в почтительном молчании, ожидая, когда обратятся непосредственно к ней. Видимо, высшие функции межличностного общения не активированы. Нортон кивнул на широкий оскал одного из женских трупов, и тот прыгнул на них. Визуальное расстояние до модели было невыраженным: те ее фрагменты, на которые обращал внимание наблюдатель, тут же изгибались и раздувались, словно на них наводили увеличительное стекло.

– Чего я не понимаю, так это почему там такой бардак. Ясно, зачем их всех поубивали, – никому не нужны свидетели, хоть с руками-ногами, хоть без, – но почему кровь на стенах? Почему лица так изуродованы?

– Потому что он на всю голову звезданутый, – прорычал Койл. – Он, похоже, еще и жрал все это, так?

– Трудно сказать, – снова вскинулась евразийка, представитель лаборатории, выделяя и притягивая к себе пузырь с информацией от другого строения. – Вещдоки, собранные в кухонном отсеке, позволяют предположить, что мясо с черепа, возможно, подвергалось кулинарной обработке и поглощалось. Это не касается глаз, которые выдавливались и впоследствии выбрасывались.

Севджи едва взглянула на данные под виртуальным увеличительным стеклом. Эта информация в любом случае слишком абстрактна, чтобы легко воспринимать ее, – схематичные молекулярные следы и заключение о СВЧ-излучении, небрежно накарябанное тут же. Позднее она зайдет в инфопавильон из своей квартиры и еще раз все разглядит. А сейчас она по-прежнему смотрела в изуродованное лицо Хелены Ларсен. Специалиста в области демодинамики, психиатра-эксперта. Женщины, прошедшей развод и вскоре завербовавшейся на Марс. В КОЛИН таких было много. Вы бросаете все, что вам знакомо, а почему бы нет? Столпы, поддерживавшие вашу жизнь, рушатся, возможно, вы нуждаетесь в деньгах. Три года – минимум для квалифицированного специалиста – контракта неожиданно кажутся разумным сроком. Заработки на Марсе хорошие, а работа будет относительно недолгой, и вы сможете потом благополучно спустить свои денежки.

Вы вернетесь домой богачкой, Хелена Ларсен. Вы вернетесь домой с рассказами о горизонтах иной планеты, вы поведаете о них детям, которые у вас когда-нибудь появятся. У вас будет полезная для дальнейшей карьеры репутация спеца, побывавшего в дальней командировке, и резюме, которое это подтвердит. Вы должны двигаться дальше. Это же лучше, чем сидеть на руинах прежней жизни, верно? Лучше, чем цепляться за отдельные ее фрагменты, которые…

– Следователь Эртекин?

Севджи моргнула. Она прослушала, что именно говорил Койл.

– Извините, я задумалась, – честно сказала она. – Что вы…

– Я спрашивал, – с ударением ответил коп, – считаете ли вы вероятным, что кто-нибудь мог выжить?

Воздух виртуального пространства, и без того неподвижно-стерильный и прохладный по сравнению с ярким ландшафтом, словно бы стал холоднее еще на несколько градусов. Нортон посмотрел на Севджи, и она скорее интуитивно почувствовала, чем увидела, как он еле заметно кивнул.

– Кто-то взорвал люки, – отметила Ровайо.

– Это могли сделать автоматизированные системы. – Койл с надеждой поглядел на представителей КОЛИН. – Так?

– Такое возможно, – сказала Севджи. – Пока мы не оценим повреждения систем и н-джинна, трудно сказать, как должен был вести себя корабль, оставшийся без контроля.

Но в голове зашумело, на задворках сознания разнесся равномерный рокот, как гул двигателей под палубой, как речитатив Итана, который читал ей вслух пассажи из Пинчона, пока она лежала в постели с гриппом, а его голос то накатывал, то отступал вместе с волнами лихорадки. Она решительно заперла память на замок. Окунулась в искрящийся холодок сина, будто омыла лицо струями фонтана.

– Слушайте, мы узнаем, выжил ли кто-нибудь, когда…

– Придут результаты мазков, – закончила за нее Ровайо. – Ладно. А прямо сейчас как вы думаете? Поделитесь плодами своей проницательности, специалист КОЛИН. Мог кто-нибудь пройти через подобное крушение целым и невредимым?

– Вне криокапсулы подобное маловероятно, – сказал ей Нортон. Ага, девиз КОЛИН – осторожность в публичных заявлениях. – Но даже если это произошло, до ближайшего берега сотня километров. Далеко плыть.

– Может, его было кому подобрать. – Ровайо сделала жест в сторону пустых этажей с данными. – У нас пока нет ни потоковых записей со спутников, ни информации по предшествующим событиям. Мы не знаем, что происходило до прибытия поисково-спасательной группы.

Койл покачал головой:

– Вряд ли предположение верное, Алисия. Спасатели прибыли сразу, как получили координаты места крушения.

– Какие именно спасатели? – спросила Севджи, стараясь, чтобы ее голос звучал нейтрально. У полиции Нью-Йорка был давний комплекс превосходства, когда дело доходило до политики найма спасательных служб в Штатах Кольца; такое отношение родилось и подкреплялось из-за злополучного флирта Нью-Йорка с подобными системами в прошлом.

Ровайо взглянула на Койла:

– «Филигранная сталь», да? Хотя подожди, – она прищелкнула пальцами. – Разве они не проиграли недавно тендер «ЭксОп»-ам?

– Это в Сиэтле. А тут по-прежнему «Филигрань». – Койл оглянулся на Севджи и Нортона. – Неплохая команда, «Филигрань» эта. Они сделали больше, чем входит в их обязанности. Прибыли за двадцать минут, сразу высадились и приступили к работе. Никто не мог оказаться на корабле раньше них. Так что либо этот парень умер вместе со всеми остальными, либо нырнул в воду, когда люки вскрылись, и просто уплыл в сторону восходящего солнца.

– Тогда он выбрал неправильное направление, – сухо заметил Нортон.

Койл покосился на него:

– Я просто использовал метафору.

– Это с ним иногда бывает, – невозмутимо заявила Ровайо.

– Не думаю, что он в воду полез, – сказала Севджи. – Чтобы совершить такую ошибку, надо быть самоубийцей или психом со справкой.

Койл уставился на нее:

– Разве вы не побывали там сегодня, госпожа Эртекин? Высокую кухню для дальних полетов видели? Неужели, по-вашему, этот гондон сраный может быть не психом?