- То есть ты спрашиваешь, - с трудом беря себя в руки начинает Лия, и Габи буквально видит - ей приходится сделать над собой усилие, чтобы не сказать грубость, но её голос всё равно сочится ядом, - поверили ли мы этим никчемным дурочкам? Или ты и правда считаешь, что наш учитель мог домогаться кого-то из учениц?

Такая защита того, кто лишь пешка для Лии заставляет Габи вспыхнуть от стыда и закрыть лицо руками, как на помощь приходит Амелия.

- Она имела ввиду, что хочет знать поверили ли мы в этот бред, - успокаивающе мягко говорит она сестре, и это, кажется, нисколько не помогает.

Лия лишь поднимает бровь и усмехается в ответ, исхитряясь сдобрить свой сарказм невероятной дозой презрения.

- Я поняла, что не верите, - быстро говорит Габи и кивает Амелии, глядя на неё с благодарностью. Облегчение накатывает большой волной, и лёгкость возвращается к ней так, словно и не исчезала никуда.

- Верно, это чушь собачья, но ты должна об этом знать.

- Погоди, - Габи вскидывается, глядя то на одну двоюродную сестру, то на другую, - а это видео и впрямь может быть использовано против Уи... мистера Кастра?

Сёстры переглядываются, заметив оговорку, но ничего не говорят, не заостряя на этом внимание, и Амелия разъясняет терпеливо:

- Дело в том, что даже подозрение в подобном может служить причиной для увольнения, и, конечно, негласно из-за этого ему могут отказывать на всех дальнейших местах работы.

После секундного замешательства Габи решительно заявляет:

- Тогда нужно снова сделать это. Сходить и поговорить с ними, как мы делали это в прошлый раз.

- К кому вы ходили? - Лия презрительно кривит губы и вскидывает бровь.

- К Тиффани, конечно. Она же главная.

- Да вы издеваетесь, - теперь она недоверчива и насмешлива одновременно. - Вы же не думаете на самом деле что это Тиффани, правда?

- Очевидно, что в шабаше она всегда лидирует. Или нужно было поговорить с Меган? - непонимающе спрашивает Габи.

- Полагаю, главная из них Руби! - задумчиво комментирует Амелия и Лия от бессилия закатывает глаза, выражая этим всё, что она бы хотела сказать своим сёстрам по поводу их умственных способностей.

- Она была бы в полном восторге узнай, что смогла облапошить моих сестёр, - замечает Лия и качает головой.

- Кто? - изумляется Габи одновременно с Амелией.

- Эта сучка, Олдрич, - горько усмехается Лия. - Так облапошить моих наивных сестричек! Кто бы мог подумать, что есть люди, которые и правда купятся на эту грубую подделку...

- Эмбер? - глаза Габи округляются в недоверчивости. Милая девушка с приятной улыбкой, невинная и незаметная.

- Именно Эмбер Олдрич глава этого ведьминого шабаша, - поясняет Лия так терпеливо, как только может.

- Но ведь она сама от них пострадала! - для Габи это слишком, и она попросту отказывается верить в подобное, но кузину не переспоришь.

- Ой ли? Её 'заставляют' смотреть на всё это ради развлечения. Так вам сказали? - насмешничает Лия, - и вы проглотили это с такой лёгкостью. Её мать глава совета попечителей, а отец основатель фармацевтической компании. И, ко всему прочему держатель контрольного пакета акций. И вы полагаете, что её можно было принудить? И кто, с вашей точки зрения это сделал? Тиффани, у которой папаша-министр в том году брал деньги у Олдричей на свою пиар-кампанию, или Меган, чья мать-учительница чудом её сюда запихнула? Или даже Руби, отец которой лишь в этом году пробился в совет попечителей? А если вспомнить о том, что Руби в шабаше с прошлого года, то, думаю, это в большей степени её заслуга, чем её папаши - несколько приглашений на семейные ужины, и вот она практически правит бал!

Габи уже набирает воздуха в грудь, чтобы что-то ещё сказать, но Лия не оставляет ей и шанса

- Я хотела, чтобы вы обе выслушали меня, - говорит она жёстко. - Вы думаете, что вы должны что-то с этим сделать. Так вот нет. Вы не должны. Даже пытаться не думайте - вы только всё испортите.

- С чего это вдруг? - Вскидывается Амелия. - Ты что же, считаешь нас настолько глупыми?

- Насчёт глупости не уверена, - ровно замечает Лия и кивает на Габи, - но бесхребетными точно.

Амелия аж задыхается от подобной наглости, а её младшая, как ни в чём ни бывало, продолжает.

- Вы абсолютно и однозначно не в силах отстоять что-то своё. Вы не умеете защитить себя даже от меня. Ты - от пронзительного взгляда тёмно-зелёных глаз Амелия сутулится, - десять лет ты ничего не делаешь, чтобы защитить себя. Не пытаешься прекратить то, что так тебя раздражает в нашем семействе, но внезапно полагаешь, что если дело перестанет касаться твоей увечной сестры, то ты воспрянешь и любое дело будет спориться, главное чтобы не было чувства вины, да?

Кончики пальцев скользят по уродливым буграм шрама, и вместе с тем как лицо Амелии искажается болью взгляд Лии наполняется уверенностью.

- Не питай ложных надежд и пустых иллюзий. Не сумеешь.

Уверенность меняется на безграничное отвращение, но Габи не обидно, пусть и она ёжится под тяжестью этого взгляда.

- А ты. Ты даже не можешь сама определиться будешь ли ты защищать своего принца на белом коне, если остальные тебя не поддержат. Господи, да я готова поставить кругленькую сумму на то, что ты не собралась бы его защищать, даже будь ты полностью уверена в его невиновности. Твой этот пацифизм просто на грани идиотии - готовность отдать всё, лишь бы конфликт тебя не коснулся.

Габи невыносимо осознавать то, какой их видит кузина не потому, что её мнение хоть что-то значит для неё, а потому что она боится что это может оказаться правдой, и они действительно такие, какими их видит Лия.

- Поэтому вы в это не лезете, - мрачно говорит Лия и поднимается со своей кровати, - и не мешаете мне. Не путаетесь под ногами, не совершаете никаких неловких телодвижений и попыток обсудить с кем бы то ни было что бы то ни было по этому вопросу. Я всё решу сама. Ясно?

Её интонации холодны, как айсберги в северном море, но нет ни малейшего шанса отговорить её или предъявить другую точку зрения. Они даже сейчас не могут отстоять своё, когда перед ними член их семьи, разве не окажуться они так же беззащитны перед четырьмя злодейками шабаша? Вопрос в том, что против них может та, перед кем они бессильны и что дает её такой сильной.

Убедившись в том, что ни она сама, ни Амелия не собираются что-то ей противопоставить, Лия покидает комнату, оставляя их в разрозненных чувствах.

Уильям

Уиллу знакомо это чувство.

Предчувствие надвигающейся бури. Оно заставляет тревожно оглядываться, гадая с какой стороны придёт очередной кошмар, который нужно будет преодолеть.

Иногда он позволяет себе поразмышлять, как поступают другие люди, если у них есть такое же ощущение. Наверное, они обзванивают близких, чтобы убедиться, что у них всё в порядке, приходят к друзьям или попросту пьют успокоительные, и создают имитацию спокойствия.

В этом плане Уилл ущербен - ему некому было звонить, не о чьём здоровье справляться, чтобы утешить себя мыслью, что это всё лишь глупость начисто лишённая логики и фактических подтверждений. Он утешал себя именно этим, особенно остро ощущая собственное одиночество.

В прошлый раз это предвосхищение катастрофы накрыло его когда он узнал, что последним клиентов отца был Джон Фрейзер, и что имела место некая сделка, и вот её результат - он жених годовалой девочки, что и в глаза не видел.

Мысль, пришедшая в голову была настолько ужасной, что все чувства, словно замерли, застыли на бегу, оставляя его один на один с рушащимся образом горячо любимого родителя.

Что бы там ни было - наверняка что-то незаконное - Фредерик Дайсон позволил отцу семейства расплатиться свободой одной из своих дочерей. Возможно, он даже на этом настоял, или нет - эта мысль и тогда была отвратительна, но сейчас Уиллу особенно мерзко потому, что он может понять к чему бы отецу настаивать на таком способе. Последующие годы он собирал что только можно было найти, чтобы обелить имя отца перед самим собой, но всё обрывалось на Фрейзерах. Уверенность, что он сможет выжать из них больше вела его, пока одна из них не сумела заставить изменить свои намерения.