'Хорошенькая', - констатирует Уилл, разглядывая её. Все они тут такие - с такими средствами родители делают всё, чтобы их дети выглядели как товар наивысшего качества на рынке труда и брачных контрактов. Почти у половины девочек модельная внешность, оттого они и неестественны, словно очередная штамповка. Но есть и такие как эта - верхние пряди чёрных волос забраны назад, в небольшой хвостик, позволяя рассмотреть красивый лоб, правильной формы тёмно-карие до черноты глаза в обрамлении длинных ресниц и выделяющими общую бледность кожи, на которой даже не подведённые помадой губы, кажутся пухлыми словно над ними поработал мастер своего дела. В уголке левого глаза, ближе к виску крохотная родинка, которую поначалу Уильям принимает за шоколадную крошку.

Она запоминающаяся, в отличие от большинства из тех, у кого ему уже довелось вести занятия. Таких не много на потоке, но они всегда выделяются среди прочих простотой и внешней непритязательностью.

- Мистер Кастра? - Уильям отвлекается от разглядывания, в задумчивости крутя карандаш между пальцами. Её лицо выглядит знакомым. Он уверен, что видел её раньше, но, кажется, она была младше. Сильно младше, когда округлость всех её черт преобладала, но полной уверенности в этом нет - он может с лёгкостью ошибиться в воспоминаниях о вещах девятилетней давности.

- Да? - сухой тон, призванный отваживать всех и вся малость смягчается - если она та, кто ему нужен, то стоит быть помягче, чтобы узнать то, ради чего он вообще пришёл в эту школу.

- Если вы не против, я бы хотела попросить вашего совета, как учителя литературы, - девушка проходит, плотно закрыв за собой дверь и неуверенно улыбаясь, - понимаете, дело в том, что я пишу стихи, и мне крайне важно услышать ваше мнение о стиле и подборе слов. Вы не могли бы взглянуть?

- Сейчас? - удивляется Уильям, вскидывая брови, словно всем видом подчёркивая то, что не горит желанием тратить из без того не свободное время на что-то постороннее.

- Это не займёт много времени, уверяю вас, - замечает девушка, протягивая ему лист, на котором и правда написано всего четыре строки, а сама, тем временем, занимает стул напротив, сложив руки на коленях в ожидании.

'Вина лежит тяжёлым грузом

Не позволяя мне дышать...

Не говори, что я обуза

Опять.'

Он поднимает на неё глаза и смотрит несколько дольше положенного, но, кажется, ученицу это не смущает. Девушка улыбается ему, и обращается к нему так, словно они давно знакомы:

- Итак, Уильям?

- Вы слишком много себе позволяете, - удивление сменяется холодом, но его собеседницу это ничуть не смущает, - мисс...

- Фрейзер, - отзывается она, аккуратно забирая тетрадный лист себе, складывая его так, чтобы он поместился в нагрудный карман, - Амелия Фрейзер.

'Ах вот оно что', - быстро соображает Уилл и вглядывается в черты её лица снова, - ' значит, не показалось'. У него был огромный план о том, что стоит делать после того, как он разыщет наследницу семьи, с которой его отец вёл своё последние дела, но всё летит к чертям.

- Думаю, вы правы, и нам стоит соблюдать приличия в этот, оставшийся год, - продолжает она, вздыхая тяжело, - хотя мы скоро и станем одной семьёй.

- Об этом слишком рано говорить, - Уильям старается взять себя в руки, соображая что он может сделать сейчас, но пороть горячку не выход, и у него есть этот год для того, чтобы вызнать всё не спеша и не привлекая к себе лишнего внимания. - За год многое может измениться. И это ещё точно не решено.

- И всё же, пока вы мой жених, и, я уверена, вы не из тех, кто бросит даму в беде. Приятно, что вы позаботились о том, чтобы узнать меня прежде, чем всё это случится. - Амелия улыбается и поднимается, выходя из кабинета, так и не узнав мнения Уильяма Кастра о своём четверостишье.

Уилл знает, что дело, конечно, было не в нём - он лишь повод для того. чтобы она смогла встретиться со своим учителем в неофициальной обстановке, и составить своё мнение о том, кто стал частью завещания Джона Эдварда Фрейзера.

Амелия.

В свете заходящего солнца всё видится иначе. Шелест страниц кажется загадочным, бумага выглядит старой, даже древней, а чернила словно отсвечивают таинственно, делая символы мистическими, и даже магическими на вид. Читать зашифрованный текст дело не быстрое, но практика даёт о себе знать.

За десять лет, которые она ведёт дневники, Амелия уже давным-давно зазубрила тот шифр, что придумала для того, чтобы всё то, что она хочет выразить и сохранить, так и осталось при ней. Даже если Лия и обнаружит какие-то из её секретных записей, ей не удастся прочесть и использовать их против неё.

Дневников не так уж и много, и сейчас Амелию интересует тот, первый из них, в котором значилось несколько самых важных записей. Ей нужно освежить в памяти время, события девятилетней давности.

Скользя по бумаге кончиками пальцев, Амелия останавливается, найдя дату, обведённую красным, как и все, обозначающие опасность.

Вот оно.

'Сегодня должен приехать он. Мама сказала, что он будет после завтрака, а значит, Лия будет в доме. Она отнеслась к приезду моего жениха слишком радостно. Я боюсь. Боюсь, что она причинит ему вред. Мы заключили сделку, что если она не станет его пугать, и вообще не выйдет из комнаты, чтобы пообщаться с ним, то я исполню одно её желание. Она согласилась. Мне страшно быть в долгу, но я боюсь, что она просто его убьёт за то, что кто-то посмел быть моим женихом'.

Амелия откидывается и прикрывает глаза.

Она помнит тот день: солнце, согревающее её кожу, нежно-розовую штору, из-за которой она впервые увидела мальчишку, слишком взрослого, чтобы тогда ей понравится, и всё же сердце у неё забилось быстрее, а дыхание перехватило. То, как ей было страшно, что сейчас этот парень поднимет голову и увидит её. Даже вкус чая, который она пила из тонкой белоснежной фарфоровой чашки, когда она смотрела на него из под ресниц, и думала о том, что ему, должно быть, тоже ужасно осознавать, что он жених девицы в два раза младше его, ведь ей только семь, а ему уже четырнадцать.

Сейчас он далеко не тот нескладный мальчишка. Красивый, поджарый, умный - что еще нужно? И всё же Будь у Амелии возможность, она никогда бы не выбрала кареглазого брюнета, да и подчиняться воле матери не слишком хочется, связывая себя узами брака просто по приказу, словно у них на дворе средневековье. Нет, Амелии уже 17 и она уверена, что выйдет замуж по любви, а мать отправить куда хочет со своими гениальными планами о замужестве. В конце концов, что бы там ни было, но она может позволить себе быть с тем, кого будет любить всем сердцем, пусть даже и ценой своего наследства.

А вот про желание она как-то подзабыла, истёрлось из памяти опрометчиво данное сестре обещание. Прошло девять лет, но Амелия не тешит себя пустой надеждой, что за эти годы Лия забыла о нём. Нет, она, скорее всего, просто приберегла его для лучшего случая.

Амелия листает дневник, подобрав под себя ноги и накручивая непослушную прядь на палец в задумчивости, когда дверь распахивается, впуская Габи. Бледнее, чем обычно, несколько ссутулившаяся и уставшая, вымотанная сводная кузина своим видом будит совесть, яростно напоминающую о том, что сожительство любого с её сестрой не проходит даром. Даже такая милая, мягкая девочка с трудом выносит общество Лии, об этом кричат не только залегшие тени под глазами двоюродной сестры, но и страх поселившийся с тех самых пор, как они заселились в общежитие.

- Привет, - Амелия слабо улыбается, кивая и машинально переворачивая дневник записями вниз.

Несколько замешкавшись в дверном проёме, Габи отвечает беззащитной улыбкой, проходит и присаживается напротив Амелии.

- Занята?

- Это? - Амелия качает головой, закрывая и откладывая толстую тетрадь. - Не особо. Просто освежаю в памяти кое-какие события моей жизни.

- О, личный дневник? - Габриэль поднимает брови и понимающе кивает. - А мне никогда не хватало терпения вести такой.