— Энни, мы раздуваем из мухи слона. Я еду туда, только, чтобы поведать семью. Тот факт, что я не рискую работой — не прогуливаю смену, чтобы метнуться туда в туже секунду как его выпустят — должен быть показательным, что у меня появились какие-то рамки, нежели прежде.

Я вздохнула, выпуская пар.

— Шансы таковы, что он даже не захочет с нами связываться. Он трус. Я думаю, он не хочет, чтобы я его снова избил, а моя сестра не выдвигала обвинений, так что ему не за что ей мстить. Кто-то другой сдал его. Это все только ради предосторожности, хорошо? Я не идиот. Я не собираюсь делать ничего жестокого, если только меня действительно не вынудят.

— Дерьмо…

— Послушай, милая. Я люблю тебя. Но ты не знаешь меня так хорошо, как ты думаешь.

Я раскрыла рот и уставилась на него, словно меня ударили. Он заметил это.

— Прости. Я не хотел сказать, что ты не знаешь меня совсем, но эти вещи… Ты не понимаешь меня, я вижу. Или что это значит для меня.

— Нет. Не понимаю. — Потому что это сумасшествие.

— Мне бы хотелось, чтобы ты просто доверяла мне. И моим решениям.

— Мне бы хотелось, чтобы ты понял насколько смешно, то, что ты даже рассматриваешь вариант поехать домой.

Он не ответил, сухожилие на его челюсти напряглось в тусклом сиянии.

Я отвернулась, уставившись на огни вдалеке. Боже, это будет утомительно долгая поездка.

* * *

Когда мы, наконец, доехали до окраин Даррена, я понятия не имела, чего ожидать в дальнейшем. Я просто скажу ему спасибо, что подвез, и на этом все? Мы все еще… друзья?

Неизвестность убивала меня. Убивало то, как быстро наши теплые объятья обернулись в холодные споры. Все через что мы прошли с момента его освобождения, и как близки мы стали за эти две с половиной недели, что я думала нас ни что не сломит, но теперь… сейчас я ничего не чувствовала от Эрика. Словно наша связь умерла, провод перерезало моим почти ультиматумом. Мне было так больно, как будто мое сердце сжали в кулак.

— Что случится, когда мы доедем до моей квартиры? — спросила я, первые слова, прозвучавшие между нами за последний час или больше.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты просто высадишь меня или…?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Боже, вечно это «что хочу я».

— А что ты хочешь? — возразила я. Однажды я сильно жаждала его безразличия, сейчас я просто до смерти устала от него.

— Я хочу того, что хочешь ты, — сказал он устало, но настойчиво, а внутри меня все кричало.

Мы добрались до моего здания, и он остановился напротив бара. Он заглушил мотор и посмотрел мне в глаза, при уличном и неоновом свете.

— Я не хочу уходить, не зная, что между нами происходит из-за всего этого. Либо мы будем сидеть здесь, и морозить наши задницы всю ночь, или ты можешь пригласить меня подняться к тебе.

— Поднимись ко мне.

Он казался удивленным моей решительностью.

— Тогда, ладно.

Мы захлопнули дверцы. Он понес мой чемодан, а я впустила нас в фойе, не говоря ни слова пока мы не оказались в моей квартире.

— Хочешь, что-нибудь выпить? — спросила я.

— Не. Спасибо. — Его взгляд бегал по гостиной — нервничает, подумала я. Опасаясь. Словно он беспокоился, возможно, я пригласила его сюда в последний раз.

— Мне это не нравится, — призналась я. — Мы ссоримся?

— Пока никто не кричит.

Я сняла пальто, повесила его на спинку дивана, а затем опустилась на подушки с измученным стоном. Опустила голову на руки. Пусть этот мужчина видит, как я себя чувствую. Что он делает со мной.

Он сказал:

— Я понятия не имею, что тебе сказать. — Я почувствовала его тень, когда он сел на кофейный столик. — Я бы солгал, если бы сказал, что не планирую поехать домой на той неделе. А я не хочу лгать тебе, никогда больше. Не после того, как я почти потерял тебя, боясь рассказать тебе, что меня выпускают.

— Дело не во лжи. — Я подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Дело в… приоритетах, пожалуй.

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Надеюсь, ты веришь в это. Но я также люблю свою семью, и я буду рядом с ними, когда они нуждаются во мне. Когда они попросят меня. Ты не можешь ставить меня перед выбором. Тебе может это не нравится, но ты не можешь поставить меня перед выбором. Мне жаль. Но я не могу сказать тебе, то, что ты хочешь сейчас от меня услышать.

Я покачала головой, разочарованная до предела.

— Нет, кажется, не можешь.

— Ты собираешься расстаться со мной?

Я потерла место над сердцем.

— Боже, Эрик.

Его голос стал очень тихим.

— Я надеюсь, что нет. Я не стану врать, что не попытаюсь удержать тебя, но и семью не отодвину на второй план. Но я не хочу потерять тебя, поверь мне. — Он потянулся и взял мою руку своими руками, сжимая мои пальцы своими большими. — Это разорвет меня на части.

— Мне кажется, что у меня нет права голоса.

Он грустно улыбнулся.

— Это не твоя проблема, или твоей семьи. Поэтому да, у тебя его нет.

— Но ты же мой… ты мой парень?

— Да, если ты этого хочешь. Но нет, у тебя по-прежнему нет права голоса. Меньше всего я хочу, чтобы ты впутывалась во все это дерьмо.

Я снова уронила голову, простонав, чтобы он услышал, как сильно мне хотелось его придушить в этот момент.

— Прости, — сказал он нежно.

— Я очень-очень сердита на тебя.

— Я знаю. А я довольно сердит на тебя.

Сегодня мы этого не уладим, вполне очевидно. Это бессмысленный бег по кругу, вокруг этого упрямого как скала мужчины, которому нет конца.

— Мы можем просто пока нажать на паузу на этом? До Нового года?

— Конечно. Но только не надейся, что к тому времени я поменяю свое мнение.

Я долго и тяжело на него смотрела.

— Ты бы навредил моему бывшему, если бы я тебя попросила?

Он кивнул.

— Да.

— Почему бы тебе просто не вредить другому козлу, если я попрошу тебя? В чем разница, если эти две вещи очень важны для меня?

— Потому что этот козел не навредил тебе. Он навредил Кристине.

— Если она попросит тебя не приезжать, ты сделаешь, как она скажет?

Он кивнул.

— Значит, я напрасно трачу силы, споря не с тем человеком.

— Вероятно, — согласился он. Но упрямство предается в моей семье, как цвет глаз и плохие манеры, если ты думаешь о том, чтобы поговорить с ней. В любом случае, хватит на сегодня. Хорошо?

Я протяжно и тяжело выдохнула.

— Хорошо. Но я по-прежнему злюсь на тебя.

— В Казинсе мне вроде присваивали высокую устойчивость к разгорающимся конфликтам, — сказал он с усмешкой. — Я с этим справлюсь.

Я взглянула на его обувь и плащ.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил он.

— Нет. Не хочу. — Я хотела, чтобы он был тут. Я, словно застряла в свой злости и неуверенности, и… и беспомощности, мне хотелось, по крайней мере, утешится в его объятьях. И, возможно, не только утешится. Возможно, разрядиться. Шанс воспользоваться этой агрессией, которую я испытывала к нему и что-то с ней сделать. Что-то, если не продуктивное, то хотя бы увлекательное.

— Сними свою обувь, — сказала я. Когда он убрал их в сторону, и поджал свои ноги, я сказала, — сними свой плащ. — Он упал на подушку позади меня. — Сними свой свитер… носки… сними рубашку.

Теперь он стоял, снимал свою майку медленным уверенным движением, глядя на меня. Я поднялась на ноги. Когда я погладила его руки, грудь, горло, то он просто смотрел, опустив руки по бокам. Я спустилась руками ниже вдоль его живота, и обхватила пальцами его толстый ремень.

— Я думал, ты злишься на меня, — промурлыкал он, и его голос его выдал. Легкие слова не соответствовали его значительному возбуждению.

— Злюсь. — Удерживая его за ремень, я отошла на шаг. Еще один. Довела его до своей комнаты, а затем развернула его. Он повторял мои шаги, пока я не остановила его у кровати. Слегка толкнув, я отпустила его. Он с треском упал на матрас, скрывая улыбку на губах в рассеянном свете.