- Долгой жизни и достойной смерти, Первая мать, - Гуртрунг подняла руки в традиционном приветственном жесте, демонстрируя пустые ладони.

Нуурдаг повернула квадратное плоское лицо к урукхайке, коротко кивнула.

- В этот раз ты быстро. Что интересного за болотами?

- Я принесла «тихую весть».

Королева вышла из мастерской и мотнула головой, зовя Гуртрунг за собой. Они уединились за чахлыми березами на краю поляны. Нуурдаг повела бровью, приказывая говорить.

- Я нашла девочку из клана Жизнетворящих. Она в Аддарии, - Быстроногаявытряхнула на ладонь белую прядь.

Королева впилась в неё загоревшимися глазами, и, осторожно подняв двумя пальцами, поднесла к носу. Широкие ноздри раздулись, втягивая запах.

- Уверена?

- Младенца Азельвейды тогда так и не нашли. А девочка из Аддарии носитна себе это, - и Гуртрунг начертила прутиком на земле знак, увиденный на шее Веришки.

Нуурдаг помолчала, теребя локон и обдумывая новость. Потом взглянула на Гуртрунг.

- Привези её.

***

Нагоняй, полученный Веришкой от матери, уже забылся, следы от розог на альвийских ягодицах зажили. Расписка, написанная от имени «Гуртрунг из рода Горшуга», на всякий случай была упрятана в сундук. Но Олянани минуты не сомневалась, что проезжая торговка просто обобрала Веришку, поглумившись над девичьей доверчивостью. И вот, поди ж ты…

Оляна развешивала во дворе крашеные мотки пряжи на просушку, когда у плетня остановилась высокая женщина, ведущая в поводу мула. С интересом приглядываясь к Оляне и к тому, что она делает, женщина поздоровалась.

- Долгой жизни, хозяйка. Вершковицкий хутор не здесь ли?

- Тут, - подтвердила Оляна, настороженно разглядывая урукхайку.

- Девочка мне в трактире, что в Камышах, заказ отдавала четыре луны назад. Веришка вроде зовут. Не знаешь ли её?

Оляна шлепнула мокрый моток в корзину, шумно выдохнула и улыбнулась.

- Как не знать. Дочь моя, непутевая.

Веришка, вернувшись ввечеру с лесной заимки ведуньи, с удивлением обнаружила во дворе мула. В доме за столом сидела торговка из Линдмарта, а мать хлопотала у очага.

- Здравствуй, - улыбнулась девочка женщине и с победоносным видом взглянула на мать.

- Здравствуй, Веришка, - кивнула Гуртрунг. – Я привезла твой заказ. А твоя матушка любезно предложила мне переночевать в вашем доме.

- Ну, куда уж на ночь-то глядя я человека отпущу? – проворчала Оляна. – Из-за десяти орешков такой путь проделать! А завтра, по солнышку, можно и в дорогу.

Гуртрунг глянула на Оляну.

- А я не человек.

- Вижу, - пожала та плечами, выставляя на стол крынку с молоком и миску с творогом. - Все одно – живая душа. Веришка моя тоже вон не из людей. Но ближе неё у меня никого нет. Да и не делят здесь на своих и чужих. Все под одним небом живем, один хлеб едим.

Урукхайка, помедлив, отвела глаза.

- Веришка! Воды принесла бы, - указала Оляна на ведро. Альва послушно выскочила во двор.

Улучив момент, когда хозяйка отвернулась к очагу, чтобы снять с огня котелок, Гуртрунг бросила что-то в крынку с молоком. Ужинали затирухой, заедая творогом и запивая молоком. Потчуя гостью, Оляна удивилась тому, как сильно её клонит в сон.

- Устала я что-то, - провела она рукой по лицу, и, не имея более сил устоять, сползла на пол.

- Ма-а… - встревожено потянулась к ней Веришка, но подмешанное в молоко зелье сморило и её. Гуртрунг подхватила девочку, уложила на лавку и, выудив из своего мешка склянку, влила несколько капель темной жидкости в рот альвы. Глянув на неподвижную Оляну, нахмурилась и убрала сосуд обратно. Милосердие у её племени было не в чести.

- Ешь, - Гуртрунг шлепнула перед девочкоймиску с полбяной кашей, в которой торчала деревянная ложка. Вторую миску урукхайка поставила подле себя.

- Или мне снова кормить тебя силой? Пока ты в моих руках, подохнуть я тебе не дам.

Прошло четыре дня с тех пор как они пересекли границу Линдмарта, и Гуртрунг перестала поить альву сонным зельем. Когда девочка пришла в себя, урукхайка спокойно объяснила, что украла её и везет к своей королеве.

- А матушка как же? – несмело спросила Веришка.

- Её ты больше не увидишь.

Веришка подтянула миску и покорно принялась за еду. Она уже поняла, что с Гуртрунг шутки плохи. Урукхайке чужды были жалость, сострадание, и слезы её нисколько не трогали. А отказ от еды был чреват насилием – Гуртрунг зажимала девчонку меж могучих коленей и насильно впихивала ей еду в рот. Потом стискивала челюсти альвы, и та, давясь и пуская носом пузыри, глотала. И так до тех пор, пока миска не опустеет.

- Эй,- урукхайка стукнула по плечу плетущегося мимо слугу-человека из пленных. – Принеси молока.

- Молока нет, - промямлил тот, останавливаясь и пялясь с удивлением на Веришку.

- А что есть?

- Пиво есть. Вода.

- Что еще? Для неё, - кивок в сторону альвы.

Подручный почесал макушку, выскреб из-под ногтя грязь.

- Взвар яблочный можно.

- Неси.

Бедность кабацкого меню искупалась ценой. За полбу и пару кружек взвара Гуртрунг расплатилась медным орешком.

Из-за межплеменных усобиц почти все кабакиЛиндмарта прекратили свое существование. Кормежка, как и врачевание, по-первости считались делом нейтральным. Но кабацкий нейтралитет оказался штукой хрупкой. И вот уже жгут альвы кабак, в котором кормилась гмурья рота. А нольвы в соседней деревне вешают кабатчика, попотчевавшего друдов. Однако трактир, в котором остановилась Гуртрунг, худо-бедно держался. В основном потому, что стоял на территории союзных племен – нольвов, гмуров и урукхов. Кабатчик-гмур, привечая и тех, и других, и третьих, втихомолку молился, чтобы не покрошили недолговечные союзнички друг друга в его заведении вместе с ним.

Дверь распахнулась, и в кабак ввалилась ватага из шести гмуров. Коренастые, бородатые парни, в кольчужных рубашках поверх грубой шерстяной одежды. На ногах - мохнатые медвежьи торбасы, за спиной на войлочных плащах – тяжелые секиры и арбалеты. Вместе с ними вошли трое наемников-людей.

- Хозяи-ин! Пива и мяса!

Грохот низких голосов заставил Веришку сжаться.Гуртрунг недовольно, но без страха,покосилась на вновь прибывших. А гмуры и люди, гогоча, топая и со скрежетом ворочая скамьи, рассаживались за соседний стол. Подошел хозяин, разводя руками, сообщил о скудности меню.

- Какая еще полба?! – возмущенный ор перекрыл голос кабатчика. – Ты глухой? Пива и мяса!

- Ну, нету мяса, хоть убейте, - хозяин воздел руки. – Ежели б было, неуж утаил бы?!

Гмуры, наконец, сдались, и хозяин ушел на кухню.

- Во дворе мул стоит, - услышала Веришка одного из гмуров. – Можно его покрошить. А хозяину принести извинения от нашего землячества.

Остальные одобрительно захохотали.

- Я тебя сейчас покрошу, - отозвалась Гуртрунг. – Пусть земляки твоими потрохами лакомятся.

Гмуры оглянулись на голос, с удивлениемразглядывая урукхайку и зажавшуюся в уголок альву.

- О, хозяйка нашлась, - широко ухмыльнулся один из гмуров – молодой, чернобородый. - Не, мы ж не урукхи какие-нибудь, говорящее мясо не употребляем. Это вы жрёте все, что шевелится.

По тому, как напряглись пальцы урукхайки, обхватывающие глиняный бок кружки, Веришка поняла, что она злится.

- Гмуров мы не едим, - отхлебнув взвар, ответила Гуртрунг.

- Не по зубам, небось, - заржал гмур, почесав в паху. – Альвы-то, понятно, понежнее.

- Нам все по зубам. Только от вас живот пучит и отрыжка вонючая.

- Ну, судя по твоей роже, к вони тебе не привыкать, жаба болотная.

- А судя по твоей роже, твоему папаше свинью поиметь незазорно было, - спокойно отозвалась Гуртрунг.

Гмур зарычал, подхватил секиру, и, опрокинув скамью, бросился к урукхайке. Она же, вскочив из-за стола, метнула в него кружку. Посудина угодила гмуру в лоб и раскололась. Яблочный взвар вперемешку с кровью потек по усам и бороде. Кривой тесак урукхайки, приставленный к гмурьему горлу, прекратил потасовку. За соседним столом, глядя на застрявшие в бороде куски разваренных яблок, заржали товарищи побежденного гмура. Зачинщик отвел от своей шеи урукхский клинок, отер усы, стряхнул с ладони яблочную мякоть и присоединился к своим. Инцидент был исчерпан.