Литмир - Электронная Библиотека
A
A

С силой выдохнув, он решительно тряхнул головой:

– Ну, любовь – значит, любовь.

Он огляделся и другим, уже спокойным тоном, кивнул старушке:

– Слышь? Нунёху! Сваргань чего пожрать… я те пока дров, что ль, поколю…

– Да каша горячая в печи! Ступай в избу!

– Да ну… – смутился племяш, – чего там… сюда, на завалинку, притащи… да квасу… голодный, понимаешь…

– Щас, щас, голубчик, – засуетилась Нунёха, кидаясь в горницу. Через окно Харт слышал, как грохнул чугун, доставаемый из печи, как торопливо загремели плошки, и бабкин озабоченный голос обронил:

– Ну-ка, девка… оторвись чуток… помоги донести… вон – и того, и сего…

Молодец свирепо скрипнул зубами – и плюнул сквозь них.

– Старая ты дура… – проворчал про себя с досадой.

Послушная Лала появилась вслед за хозяйкой, неся жбан и кружку, зацепленную за ручку мизинцем. Она по привычке ожидала встретить Харитонов ищущий взгляд – и была несколько удивлена его полным отсутствием. Это сразу примирило её с нежданным гостем, и весь следующий день она воспринимала его спокойно-дружелюбно.

Хартика пробыл у старухи немного больше суток и ускакал на рассвете следующего дня. За это время двор весьма преобразился: крепко встал на место покосившийся столб у ворот, перестала течь крыша сарая, занял своё прежнее законное место отвалившийся ставень, и даже шаткая скамья у стола больше не качалась.

Так что – когда неделю спустя запоздалый вопрос: «Что те поделать, бабк?» – задал Стах – Нунёхе и предложить-то ему было нечего. Да и незачем! – справедливо рассудила она. Потому как – если месяц денно-нощно, к каждому стуку прислушиваясь, ждала тебя прекрасная царевна – царевной и занимайся. А не столбы поваленные подпирай.

Внимательный Стах заметил поправленный столб, царапнувший ему совесть при прежнем посещении.

– Чего? – справился он, – Харитон побывал?

– Побывал! – радостно сообщила старушка, – вот, как ты, в ворота стукнул. Мы на тебя, было, подумали…

Стах не так стукнул в ворота. Это знал он точно. Совсем иначе. С замиранием сердца! Потому как – до последней минуты – боялся и не знал, чего ему ждать за воротами. А потом оказалось – лучшего и ждать нельзя! Там любовь притаилась!

Ни мгновения не заставили его под воротами томиться – засов лязгнул сразу же, точно за створкой караулили. Проворная Лала совсем позабыла старушечий наказ. Да и просто рассудила по-своему: мол, если вхожи сюда только Стах и Харт, и если Хартика всего ничего как отбыл – кому тогда быть, как не Гназду долгожданному?

Он и оказался! Растерянный, настороженный, точно к прыжку пригнувшийся – сразу вспыхнул и расправился весь, будто мгновенно разгоревшийся огонь, едва девушка возникла пред ним… такая же… моментально вспыхнувшая!

Ну, а дальше – все чопорные устои были презрены. Да и кому тут правила проверять, условности блюсти? Лес кругом. Нечеловеческие силы швырнули их друг к другу и сбили в единое объятье. Оно всё и решило. Не было больше сомнений. Смолкла клокочущая боль Стахова сердца. И разом забылись все кикиморы в болотных чащах.

Уже потом стал разглядывать Стах светящийся счастьем лик возлюбленной. Не мог без того разглядывания: тревожило, помнил ещё голубое мёртвое лицо. А увидел – цветик ярче прежнего: все лишения и беды разом ухнули в небытиё – как только пришла долгожданная встреча.

Дождалась Евлалия Стаха! Журавли сплелись в озёрах шеями, ласточки в гнезде обнялись крыльями, лебедь белый где-то в далёкой дали – кликнул ласковую лебёдушку. А молодец с девицей – что ж? – уста в уста слили, грудь ко груди прижали, руки за руки закинули – втянули друг друга в чашу цветка меж лепестков. Меж уст-рук-грудей – в чашу сердца!

Тут Нунёху нюх верный подтолкнул - тихонько попятилась она в заднюю калитку, выскользнула со двора – да и за работу принялась извечную: что-что – а работа у бабы всегда есть. Козу перевести, огородину подбить – да и по травы прогуляться. Некому ей, Нунёхе, травы передать. Век уходит – с ней знахарство и уйдёт. Разве – Лала подхватит. Много наслушалась девка за месяц – только для снадобий-знаний – годы нужны. Да и – не тем у девки голова полна. Молодцем.

К молодецкой груди прильнув – роняла девица, что сердце на язык прибивало:

– Ах, Стаху! Оторваться от тебя невозможно! Как же я ждала тебя! Ведь я думала – всё! Конец мне! Я думала – уже никогда не увижу тебя на этом свете!

– А я-то, Лалу! – шептал Гназд. – Я ведь уж совсем, было, судьбе покорился – думал, не пара мы. Думал – всё! Уеду! Выпущу пташку на волю, пусть летит себе, может, где-когда гнездо совьёт… А мне – всё равно не жизнь!

– А я, Стаху, ждала всё – вернёшься! Не верила никому! До снега всё на дорогу смотрела: вот-вот покажешься. Оттого, может, и приключилось со мной…

Приключилось… С уст сорвалось – а он и не замешкался, разговор. Такой шустрый! Уж и не поленится…

– Ну-ка! Ведь верно: расспросить всё тебя хотел! А? Бедная моя пташка! Как ты попала в лесную чащу?

– Ах, и не спрашивай… но ведь главное – всё позади! Ведь ты же спас меня!

– Спас… – молодец угрюмо замолк.

– Ну, что ты? – ласкаясь, затормошила его Лала, – ведь верно! Спас! Всё как прежде! Ты вечный мой спаситель! – улыбнулась она. – Как ты оказался в этих местах? Как узнал про меня? Ведь если б не ты – я бы утонула!

От этих слов Стах похолодел.

– Чего?! – воззрился на девицу.

Та заморгала ресницами. Осторожно повторила:

– Утонула. Нунёха сказала – ты меня из болота вытащил…

Гназд слегка поперхнулся и через силу проглотил ком. Потянуло задать вопрос – но вовремя спохватился. Помалкивая, смотрел в ясные девичьи глаза, что греха не ведали, слушал странные речи:

– За мной гнался ужасный человек! Я, понимаешь, обманула его – поэтому он был такой злой. Поймал бы – убил! Я затаивалась, и он, зверь зверем, рычал и ломился сквозь кусты – искал! Очень страшно!

– Ты кричала? – осторожно спросил Стах, поминая кикимор.

– Наверно… Я не помню. Я, помню, вся точно заледенела со страху… ноги сами по себе, как не мои… однако ж – быстро бегут! В жизни так не бегали! Я всё же убежала! Я спряталась. Но скользко, нога поехала вниз. Я хотела схватиться, а сорвалась. Прямо под откос.

«Час от часу не легче!». Стах со страхом заглянул ей в зрачки. Нет, она была здорова и благоразумна! Но что за чертовщину несёт? Может, всё же, кикиморы шутканули над ними обоими?

Гназд решился спросить:

– Этот… зверюга-то… как ты попала к нему?

Царевна вздохнула, поморщившись:

– Долгая история. Меня отдали вместо долгов…

Тут уж Гназд отпал навзничь:

– Как – долгов?! Каких? Кто?

Лала утомлённо поникла головой.

– Ох… Вспоминать тошно… – с тяжким вздохом проговорила она, – дай мыслями собраться… короче – князь Кремечский оказался должен Балике Хлочу.

«Князь Кремечский оказался должен Балике Хлочу, – подумал Стах. – Как просто! Как легко прозвучали эти имена».

Имена не были безвестны. Балика Хлоч. Довольно свирепый тип, попадать в руки которого не стоило. Стаху приходилось сталкиваться с его людьми, а теперь вот ездит он на его коне, рискуя быть узнанным. Странно. Балика Хлоч оказался в одиночестве, на лесной тропе? Впрочем, чего ни бывает? Итак – Хлоч. Что ж? Это хорошо – что волки грызут его кости, а черти – душу.

А другой – князь Кремечский. И тоже странно. Все знают, что князь Кремечский преставился ещё зимой. Но никто, кроме Стаха, не знает, что жаждущий справедливости Хартика приложил к этому руку. Робингудовские замашки Харитон оставил, но не забыл. И когда всерьёз назрела разборка между возмутившейся артелью и всепригнетающим князем, который давно приласкал всех разбойников края, Харт, никому не сказавшись, подстерёг на лесной дороге сомнительного господина и его живую тень, рванувших править права. Только Харт и мог столь точно почуять, столь верно послать пулю и столь легко уйти.

47
{"b":"609871","o":1}