Через два года после моего фантастического спасения мы с мамой оказались в детском саду: я в роли воспитанника, а мама в роли воспитателя. Более того, вся наша среднестатистическая семья в составе меня, мамы и отца в детском саду питались, причем на законных основаниях это делал только я. Так уж сложилось, что как раз в это время все системы и вся инфраструктура организма под названием Хайеркгофф находились в состоянии тяжелого перманентного кризиса до такой степени, что честные рабочие вроде моего отца и моей матери не получали за свою работу ни единой монеты не говоря уже о купюрах. А посему похлебка, в тайне налитая в большую банку и принесенная мамой домой была очень кстати. Эта волшебная похлебка заряжала отца энергий для того, чтобы утром он имел возможность надеть свою робу и снова отправиться работать за просто так.

В основном в Хайеркгоффе все происходило просто так...

49 Воображение

Я с детства старался заниматься искусством, ведь прекрасно понимал, что без него погибну. У меня не срослось с живописью, потому что я стал писать стихотворения. А стихотворения я стал писать из-за своей матери: ведь моя живопись доводила ее до безумия. Все потому что рисовал я преимущественно голых женщин, после чего, разглядывая порножурналы собственного приготовления, мастурбировал. Должен сказать, картинки получались гротескными, но у меня не было выбора так как у нас не было канала с порно, равно как и отца, который читал бы настоящие мужские журналы журналы с интересующим меня содержанием.

Музыка в моей жизни также появилась по большому счету как способ уложить в постель как можно большее количество женщин. Однако укладывал я их в основном в своем воображении держась правой рукой за распухший отросток между ног. Подобным образом я также давал воображаемые интервью, выступал перед воображаемой публикой, а через пять или шесть часов просыпался и шел в школу, в университет, а потом на работу. Воображение было бесцветной комнатой, которую кто-то заполнил мерзким желтым светом, как от старой шестидесяти ваттной лампочки. Однако, несмотря на то, что свет был тусклым, оттенок желтого был насыщенным как у добротного анализа мочи. Желтые блики будили меня даже когда за окном было пасмурно, даже когда за окном не было видно солнца. Они будили меня изнутри. И, кажется, я действительно слышал запах. Да, я на самом деле слышал эту вонь.

50 Улыбка

Сейчас мне снится Мэри. И ее лицо к сожалению все в тех же мерзких желтых тонах. Мне снится ее лицо. Просто лицо. И мне сложно сказать это лицо живого человека или… Лицо улыбается. Во всяком случае я вижу легкую улыбку. Ее глаза открыты. Но она не моргает. Она словно застыла, но ведь я чувствую легкий ветерок её дыхания, даже здесь, во сне. Мне кажется он просит о помощи, но ведь она не произносит ни слова, не издает ни звука, она вовсе не шевелится. Главное, что она улыбается. Значит все хорошо. Ведь улыбка искренняя. Я точно это знаю. Человек не может скрывать боль за искренней улыбкой...

Часть 3. Изнутри

51 Буйный

Я не мог поверить, что такое случается и в реальной жизни: мои руки за спиной и меня волокут двое здоровых мужиков. Судя по всему я двинулся. Я умалишенный. Чокнутый. Шизофреник(возможно… как бы там ни было, я не могу ставить сам себе диагноз. Просто это единственная психическая болезнь, название которой я знаю).

Тусклые стены. Кое где на потолке видны подтеки. Вряд ли это проблемы с водоснабжением, скорее всего кто-то из моих братьев(по разуму? по несчастью?) напрудил в уголке, да ни раз.

Мы шли по коридору(правильнее было бы сказать, что меня волокли). Боковым зрением я ловив абсолютно одинаковые двери палат, которые мелькали с постоянной частотой. Мне стало казаться, что эта стена была на самом деле чем-то вроде огромного барабана с нарисованной на нем одной единственной дверью. Должно быть, я просто стою на месте, а кто-то крутит этот чертов барабан. Моя гипотеза разбилась одновременно с глухим и тяжелым грохотом, который раздался где-то за стеной барабана, где-то за очередной дверью. Двери едва не слетели с петель, а я от испуга едва не создал новый шедевр, который можно было бы наблюдать на потолке коридора этажом ниже. Я подумал о том, что на этом этаже, скорее всего, а может быть и целом крыле влачат свое существование так называемые буйные пациенты. А буйный ли я? Мне стало так любопытно, что я улыбнулся. “Я точно чокнутый”, подумал про себя я и почувствовал, что кисть правой руки стала неметь. Я попытался спасти ситуацию и начал легонько(как мне показалось) трясти правой рукой. Мои телодвижения, судя по всему, расценили как попытку к бегству или своего рода протест или черт его знает, как еще могли оценить это, но в результате я получил несколько ударов резиновой дубинкой по туловищу и окончательно убедился в том, что я скорее всего буйный.

52 Имущество

В палате было темно, хотя мне удалось заметить лампочки в патронах, которые свисали с потолка. Всего было три койки, одна из которых, очевидно, предназначенная мне - пустовала. На первый взгляд на них лежали бездушные тела, трупы. На первый взгляд это выглядело так словно меня привели в морг. По телу пробежал холодок и я не мог понять откуда он взялся - то ли от испуга, то ли от сквозняка. Я бросил мимолетный взгляд на окна, из которых сейчас открывался шикарнейший вид на закат, однако он не доставлял никакого удовлетворения и уж тем более спокойствия. Атмосфера была тяжелой, гнетущей и мысли о чем то романтичном и приятном сейчас не имели доступа к моему сознанию.

Я заметил, что конечности моих новых соседей привязаны к койке какими-то тряпками уже после того, как меня самого приковали подобным образом. Мне было страшно, мне хотелось кричать, но из меня не вылетело ни звука. Все что я себе позволил - это вертеть из стороны в сторону головой и слегка ерзать телом по своему новому спальному месту. В один из таких моментов я отчетливо услышал шелест: матрас был упакован в целлофановый чехол. Так часто делают в подобного рода заведениях. Изнутри меня пронизывала дрожь, которую, однако, никто кроме меня почувствовать не мог. Я чувствовал некоторую расслабленность, которая все сильнее овладевала мной и смешиваясь со страхом и дрожью уносила меня в какой-то идеальный мир. Это была эйфория и я чувствовал, что едва сдерживаюсь чтобы не наложить в штаны, хотя переживать об этом было бессмысленно, ведь о сохранности имущества, которое я мог бы испортить позаботились заранее.

53 Иисус

Я чувствовал себя Иисусом. Моей Голгофой была палата с прекрасным видом на закат и город, который отторгнул меня. Город, в пыли которого где-то прятался Габриэль, где-то ждала меня Мэри. А я был распят на позорной койке с матрасом, обтянутым целлофаном между двух сумасшедших, которые так и не пошевелились ни разу до самого утра, пока в палате не появился врач. Он задавал им простые вопросы, вроде:

- Узнаешь меня? - и мой сосед слева отвечал:

- Да.

- Кто я?

- Доктор.

- Правильно. - потом он шел к моему соседу справа и, я думаю, намеревался задать те же вопросы, однако все это было бессмысленно, ведь сосед справа в данный момент вел диалог с воображаемым собеседником, образ которого, скорее всего проецировался его мозгом на белый потолок словно фильм в кинотеатре. Только после этого, доктор обратил внимание на меня. Я спокойно смотрел на него и в какой-то момент разглядел в его глазах настоящее удивление. Сзади него стоял один из санитаров, которые вчера поместили меня на эту койку. Он повернулся к нему:

- Не видишь ничего необычного?

Слегка приоткрыв свой огромный рот, санитар произнес с небольшой задержкой: