Мать открыла дверь и я встретил ее стоя в дверном проеме все также без трусов и в импровизированной повязке на левой ноге. Сняв с меня повязку, для того, чтобы увидеть масштабы трагедии, мать сначала упала в обморок, после чего придя в себя наложила некачественную, даже в сравнении с наложенной ранее мной, повязку и натянув на мою все еще голую задницу трусы и шорты поволокла в больницу.

Мне наложили швы, а добрый доктор произнес одну лишь фразу, которую я запомнил на всю жизнь:

Кожа у тебя нежная… аристократическая.

Мои друзья катались на великах, а я смотрел на них из окна с перебинтованной ногой и облизывался в тот момент, когда мой отец пытался поиметь спящую пьяную мать не стесняясь своего, уже много что понимающего сына. Когда моя мать фыркнула в ответ на все тщетные попытки отца исполнить свое грязное дело, он с обиженным видом выбрался из под одеяла, заправляя в трусы свой все еще накачанный кровью член, который, судя по всему, не достиг своей цели.

В этот же день я понял, что мог налететь на штырь каким-то другим местом, например ягодицей или анусом, последствия чего скорее всего были бы менее утешительными, зато прекрасно подходили бы для дайджеста эпических увечий.

19 Самка

Годы шли и я становился все бережливее по отношению к своему телу. Чего нельзя было сказать о внутренних органах. Да, я до сих пор не ломал ни одной конечности, как бы это ни было парадоксально, если учесть сколько кальция было вымыто из моего организма на протяжении всех этих бесконечных пьянок, но я неоднократно лежал в палате под капельницей после того как смывал в унитазе кровь, выходившую из моей уретры со неописуемым жаром.

Желудок стал шалить все чаще. Все меньше я выпивал и все быстрее становился пьяным, кроме того, каждый раз, напиваясь, я начинал икать. Это отвратительно - икать в состоянии опьянения: такое ощущение, что сейчас все окружающие тебя объекты будут покрыты твоей блевотой. Однако такого ни разу не происходило. Я протирал от пыли и грязи металлические заборы своим телом, пока добирался домой, я падал в клумбу на лицо и на спину, но я ни разу не блевал по пьяни и очень этим горжусь.

Меня тревожила моя сраная икота и подружка моего друга, однажды, когда мы пьянствовали нашими “семьями-на-вечер”(обычно мы называли это именно так), она спасла мне жизнь, отрезав дольку лимона, из которой я высосал кислый сок после чего был снова в состоянии гробить свой сраный организм.

В тот вечер все закончилось как обычно: выкуренной сигаретой под басовый аккомпанемент храпа моей избранницы. Порой я удивляюсь, что вообще смог лишится девственности, порой я не помню своего первого раза, порой я вовсе не уверен, что первый раз уже состоялся. Потом я наконец понимаю, что мой первый раз, возможно, просто нельзя считать разом. Сейчас единственная самка, которая явно меня хочет - это моя кошка. Ей нравится когда я массирую ее сиськи и она эротично выгибается передо мной на протяжении недели несколько раз в год. Должен сказать, что сейчас мне более чем достаточно именно таких отношений.

20 Мазня обретает смысл

Сегодня я выдыхаю всю ту желтую Мэри, которую мы с Габриэлем выпили накануне. Мы отмечали успех нашей первой выставки. Я пил очень, очень много и все не мог понять по какой причине я делаю это. То ли я безумно радуюсь своему успеху, то ли я схожу с ума от того, что “это” может иметь ТАКОЙ успех. Испорченные полотна. Огромные куски бумаги, испачканные в краске. Боже мой! Можно просто купить литровые банки акрила в строительном магазине и со всего размаху разбрызгать их содержимое на кусок бумаги, а впрочем, на любую поверхность и выставить это в Эйрмайле. И ЭТО будет иметь обворожительный успех. Думаю, как то так мы и поступим в следующий раз. Когда нас всех поместят в банки и наденут очки виртуальной реальности не нужно будет даже ехать в магазин. Цвет чего угодно можно будет поменять лишь усилием мысли, при условии, что мозг не атрофируется также как и мышцы.

Казалось, что лимон как одна, я бы даже сказал, основная составляющая напитка, должна была нивелировать действие другой, проводить своего рода профилактику икоты, но это было вовсе не так. Весь пол в прихожей был заблеван желтой липкой субстанцией, даже на подушке я обнаружил с утра желтое пятно, которое явно образовалось в результате того, что Желтая Мэри несколько раз за ночь искала выход из моего организма. Это было похоже на солнышко, которое когда-то нарисовала моя мама акварелью на листе бумаги в клетку. Я ощутил сильный голод и был крайне удивлен тем, что сзади меня лежал Габриэль, нежно положив свою правую руку мне на бедро как обычно делал я в те времена, когда засыпал в одной кровати со своей женой. Я нащупал руками свои трусы - они были на месте, кроме того на мне были надеты джинсы, которые я скорее всего был не в состоянии снять, приехав ночью домой. Это меня успокоило, но все же ощущать мужскую руку у себя на заднице было неприятно и я аккуратно ее убрал и перевернулся на спину, посмотрев на Габриэля, который точно так же бессознательно лежал на подушке с засохшим желтым пятном у раскрытого рта. Через несколько секунд, я понял, что лежать в одной кровати с мужиком я тоже не могу. Вскочив с кровати, я вышел в коридор и почувствовал ногами всю прелесть вчерашнего вечера.

Практически час я, склонившись с тряпкой над грязным линолеумом, чистил его от вчерашнего веселья, с трудом сдерживаясь, чтобы не добавить новый слой. Когда проснулся Габриэль пол в коридоре был чист, хотя пикантная смесь из запахов блевотины и цитруса все еще стояла в воздухе. Я тщетно пытался налить воды в кофеварку и приготовить бодрящий напиток, как раз в тот момент, когда Габриэль появился в дверном проеме, пошатываясь и положив правую ладонь на лоб.

- Что это было? - спросил он с закрытыми глазами.

- Это была твоя сраная Мэри… - не поворачивая ответил я. Мои руки сильно тряслись, поэтому большая часть воды оказалась на столе. - извини, желтая...

- Ты действительно веришь, что кофе избавит тебя от головной боли?

Я повернулся и посмотрел на Габриэля. Было хорошо понятно, что он мучается от боли. Я произнес довольно грубо, что было неожиданно для меня самого:

- А я и не говорил, что у меня болит голова. Вот тебя она, кажется, прямо убивает. - Габриэль никак не отреагировал, а я, осознав, что произнесенная мною фраза была больше похожа на упрек, попытался исправить свою ошибку и проговорил более сдержанно:

- Кажется у меня где-то есть обезболивающее. - я оставил в покое кофеварку и прошел через кухню, чтобы найти таблетки для Габриэля. Когда я проходил мимо него, он внезапно схватил меня за плечи и глядя на меня со слезами, которые слегка увлажнили глаза, тихо произнес:

- Почему так больно? - Это немного удивило меня и на какое-то время я просто застыл на месте, не понимая, что происходит. Габриэль опустил голову вниз, отпустил мои плечи после чего обнял меня, чем удивил меня еще больше.

- Почему так больно? - повторил он. Я аккуратно обнял его в ответ и мне стало одновременно неловко и тепло. Эта страшная головная боль сделала из некогда уверенного в себе человека нечто похожее на обиженного ребенка и, прижав его к себе, я впервые почувствовал то, что мечтал почувствовать многие годы: любовь и трепет к собственному ребенку. Я расстался со своей первой женой именно по этой причине: она наотрез отказывалась заводить детей. Каждый раз, когда у нее случалась задержка, она устраивала мне скандал. Я терпел это, несмотря на то, что отсутствие желания иметь от меня детей у женщины, которую я любил, медленно убивало меня.

Я любил ее и не мог сказать что-то вроде “Нам нужно расстаться” или “Уходи”, поэтому я поступил так, как поступает существо абсолютно лишенное чувства собственного достоинства: я перестал по вечерам встречать ее с работы, я практически исключил общение с ней, я перестал вместе с ней есть и я перестал делить с ней одну кровать, закрываясь каждый вечер в небольшой комнате и выключая в ней свет. Наконец на третий или четвертый день моего жалкого протеста она сама сделала мне предложение: