В чёрно-серой мгле зимней ночи, в лесопосадках, с красным светом фонарика в глаза, который к тому же, знал Алексей, кладёт сейчас страшные тени на его лицо, эти слова должны были звучать весьма убедительно. И они явно звучали убедительно. Потому что тут Кудилов сломался: мелко закивал, страдая, но глядя на Алексея с огромной надеждой.

Точная примета: почему-то все эти идейные бандеровцы очень любят жизнь, и для её спасения на всё готовы. Это вот мужички обычные, нормальные, по призыву или ещё как на той стороне оказавшиеся, упереться рогом могут. По-нашему, по-русски. И будет лежать один на позиции, лупить из пулемёта, не отзываясь на предложения сдаться в безнадёжном своём положении. И умрёт на пулемёте. А потом ещё окажется своим, донбасским. Родину от русской агрессии защищающим, видите ли…

А вот идейные нацики, как только оказываются в ситуации, когда не над мирняком можно глумиться безбоязненно, не ветеранов на 9 мая толпой метелить, — вот идейные нацисты ломались быстро, сразу же. И начинали любой ценой выторговывать себе жизнь свою никчёмную. Сдавали своих, планы и секреты. Буквально сапоги лизали! Сам Алексей такого не видел — над пленными упражняться он брезговал, а в тылу врага обычно не до воспитательных мероприятий, когда надо быстро и надёжно допросить. Но рассказывали ребята, как пленные нацики именно что носки берцев лизали, лишь бы в живых оставили…

Поведал Молодченко очень важные вещи. Во-первых, он знал убийц отца, знал, где они находились и как к ним подобраться. Во-вторых, действовал по их приказу или по согласованию с ними. Это значило, что роль Бурана в своём прореживании убийцы представляют вполне отчётливо и подключают к охоте на него особые силы — со связями не только в Луганске, но и в России. А в-третьих, что подобраться к ним можно будет в районе Дебальцево, куда украинское командование намерено перебросить основные силы «Айдара».

И вот это было куда важнее всего предыдущего для луганской армии. Потому что переброска касалась не только этого карательного батальона. Оказывается, на совещании в штабе было доведено, что по мнению украинского начальства основной целью повстанцев на данном этапе боевых действий будет отвлечь внимание активностью вдоль Бахмутки, у Станицы, у Попасной. В ДНР — аэропорт, Авдеевка, Пески, Горловка. А затем войска республик ударят под основание Дебальцевского выступа, чтобы окружить там группировку ВСУ.

Слишком большой новостью это не было — конфигурация линии фронта сама диктовала подобное решение. О необходимости устроить укропам новый котёл в Дебальцево кричал едва ли не каждый ополченец, как хватит лишку. Так что украинское командование прекрасно должно было соображать, куда ветер подует.

Новостью было то, что оно, командование, уже перебрасывает подкрепления в Дебальцево, несмотря на давление по Бахмутке. Батальону «Айдар», в частности, назначены место дислокации Чернухино и Авдеевка, где его бойцы должны будут играть роль заградотрядов для нестойких войск ВСУ. А также бороться с ДРГ ополчения и проводить тыловую зачистку мирного населения.

Кравченко, естественно, не был допущен к планам высшего командования, и о том, что оно собирается делать с дебальцевским выступом, мог только догадываться. Чутьём офицера. Но то, что говорил этот нацик, было очень похоже на правду. И впрямь — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не дотумкать, что главной целью своих действий командование ВСН будет ставить восстановление связности между территориями ЛНР и ДНР. И не через Красный Луч — Миусинск, а куда короче. Оно же означает и крайне полезное спрямление линии фронта. Ну и, конечно, повторить летние котлы тоже очень должно хотеться офицерам в штабах Корпуса.

Значит, информация о том, что ВСУ начинает переброску подкреплений в Дебальцево, даёт достаточно много поводов для выводов, как говаривал Тихон Ященко. Эту информацию надо было донести до своего командования. И нацистскому гадёнышу больше терзаний не грозило. Тем более что пел он теперь с готовностью. Про будущие пункты дислокации «Айдара» поведал. О боевых планах на ближайшие дни рассказал. Остальное пусть дорассказывает тем, кому надо. Лично Кравченко узнал всё, что нужно. А достать убийц отца в Чернухино или где-то рядом будет поближе, а значит, и полегче, нежели в этом треклятом Половинкино…

Поэтому он спокойно — с трудом удалось удержать усмешку — отдал Мешкову честь и ответил:

— Никак нет, товарищ полковник, не охренел. С пленным обращались по закону. Немножко помяли во время передвижения по территории противника и предварительного допроса, чтобы добиться добровольного сотрудничества. Эта цель достигнута, сотник батальона «Айдар» Валентин Кудилов, позывной Молодченко, изъявил полную готовность к полноценному сотрудничеству с компетентными органами ЛНР и уже поведал ценные оперативные сведения. Вы ведь готовы к полноценному сотрудничеству, пан Кудилов?

Взгляд свой Алексей сделал предельно открытым и бесхитростным, но «пан» явственно задрожал и неистово закивал, увидев обращённый к нему миролюбивый взор Бурана в одьяволивающем всё свете фонарика с нижней полусферы…

Кравченко заметил краем глаза понимающую ухмылку Перса и одобрительную — Митридата. Ну да, не хотелось бы, конечно, ссориться с ГБ, если вдруг Мешков этот окажется человеком говнистым и пойдёт на принцип. Но и у Алексея есть друзья, настоящие, боевые, в том же МГБ, которые поддержат его. Да и, объективно говоря, немало он для них, гэбэшников, и сделал за эти дни после Нового года. И подполковника назвал полковником — что, в общем, считается нормальным знаком уважения в армейской среде. А у законников-гэбэшников должно, небось, восприниматься вообще как открытая лесть.

Мешков тоже ухмыльнулся — и не поймёшь, правда, дружески или недобро. То ли лицо такое у человека, то ли и впрямь что задумал. Да и «гуляло» лицо-то в свете фонарика, как и у всех, — хрен разберёшь что по нему!

Но виделось, что прекрасно он расслышал и «полковника», и версию, что озвучил Алексей, к сведению принял, и улыбки Перса и Митридата срисовал. И, главное, оценил «размягчённое» состояние пленного, действительно готового на всё, лишь бы быть подальше от Бурана с его разведчиками.

— Я вас попрошу тогда, товарищ капитан, — проговорил гэбист. — Когда будете писать рапорт вашему командованию, остановитесь, пожалуйста, на этом эпизоде поподробнее…

Блин, ну сука же!..

— О том, как произошло ранение челюсти при задержании, писать не надо, — продолжил, между тем, «сука». — Как и об осколке, что повредил ухо задержанному. Просто укажите, что именно говорили ему, чтобы склонить к сотрудничеству. Какие словесные аргументы использовали, — Мешков отдельно выделил тоном определение «словесные».

Алексей не сразу даже сообразил. Глянул на Мишку. Но тот расплылся в такой широкой ухмылке, что дальнейших объяснений не потребовалось…

— Где досыпать будешь? — хмуро спросила Настя.

Алексей пожал плечами.

— В располаге, наверное. Всё никак не успеваю новую квартиру подыскать…

На автомате ответил. Потом дошло.

Но тут же взыграло ретивое:

— А что? Что-то хочешь предложить?

Старая — да какая, блин, старая, недели не прошло! — обида оскалилась в душе гнилыми своими зубами.

Господи, как же плохо было тогда! На этой дурацкой лестничной её площадке, перед дурацкой захлопнувшейся её дверью! Как было плохо…

Теперь уже Настя пожала плечами. И промолчала.

Они шли по вестибюлю «стекляшки» вслед за водителем, которого от щедрот своих выделил Саркисов, дабы развезти героев дня — так он выразился — по домам. Тем более что было почти по пути: Насте на Будённого, Алексею к себе в ППД батальона.

И кстати, насчёт поисков квартиры, да… Тоже сглупил и тоже на автомате. Потому что квартира, можно сказать, уже была. Это Саркисов пообещал. И поручил кому-то из своих подобрать капитану Кравченко «квартирку нормальную», а то что это, мол, такому хорошему офицеру приходится в кубрике постоянно ночевать. Тем более что и жилище своё он потерял, можно сказать, «на боевой стезе», из-за мести «разозлённого им врага».