Разлапистые колоссы жадными глотками «вух-вух» втягивали в себя воздух, заглатывали остатки тумана. Оттого становилось светлее вокруг, и проглядывало солнце. Не поддающаяся объяснению, нереальная картина из сна, словно пленка, запущенная наоборот.

Оля зажмурилась, отчаянно прогоняя странное виденье. Открыла глаза.

Все в порядке. Пленка вновь крутилась правильно. Трубы дымили, а не всасывали туман. Ей померещилось.

Сколько времени она здесь не проезжала? Год, два? Ну да, все чаще летала из Домодедово. За это время около северного аэропорта исчез целый жилой квартал, огромный супермаркет и на их месте отстроилась гигантская теплоэлектростанция?

Прояснившаяся улица Родионова и разбегающиеся от нее переулки, были по-прежнему безлюдны и тихи, словно подмосковные Химки подверглись атаке вируса и вымерли…

А последний из местных жителей – старушка, потерявшая родных, дожидалась случайной машины и свела счеты с жизнью.

Тихий стон вернул Ольгу в реальность. Надо что-то делать!

Она бросилась обратно, ухватила женщину за подмышки, приподняла, потянула на себя, не обращая внимания на истошные крики.

Помощи ждать не откуда. Бог наказывает за самоуверенность, за невнимательность, за дурацкий авось!

А еще за выпитое снотворное, за воровство из магазина, за вранье врачу-реаниматологу, за еще что-нибудь авансом. Без разницы. Наказывает и все!

Затащив бабушку, потерявшую от боли сознание, на заднее сидение, и расположив ее как можно удобнее, Ольга приняла единственно правильное решение – уехать из мертвой зоны, выбраться на шоссе, еще раз попытаться вызвать помощь.

И тут ее осенило – надо звонить Пашке, возможно, он сейчас на смене. Надо везти ее в больницу, не теряя времени. Пашка – «промокашка», бывший сосед по парте, был старшим научным сотрудником, работал в травматологическом отделении и величался теперь – Павел Михайлович Куприянов. Друг детства более десяти лет практиковал в Боткинской клинике и сейчас обязан помочь, точнее, спасти, вытащить из очень серьезной неприятности.

Оля сложила пальцы крестом и поцеловала кулачок. Только бы повезло!

Первый знак судьбы, стоило отъехать от злополучного места – на экране дисплея задрожала полоска, телефон нащупал сеть. Второй хороший знак – после третьего гудка доктор снял трубку. Третий и решающий «за» – сегодня была его смена.

Притормозив у обочины, Оля внимательно слушала распоряжение доцента Куприянова.

– Главное успокойся. Посмотри, какого цвета во рту кровь? Алая, пузырится? Темно красная? Это хорошо– легкие не задеты. Думаю, челюстная травма, головой сильно приложилась. Прощупай пульс. Равномерный? Отставить панику! Ты доберешься до больницы быстрее скорой. После метро Динамо свернешь в Боткинский проезд. Едешь прямо. Остановись у проходной и сразу набери. Я вышлю бригаду. Да, чуть не забыл, проверь ее карманы. Бабушки-склеротики предпочитают носить с собой паспорт. Минздрав рекомендует.

Выныривая на Ленинградку, Ольга с удивлением отметила, что шоссе в сторону Москвы попросту летит. Значит, пробка образовалась из-за временного затора, и если бы Оля не свернула за Лексусом, ничего трагического бы не произошло.

Если бы … но, она свернула и сломала жизнь себе и притихшей на заднем сидении старушки. Только бы та не умерла по дороге! Везет ей сегодня на бабушек. Не сбила одну в лондонском аэропорту, так другая под колеса сама прыгнула. Как говорится, от судьбы не уйдешь.

Через полчаса Ольга Сергеевна Миро припарковалась у ворот клинической больницы имени Боткина и набрала номер Павла.

В руках женщина держала потрепанный, держащийся на одной единственной скрепке паспорт на имя Веры Артуровны Каппель. Доктор оказался прав насчет склеротиков и рекомендаций Минздрава.

Главный корпус клинической больницы, куда помимо прочих отделений переехала травматология, удивлял выверенными геометрическими формами, обилием стекла, света и неизвестно откуда возникшей уверенностью в мастерстве и непогрешимости практикующих здесь врачей. Ольга привыкла к советским больничным корпусам с протертым до трех слоев линолеумом, пропахшим карболкой, нашатырем, а все больше одиночеством и тоской.

Памятный стенд с фотографиями сохранил закладку строительства, на которое выбрался бывший глава города, несколько лет назад со скандалом оставивший свой пост и удалившийся на пасеку. Сверкающий лысиной пчеловод символически замешивал раствор в окружении чиновников, лечащие врачи, хирурги, сестры и нянечки скромно замерли фоном.

Странно, что по приходу нового градоначальника эти фотографии не сняли. Обычно все сразу обновляется, специально человечки работают – подчищают, переклеивают и перекрашивают.

Может, еще не успели? Хотя, уже пять лет прошло.

Это было уже второе посещение больницы. В первый раз Оля рвалась в реанимацию в страшное утро 14 октября вслед за бригадой приемного отделения, но была остановлена шкафом в черной, почти гестаповской униформе. Шкаф при ближайшем рассмотрении оказался женщиной: высокой, ширококостной, с эмблемой «Щит и Меч» на груди и с бескомпромиссным западающим на шипящих контральто.

Охранница схватила Олю буквально за грудки и вытолкала из приемной.

– Зен-сина! Читать по слогам! Посторонним вход строго вос-пре-сен! Вы кто? А раз никто – гуляем подальсе!

Слово «женщина» зачастую звучит унизительно, а в исполнении шепелявящей «гестаповки» словно оплеуха.

Ничего не оставалось, как « гулять подальсе», молиться и ждать звонка от Павла Михайловича.

Доцент Куприянов позвонил сразу, как получил ответ из реанимации, он никогда не обнадеживал на пустом месте, но и не запугивал.

– Пока не ясно! Состояние стабильно тяжелое, трещины двух ребер справа, легкое не задето, перелом малой берцовой кости, наблюдаются множественные ушибы, посттравматический шок. Больной повезло, сердце у нее младенческое. Так что мой прогноз скорее положительный. Хотя, в связи с преклонным возрастом все может измениться. Иди, свечку за здравие старушки поставь. За прощением позже зайдешь!

Так закончился тот страшный день.

И начались следующие, пусть не страшные, но удивительные.

18 октября Ольга спешила в отделение травматологи – куда после реанимации перевели пострадавшую в дорожном происшествии гражданку Каппель.

Выйдя из лифта, остановилась, пытаясь вспомнить номер палаты, названный по телефону Павлом.

Странное дело, слова врача выветрились из головы, а спросить не у кого, по обе стороны от лифтового вестибюля продолжался совершенно пустой коридор с одинаковым расположением палат.

Память последнее время шалила, играла в прятки. Словно пережитый на дороге стресс лишил долговременных воспоминаний, оставляя короткие. Память словно превратилась в пазлы, при желании они могли восстановить картинку вчерашнего дня, но картинка эта существовала недолго и тут же разрушалась. Оттого прошлое казалось сном. Сморгнешь, и нет его. Напоминало странный, набитый ватными клоками туман, окутавший в то злополучное утро аэропорт, ветер раздувал марево и тут же ткал другое, слегка похожее. Бесконечное пространство вариантов.

Где она об этом «пространстве вариантов» слышала? Или читала?

Ольга прекрасно осознавала, что делала час или два назад, но вчерашний – позавчерашний день смазывался. Каждый раз приходилось их собирать, без всякой уверенности, что мозаика сложилась правильно. Знакомство с Антоном обрастало новыми деталями, продолжением разговора и даже предложением встречи, но потом все карты путались, декорации падали, подробности забывались. Разум и подсознание спорили – кто кого положит на лопатки. Разум рисовал образ преуспевающего врача–интеллигента в сиреневой рубашке, подсознание путало следы, подкидывало крайности. То заманивало ощущением тепла, уверенности, защищенности – хотелось склонить голову на плечо, прижаться, заснуть. То пугало ограниченностью пространства – надо бежать! Скорее, сейчас произойдет что-то страшное!