Дорога от терминала D до Ленинградского шоссе напоминала водораздел, шаг вправо или влево – канешь в мутной бездне. Ни одного указателя не видно, свет плывущих во влажном воздухе фонарных огней рассеивался, его словно поедало живое изменчивое марево, опустившееся на землю. Машины штурмовали бескрайние ватные берега почти вслепую. Ксеноновые фары добавляли видимости лишь на несколько метров вперед, а далее царила непроницаемая сизая хмарь. Рено Ольги плыло в облаке, легким шуршанием шин доказывая факт сцепления с дорогой. Взяв за ориентир едущую впереди машину, ухватив взглядом ее габаритные огни, женщина старалась сосредоточиться, отогнать дремоту. Туманная фантасмагория не столько завораживала, сколько усыпляла. Происшествие в самолете и разговор с Антоном немного взбодрили, но сон позиции не сдавал, Оля опять клевала носом.

Выехав на эстакаду перед кольцевой, она неожиданно попала в пробку. На часах шесть утра, а одна из основных артерий, соединяющих северный пригород с центром Москвы, уже забита до отказа. Правый ряд заняла стена из фур, левый и средний дачники и спешащие в офисы «белые воротнички».

Спасаясь от сна, Ольга принялась читать Гётевскую балладу на языке автора, немецкий помнила еще со школы, «Лесной Царь» помогал ей сосредоточиться. Действительно, разговор мальчика с отцом чуточку взбодрил, но трагическая развязка прозвучала уже вяло, Ольга задремала. Оглушительный сигнал заставил вздрогнуть, поднять голову с руля. Водитель Лексуса, следовавшего за ее Рено, воспользовался замешательством, обогнал по встречке и заслонил мощным антрацитовым задом обзор.

К пробкам и таким нетерпеливым водителям Ольга относилась философски – часом раньше, часом позже. Несколько раз она поддавалась истерии, давила на руль, орала на «козлов и идиотов», «идиоты и козлы» орали в ответ, оттого чувствовала себя обескровленной.

Перед поворотом на улицу Радионова Лексус резко взял вправо, в заторможенном состоянии, Оля повернула за ним и обрадовалась, что разгадала задумку лихача. Он выскочит через Юбилейный проспект обратно на Ленинградку, объехав пробку.

Следя за габаритами Лексуса, Ольга летела, не обращая внимания на предупреждающие знаки: ограничение скорости, зебры. Не важно. В шесть утра детей в школу не ведут, продуктовые магазины закрыты, химчане – совы смотрят сладкие сны, а жаворонки только заваривают кофе.

Как вдруг корпус внедорожника вынырнул из плотных облаков тумана и угрожающе ощетинился тормозными фарами. О таких моментах говорят – время остановилось, вся жизнь промелькнула, Оля потом вспоминала те секунды до столкновения, будто не она, а кто-то за нее резко вывернул руль и выскочил на тротуар.

Она уже готовилась к нелегкому разговору с водителем, как тот, газанув, скрылся в сизом облаке.

Сон как рукой сняло, угомонив страх, Ольга повернула ключ зажигания. Рено съехал с бордюра и слегка подпрыгнул. Хруст и истошный крик мгновенно скрутил внутренности в клубок. Молитва зазвучала в голове сама по себе, как и в прошлый раз в самолете – зловеще и трагически безысходно. Трясущимися руками Оля открыла дверь и огляделась. Под левым задним колесом ее машины, свернувшись комочком, лежал человек.

Откуда он там взялся? Когда попал под машину?

Она не видела ничего, кроме резко затормозившего Лексуса. Сбить никого не могла. Удара не почувствовала.

И тем не менее…

В другой жизни это мог быть щенок или котенок, шмыгнувший под колеса. В другой жизни – да, а в этой она только что переехала человека.

Спина тут же покрылась липкой изморозью. Оле опять подумалось, что все это ей чудится. Кто-то другой, не она, вывалилась из машины, прошагала на ватных ногах, присела на корточки и коснулась грязной одежды. Кто-то другой, не она спросила хриплым голосом:

– Вы живы?

И тут же визгливо и истерично закашлялась, горло пересохло и драло наждаком.

Оля словно видела и слышала себя со стороны, пыталась, но не могла проснуться.

Потянув за вымазанный в грязи рукав, осторожно повернула несчастного на спину, пытаясь разглядеть лицо.

Женщина… Пожилая, далеко за семьдесят. Глазницы впали, щеки в крови. Кровь течет из большой раны на лбу. Тельце как у подростка. Маленькое, сухонькое. Хрупкое. Черный спортивный костюм « три полоски» с чужого плеча, рукава длинные. Одна брючина плавает в луже, словно тюленья ласта. Нога вывернута.

«Если из раны идет кровь, значит, сердце бьется? Насос качает?» – скользнула идиотская мысль.

И словно в подтверждение синюшные губы старушки дрогнули, приоткрылись, обнажая полоску стертых зубов. Из горла вырвался клокочущий хрип.

«Живая! – сердце Ольги радостно екнуло, – живая!»

– Дышите, умоляю вас, – она оглядела тщедушное тело, пыталась понять степень увечий.

Старушка застонала жалобно и протяжно, приоткрыла мутные глаза.

– Ой… Божешь ты мой… Напасть. Дочка, нога… – старушка завозила руками по асфальту, пытаясь опереться, захрипела. В уголках ее рта появились пузыри крови.

– Молчите! Сейчас вызову скорую. Все будет хорошо. Главное, вы живы.

Но не посмела добавить – «пока живы». Не будучи докой в медицине, Оля решила, что появление крови на губах говорит о повреждении легких или внутреннем кровотечении, а значит, бабушка почти не жилец. Метнувшись к машине, схватила сумку, где лежал привезенный супер дорогой заказ, подсунула ее несчастной под голову.

Телефон, где ее чертов телефон?

Ледяными руками Оля перерыла вещи.

Отбросила куртку в сторону, начала осматривать салон Рено.

Мобильный валялся под сидением машины. Следовало сразу догадаться, что от резкого торможения он выскочит из кармана куртки и упадет на пол.

Мокрые от пота и крови руки дрожали, экран не реагировал на прикосновение, от волнения Ольга чуть не выронила телефон на асфальт. С горем пополам включив экран, женщина увидела полное отсутствие сети и закричала от отчаяния.

Возможно, она сейчас в мертвой зоне?

Обогнула машину, надеясь на улучшение приема. Отошла на несколько метров в сторону от дороги. Бесполезно. Телефон по-прежнему не видел сеть. Вернулась на проезжую часть в надежде на другие машины. Только улица Родионова была пуста, ни один водитель больше не сворачивал с шоссе. Закон подлости, пробка загадочным образом рассосалась.

Подойдя к лежащей старушке, Оля нагнулась, прислушиваясь к дыханию, дотянулась до цыплячьей шеи, ища пульс. Бьется. Облегченно вздохнув, бросилась на поиски прохожих.

– Помогите кто-нибудь! Человеку плохо! – взывала она к влажной рассветной мгле.

Но ватные облака тумана глушили ее отчаянные крики.

Никого. Уши сдавила мертвая непроницаемая тишина, Оля почувствовала себя внутри захлопнувшегося бункера. Даже с шоссе, проходящего в нескольких сот метрах, не доносилось ни звука.

Нереальность происходящего вызвала оторопь. Бедняга растерянно оглянулась по сторонам в поисках продуктовых киосков. На ее памяти, их было здесь множество – минимаркеты, донеры с шаурмой, мороженное, выстроившиеся вдоль дороги пункты первой помощи. Сейчас ни одного. Пустошь.

Студеный ветер подхватил клочья тумана, и, унесся прочь, чуть не сбил ее с ног. Вытирая слезы, Оля истерично хохотнула.

Переехала человека, а скорую помощь вызвать не может. Преступление и тут же тебе наказание. Получите-распишитесь.

Порыв ветра совершил благое дело. Сквозь пелену рассасывающегося марева лучи пучками упали на землю, казалось, у солнца выросли длинные худые ножки, и небо немного прояснилось.

Открывшаяся картина потрясала. На месте плотной стены новостроек, возвышавшихся на подступах к подмосковному мега-моллу, сейчас красовался унылый индустриальный пейзаж. Куда-то пропали разнокалиберные усердно заселяемые дома, вместо них возвышался уходящий вдаль, до самого леса бетонный забор. Из-за забора, ощетинившегося колючей проволокой, выглядывали производственные корпуса, а за ними дымили массивные трубы ТЭЦ.

Дымили? Наоборот!