- В каждом из них все равно развивается такое же эго, как в каждом из нас, - отвечал Иосиф. Несмотря ни на что.
- Такое же, да не совсем, - протянул Рамтей.
- Ты так не думал раньше. Не мог же ты ошибаться до такой степени.
- За последние двенадцать тысяч лет я сильно изменил мнение. А во-вторых?
- Поможешь мне спасти тех, кто не столь агрессивен?
- А ты уже знаешь, как разобрать, кого спасать? В смысле, зерна от плевел? Ну если да, то ради нашей старой дружбы... Хотя повторяю, лично я в них разуверился окончательно. А в-третьих?
- Твое мнение уважаю в любом случае, имеешь на него право.
- Благодарю. Но тогда, объясни мне одну вещь...
- Если это в моих силах.
- Ты действительно полагаешь, что основная проблема этой волны эго в агрессивности?
- Я подумаю, - вздохнул Иосиф. - В конце концов, не мы с тобой их создавали...
- Учти, Уэшеми, у тебя может быть не так много времени, как тебе сейчас кажется.
- Да, возможно.
- Что ж, договорились, - кивнул Рамтей. - Я тоже уважаю твое мнение. Вспоминаю, что когда-то любил твои песни. Кстати, ты все еще поешь? Сочиняешь стихи? Играешь на тере?
- Теперь это называется гитара, - сказал Иосиф. - Конечно. Как же без нее.
Эпилог
- Подумать только! Снова эта глупая белка! - воскликнула Дина.
- Самое интересное, опять на том же самом месте, что и всегда. - Феликс даже оторвал от руля правую руку, и только для того, чтобы внушительно помахать перед женой в воздухе указательным пальцем.
- Ты что! На дорогу смотри! - Ундина, кажется, испугалась, еще больше.
Четырехлетняя Мэричка закричала сзади: - Где белочка, мамуля, где моя любимая белочка?
- Твоя любимая белочка, - мгновенно сменив тон на заговорщицкий, начала Дина: - Твоя любимая белочка убежала вон на то огромное дерево. Там, в вышине, в густой зеленой кроне живут ее детки...
- И кушают конфетки? - Подсказала Мэри. - Много-премного?
- Нельзя деткам конфетки, тем более много, - на корню отрезала Дина дочерины поползновения. - Белкины детки кушают орешки.
- В них скорлупки золотые, да?
Феликс прыснул: - Еще бы. Сплошное золото.
- Ладно, - милостиво сказала Мэри. - Джорджик, рассказывай дальше.
Красивый шестилетний мальчик, до тех пор молча размышлявший над чем-то своим, послушно продолжил начатую раньше сказку: "А потом прилетели тарелки, забрали Бармалея вместе с Бабой-Ягой и всех спасли. Конец.".
- Неправда! - закричала Мэри. - Разве тарелки умеют летать? Мамуля?
- Да, умеют, - спокойно отозвался Джордж. - Скажи ей, папа.
- Ребенок, - ответила Дина: - Старший брат рассказывает тебе сказку, а в сказках все правда и все летает, даже Бабы-Ягийные ступы, ковры и тарелки.
- Все зависит от фантазии, - одновременно нашелся и Феликс. - В фантазиях возможно все, в том числе и летающие тарелки. И вы знаете, однажды даже я видел несколько...
- Что? Съела? - Торжествующе спросил Джордж.
- И ничего я не съела... Мамуля, - протянула Мэричка: - А тетя Фиана сделает мои любимые как-летки?
- Наверно, - Дина пожала плечами. - Она же всегда для тебя их готовит.
- А дядя Яша обещал научить меня играть на гитаре! - пошел в контр-атаку Джордж.
- Вот тебе и Печорин, - улыбнулся Феликс. - С гитарой.
- Попытка увековечить в детях любимых литературных героев провалилась с треском, - объявила Дина и добавила: - Бант на свою гитару не забудь прицепить.
- Может еще изменятся, - сказал Уайт.
А сзади продолжалось свое.
- Мамуля, а тетя Сара сделает мои любимые блинчики с сыром?
- А тетя Черри обещала сочинить новую сказку!
- Мамуля, а тетя Аэлита нарежет мне мой любимый арбузик?
- А дядя Двайт и Дэвид обещали со мной поплавать.
- Мамуля, а дядя Роберт сделает мое любимое барбекю?
- А дядя Люк и дядя Иосиф обещали сыграть со мной в футбол.
- Мамуля...
- Я больше не могу этого слышать, - прошепала Дина только для Феликса. - Ее беспокоит одна еда. Получается, ей моя проблема передалась генетическим путем? Что будет? Я жить не могу! Постоянно чувствую себя виноватой. Это же ужас какой-то. Выходит, мало того, что я всю жизнь живу под гнетом избыточного веса, так теперь этот же кошмар грозит еще и моему ни в чем не повинному ребенку? За что? Проклятье Кассандры ведь относилось только ко мне. Боже мой, чем я так страшно прогневала тебя.
- Дина, пожалуйста, успокойся, - сказал Феликс. - Ты же не хочешь испугать детей. Мы потом поговорим.
- Как будто ты можешь сказать мне что-то новое.
- Нет, конечно, что нового тут скажешь...
- Мамуля, а что такое - проклятье? - поинтересовалась Мэри?
- Это очень плохое слово, малышка, - за маму ответил папа. - Иногда так случается, когда мама расстраивается, у нее срываются плохие слова. Мы сейчас это слово запоминать не станем.
- А почему мама расстроилась? За ге-де-чи-че-чки? Я плохая девочка?
- Нет, солнышко, что ты. Ты очень хорошая девочка. Просто взрослые иногда расстраиваются. Просто так. Ты не виновата.
- Кто бы мне так сказал, - подумала Дина. - В мои-то четыре годика. Какое счастье, что я тогда не решилась уйти от Уайта.
- Мамуля, - снова ворвалась в ее мысли дочурка: - А ты уже не грустная?
- Нет, маленький, - через силу улыбнулась Ундина. - Разве я могу долго грустить, когда у меня есть ты и Джорджик?
- Я не маленький, - обиделась Мэри. - Я большая. В меня влюбился Джимми из другой группы. Очень хорошенький. Сладкий.
- Приехали, - Феликс обратился к жене. - Видишь, а ты переживала, - и тут же снова обернулся к дочери: - Мне надо волноваться?
- Нет, я не думаю, - по-взрослому рассудила девочка. - Он толстый.
- Вот тебе, пожалуйста, - подскочила Дина. - Час от часу не легче.
- Мамуля, а почему толстых не любят? - спросила Мэри.
- Я сейчас умру, - шепотом, только для Феликса произнесла Ундина. - От разрыва сердца.
- Кто это тебя научил таким глупостям? - грозно вопросил тот.
- Я не знаю... - Мэри распустила ротик, готовясь удариться в слезы.
- Да подожди ты...
Похоже, терпение Феликса рухнуло. Дина легонько толкнула его в бедро. Вдох - выдох.
- И сразу слезы голосить, - весело сказал молниеносно взявший себя в руки Уайт.
Но теперь в атаку пошел Джордж: - Папа, а ты толстых любишь?
- Вопрос поставлен не совсем верно, сынок, - серьезно ответил Феликс: - Во-первых, люблю я в этом мире, кроме своих родителей, только троих человек: маму, Мэри и тебя, потому что вы мои, а я ваш. Все остальные люди могут мне нравиться или нет. Во-вторых, нравятся мне люди, если мне с ними интересно общаться, если они не приносят мне никаких неприятностей, не втюхивают всякое го...
- Что такое - втюхивают? - перебил Джордж.
- Пытаются продать. Короче, а толстые они или нет, меня совершенно не волнует.
Феликс покосился на жену проверить впечатление. Произвел. Та безмятежно улыбалась, будто не была только что близка к нервному срыву.
- А если я буду плохой мальчик, ты меня все равно будешь любить? - Джордж, видимо, решил поставить все точки над "и".
- Конечно. Я же тебя люблю не за что-то там, а просто так. И ты не будешь плохой. Потому что ты хороший.
- Откуда он знает, как надо воспитывать? - В миллионный раз поразилась мужу Дина. - Почему у меня не было такого папы? Да я сама уже, наверно, давно потеряла бы выдержку и наорала на всю компанию, а потом сидела бы и ругала себя последними словами за то, что я последнее дерьмо, а не мать, прости меня, господи. А потом еще убивалась бы этим воспоминанием всю жизнь. Да он же меня облагораживает! Мне же с ним просто повезло.
- А если я буду толстый, ты все равно будешь меня любить? - Джордж упорно гнул свою линию.
- А если я потолстею, ты будешь меня любить? - Феликс твердо посмотрел на сына в заднее зеркало.
- Я понял, папа. - Джордж выдержал взгляд и объявил, как будто ему было не шесть, а все двадцать шесть: - Ты отличный отец, папа, - объявил он. - Я всегда буду тебя любить. Я хочу стать таким, как ты.
