Я верю, что несгибаемая воля и жизненная сила моей мамы помогли нам всем выжить и дожить до того светлого дня, когда 3 июля 1944 года я вместе с мамой и всей своей родной босоногой детворой встречал первые советские танки. Эта улица, на которой мы встречали наших освободителей, стала потом называться Танковой улицей. И почти не осталось никого, кто бы мог ответить на этот простой вопрос: «Почему эта улица стала называться Танковой?» Знайте все, что на этой улице мы встречали нашу свободу. В этот светлый и радостный день мы увидели наших освободителей. Закопченные гарью и пылью танкисты подхватывали нас, детей, на руки, усаживали на теплую от боевого накала броню и целовали нас, мальчишек, крепко прижимая к груди, нежно лаская своими огрубевшими руками, угощая хлебом, сахаром и тушенкой. Этот день, 3 июля, сегодня в Беларуси отмечают как день освобождения республики, а мне он запомнился как день освобождения нашей семьи и как день, который принес нам совершенно новую жизнь, день, давший само право на жизнь.

Новая жизнь с первых шагов чуть не обернулась большой бедой для всей нашей семьи. На смену неподдельной радости и шумных криков: «Ура!» пришло отрезвление, обрушившееся на всех, как ушат холодной воды, вылитой в один миг на каждого из нас. Уполномоченный НКВД зачитал нам приказ, в котором нашей семье в течение 24 часов было предписано эвакуироваться в Казахстан за то, что в течение всего периода оккупации г. Минска мы проживали на временно оккупированной территории. Это распоряжение повергло в шок всю нашу семью, которая, пожалуй, впервые на моей памяти оцепенела от ледяного ужаса, который был пострашнее всего того, что мы до этого пережили. Бросить насиженное гнездо и отправиться в никуда, а самое главное – это несправедливость, которую мы не заслужили. В этот страшный для нашей семьи момент моя мама в очередной раз поразила меня своим мужеством. Взяв меня за руку, привела в кабинет начальника НКВД, смело открыла дверь и спокойным голосом сказала: «Начальник, расстреляйте меня с сыном вместе, потом всех остальных Саевичей, моего отца, мать, сестер. Расстреляйте за то, что вы нас не смогли защитить, что вы, бросив нас на произвол судьбы, пустили в наш дом фашистов, что на третий день войны мародеры уже грабили и жгли наш Минск, а где же вы все были? Три года над нами издевался фашист, три года ада и ужаса испытали мы только для того, чтобы вы, освободив нас от фашистского рабства, в котором мы сохранили свою честь и достоинство, предлагали нам новый концлагерь. Нет, мы никуда не поедем, хоть убейте нас всех, а потом везите наши трупы куда хотите». Такие страшные слова я от своей мамы услышал впервые, ее спокойный отдающий металлом голос не дрожал, а звучал, как набат. В комнате установилась напряженная тишина. «Как фамилия?» – прозвучал голос начальника НКВД. Мама произнесла свою фамилию по слогам: «Сае-ви-чи мы, нас здесь все знают». Полковник поднял свои свинцовые опухшие глаза и хриплым голосом проговорил: «Проханов, проверь Саевичей на предмет сотрудничества с немецкой властью». «Есть, товарищ полковник». Худой и высокий Проханов подошел к столу, взял в руки папку, надел очки, всматриваясь в бумаги, протянул список начальнику со словами: «Нема тут ниякого сотрудничества – старики, баба да дети, белье стирали за кусок хлеба. И все. Так, товарищ полковник». Тогда, не поднимая глаз от стола, бесцветным тусклым голосом полковник приказал: «Вычеркни их к ядреной маме». Проханов красным карандашом вычеркнул нашу фамилию из страшного смертельного списка и подал маме стакан воды. Мама начала пить воду, и я услышал, как застучали ее зубы о край стакана. Когда мы вышли с мамой из комнаты, у нее подкосились ноги. Такой беспомощной я ее увидел впервые. Да, моя мама, смертельно рискуя, отвела страшную беду от всей нашей семьи и спасла нас всех от того ужаса, в который попали сотни тысяч ни в чем не повинных людей, о чем я узнал спустя много лет.

Началась новая послевоенная жизнь, жизнь, полная забот и маленьких бесхитростных радостей. Самым большим праздником в нашей семье стал День Победы, который под грохот салюта мы отметили в кругу нашей семьи. И хотя за праздничным столом кроме картошки и нескольких банок свиной тушенки не было ничего, этот день у меня остался в памяти на всю мою жизнь. Собралась за нехитрым столом вся наша семья. Моя мама была самая красивая из всех ее сестер, самая сильная и самая умная. Дедушка разлил в стаканы самогон, который хранился в бабушкином сундуке под замком, встал и сказал: «Восславим Господа Бога, что даровал нашим воинам победу над лютым ворогом» и пожелал всем крепкого здоровья. Все выпили обжигающую жидкость, и как-то сразу все вокруг потеплело, легко звучал нежный голос патефонной пластинки, который пел про темную ночь, про пули вокруг и, конечно, про жизнь, которая победила смерть. Дрожал наш маленький дом от артиллерийских торжественных залпов, обжигала руки и губы горячая картошка в мундирах. Я видел одухотворенное лицо моей мамы, самое лучшее лицо в мире, я чувствовал ее тепло и это был для меня самый счастливый день в моей жизни.

Среди белорусских лесов разбросаны тысячи деревень, все они на первый взгляд не производят особого впечатления, затерянные среди просторов, притаившиеся у берегов красивых озер, больших и малых рек. Мне раньше казалось, что среди бесчисленных Березовок, Липовок и Сосновок встречаются деревни и небольшие поселки с какими-то необычными именами, как например, Королев Стан, или деревня с красивым и звучным названием Марьяново, или как у нас издавна бытовала шутка о трех белорусских столицах: «В Беларуси три столицы – Минск, Логойск и Плещеницы». Есть в нашей Беларуси даже свой Париж, вернее, деревня с таким названием. Мне всегда казалось, что в этих необычных и загадочных названиях присутствуют какие-то удивительные и необычные истории, от которых и произошли их имена. Однако по мере того, как шли годы, я все больше и больше узнавал о непростых судьбах живущих в этих белорусских краях людей и убедился в том, что на всей территории Беларуси нет даже самой маленькой деревни, где бы не было своих замечательных людей и связанных с их жизнью историй, которые оставили о себе память. С одной из таких историй связан и этот рассказ. Я хочу рассказать о небольшом белорусском городке Жодино, в котором и родилась эта женщина-мать Анастасия Фоминична Куприянова, необычная судьба которой осталась в моей памяти на всю жизнь, хотя история основания этого города связана не с фамилией Куприяновых, а с именем Богуслава Радзивилла, представителя одного из известнейших людей своего времени. Об этом свидетельствует деревянный сруб, встречающий каждого, въезжающего в этот город, с надписью на белорусском языке: «365 год таму назад на злучыне Плiсы i Жодзiнкi Багуславам Радзiвiлам заснавана мястэчка Багуслаў Поле, якое паклала пачатак гораду Жодзiна». На русском языке эти слова звучат так: «365 лет тому назад в месте слияния рек Плиссы и Жодинки Богуславом Радзивиллом основано местечко Богуслав Поле, которое явилось началом основания города Жодино».

Меня в эти места привлекла история рода Радзивиллов, с которой была связана моя поездка в эти края. Этот богатейший род оставил заметный след в истории Беларуси. Один из представителей этого рода, крупнейший магнат Богуслав Радзивилл, имел в Смолевичах имение и решил на окраине своих земель основать новый город с целью улучшения сообщения между Смолевичами и Борисовом.

Я ходил по этому отмеченному историей городу в надежде найти связь времени прошлого с настоящим. Я искал людей-старожилов в этом городе, ставшем индустриальным, тех, кто хорошо знал историческое прошлое, но к моему большому сожалению, я не встретил никого, кто бы мог мне рассказать о прошлом, а ведь, как известно, без прошлого не бывает настоящего. За последние годы Жодино превратился в современный город и теперь каждый житель Беларуси при упоминании Жодино ассоциирует его с БелАЗом и автомобилестроением. Сюда на постоянное место жительства приехало много людей, а старожилов я так и не встретил на своем пути. Погрузившись в невеселые думы, связанные с неудавшейся поездкой, я решил посидеть с удочкой у водоема и попытаться сквозь призму природы, которая за прошедшее время, естественно, подверглась каким-то изменениям, рассмотреть прошлое, так как природа, как бы она ни менялась, всегда сохраняет отпечатки прошлой жизни. И хотя те реки, у слияния которых был основан когда-то этот город, превратились в небольшой водоем, они по-прежнему оставались для меня символами прошлой эпохи, которая сохраняла в себе таинственные прелести той далекой жизни.