Большим подспорьем служил фруктовый сад, который кормил семейство не только фруктами, но и хлебом, так как часть урожая продавалась на базаре и на вырученные деньги покупался хлеб. Как вспоминала мама, жили бедно, но и не побирались, а главное, никому не были должны. Основным девизом нашей семьи были честь и достоинство, что снискало уважение всех соседей. После прихода Советской власти в Беларусь с семьей воссоединился дедушка, которого постреволюционные бури прибили наконец к родному берегу. Дедушка четко сориентировался в тогдашней обстановке и построенный дом передал государству, отказавшись от собственности. Таким образом, большая дедушкина семья получила право на шесть комнат в бывшем собственном доме, а остальная площадь была передана пяти новым семьям, которые и стали на долгие годы нашими соседями, с которыми и проходило в дальнейшем мое детство. Вот именно в этот дом на Танковой улице мы с мамой и переехали после того, как в наш дом на Шорной попала бомба. В этом доме мы прожили все три года фашистской оккупации. И хотя наш дом не дожил до сегодняшних дней, его давно снесли и построили на его месте огромное длинное кирпичное строение, которое сегодняшние минчане называют домом-крепостью, мне навсегда дорог наш старый дом, в котором прошло все мое детство. Мне дорога память о нем как о символе нашей прошлой жизни, которую обратно вернуть невозможно. Не все хотелось бы мне вернуть из нашей прошлой жизни, а самое лучшее, что сохранила моя память о милых и любимых моему сердцу людях, о многих тех, кто не дожил до наших дней, но светлая память о которых навсегда сохранится в моем сердце, пока оно будет биться в моей груди.
Три года жизни в оккупированном фашистами городе очень рано нас, детей, сделали взрослыми. Переезд к родителям моей мамы внес много нового в мою детскую жизнь. Я попал в большую семью, так как у бабушки и дедушки было семь дочерей, одной из которых была моя мама. Все шестеро дочерей со своими детьми (семеро моих двоюродных братьев и сестер), жили под одной родительской крышей. Как видите, семья большая, и для того, чтобы выжить в это тяжелейшее время, пришлось быстро стать взрослым и делить со своими близкими все тяготы и беды, которые выпали на долю всего нашего народа.
Я очень рано осознал, что вокруг нас беда. Это как-то стало понятным само по себе. Ведь я не знал довоенной жизни, а моя сознательная жизнь начиналась под вой бомб в комендантский час. Зимой с 19 до 7 часов утра, а летом с 21 до 5 часов утра наступал этот проклятый час, и если ты не попадал к этому времени домой, то это означало твою физическую смерть. Я вспоминаю февральскую ночь далекого 1944 года, когда моя мама не пришла домой с «барахолки» – единственного места, где можно было приобрести кусок хлеба. На этом своеобразном базаре можно было обменять на булку хлеба личные вещи из прошлой жизни. Золотые украшения, одежда – все это менялось на хлеб и на соль. Каждый поход на толкучку – «барахолку» был сопряжен с большой степенью опасности. Внезапные облавы, обыски и аресты ни в чем не повинных людей были обыденным делом. Когда человек не возвращался с «барахолки» домой, его близкие прощались с ним навсегда – так была устроена фашистами повседневная жизнь любого советского человека, которого фашистские законы превращали в раба. Население каралось смертью за любое сопротивление немецким властям, хранение советских листовок, распространение сообщений советского радио, уничтожение объявлений властей, сокрытие местонахождения красноармейцев и партизан.
В основу оккупационной политики фашистов были положены расовая человеконенавистническая теория о превосходстве арийской нации, идеи мирового господства Германии. Это было без временье, когда человеческая жизнь была гораздо дешевле со ли. Да, я не оговорился, щепотка соли была дороже золота, а жизнь человека в условиях фашистского рабства вообще ничего не стоила.
На всех улицах появились листовки и обращения так называемой новой власти к гражданам города. В этих объявлениях сообщалось о расстрелах за малейшее неповиновение немецким властям. Под страхом смерти запрещалось свободное перемещение по городу, смертью каралось также передвижение и хождение по улицам в ночное время. Каждый призыв новой власти к населению дышал смертью.
По улицам города ночью и днем беспрерывно сновали набитые людьми «машины-душегубки». Удушенных газом вывозили за город и закапывали. Минск был залит народной кровью, в нем за период фашистской оккупации было уничтожено около четырехсот тысяч советских граждан – мужчин, женщин и детей всех возрастов.
Фашистская власть одаривала жителей города пайкой эрзац-хлеба (т. е. заменитель хлеба). Это был особый хлеб пополам с опилками. Он плохо жевался и создавал иллюзию быстрого насыщения. В условиях тотального дефицита и отсутствия практически всех видов продуктов питания каждый живущий в городе человек был предоставлен сам себе и выживал в одиночку. На примере нашей большой семьи могу сказать, что выжить нам всем помог неустанный труд каждого члена нашей семьи. Начиная с ранней весны и до поздней осени мы все трудились на нашем небольшом, но хорошо ухоженном огороде. В нем мы выращивали картофель и основные виды овощей. В течение всего этого периода мы собирали дикорастущие съедобные растения – лебеду, крапиву, листья подорожника, плоды дуба – желуди. Основной задачей было не только собрать урожай, но подготовить и создать для каждого вида овощей особые условия хранения. С условиями хранения выращенной продукции связывалось понятие здоровья. Необходимо было сохранить витаминную ценность заготавливаемых растений и их плодов, что являлось весьма важным условием для сохранения и поддержания здоровья у всех членов нашей семьи в условиях полного отсутствия медицинской помощи. В искусных руках бабушки, мамы и моих тетушек заготавливаемые овощи и фрукты превращались в широкий ассортимент сказочно вкусных и разнообразных блюд.
К солениям, к картофельным блюдам готовились разнообразные маринады из сахарной свеклы, тыквы, лука, кабачков, стеблей ревеня и сельдерея, из трав лебеды, сныти, мальвы – все они обладали нежным и ароматным запахом, своеобразным и приятным вкусом. Особый домашний уксус приготавливали из тыквы и грибной муки, домашнюю горчицу – из свекольного и овощного сока. Ароматными запахами встречали нас всевозможные супы из листьев редьки, редиса, щавеля, крапивы, каштанов, лебеды, листьев подорожника, свекольной ботвы, клевера, тыквы, яблок.
Нас, детей, даже иногда баловали домашними конфетами, которые обладали удивительно нежным вкусом и запахом сада. Эти деликатесы готовили из свеклы, черной смородины, тыквенных зерен, из моркови и вишни.
Самыми дефицитными продуктами в то время являлись соль и сахар. Соль можно было приобрести в обмен на вещи на «барахолке». Сахара не было, он заменялся сахарином.
По утрам мы с мамой отправлялись за стограммовой пайкой хлеба – таким был суточный рацион каждого живущего в городе. На наших глазах в это время похоронные команды убирали город от трупов убитых накануне ночью людей. На всех домах были вывешены списки проживающих в них жильцов. Этот учет использовался немцами при внезапных обысках и облавах. При нахождении в доме человека, не указанного в списке, хозяин дома и пришедший к нему на ночлег гость подлежали расстрелу.
Смерть перестала пугать минчан. Она, наоборот, как бы стала избавлением от страданий и унижений. Гораздо хуже смерти была встреча на городских улицах с фашистами. По действующему закону при встрече с немцами надо было им уступать место, снимать головной убор и при этом низко кланяться.
Узаконенное бесправие пронизывало все этапы человеческой жизни, от принудительной работы в городе до насильственного угона молодежи в рабство в Германию.
Улицы Минска в годы оккупации были переименованы в честь немецких ученых, поэтов, полководцев, наименование улиц писалось на немецком и белорусском языках. Фашистская ночь накрыла и охватила все стороны жизни живущих людей, перечеркнув одним махом их прежнюю жизнь без всякой надежды на будущее.
