Екатерина Надеждина относилась к очень интересному, можно даже сказать, избранному поколению. Родилась в начале 70-х годов XX века. В разгар эпохи брежневского застоя. Самое, как теперь считается, безмятежное советское время. Школу окончила в эпоху Перестройки. В студенческие годы увидела развал СССР и сопутствовавшую этому смуту. Все «интересные» времена прошли перед глазами.

Таким образом, Катино поколение успело вырасти в СССР, застать все этапы перехода к новой России, будучи уже достаточно взрослым, чтобы помнить и судить о прошлом, сверяя рассказы с собственным опытом. И в то же время, в эпоху перемен это поколение было ещё достаточно юным для яркости и быстроты восприятия происходящего и энергичного вхождения в новую жизнь.

Впрочем, наша героиня относилась к той части соотечественников, которые по личному складу не имели шансов вознестись на новорусской волне к вершинам успеха, как его стали понимать в 90-е. Очевидно, «не так была воспитана». Катя всегда не любила эту фразу. Говорила: «На воспитание, как на дрессировку, ссылается тот, кто не имеет своего мнения и не работает над собой. Я же делаю то, что соответствует моим взглядам». Но в данном случае, да простит нас Катюша, потому что влияние воспитания, среды или генов, явно, просматривается.

Катин отец – Надеждин Геннадий Васильевич – был убеждённым коммунистом. Честнейшим, скромным и ответственным до невероятности. Почти полтора десятка лет возглавлял партийную организацию одного из ведущих конструкторских бюро Ленинграда, работавших на оборонную промышленность. И никаких льгот и преимуществ за это не имел. В партии работал без отрыва от производства. Даже отчётно-перевыборные собрания проводил после окончания рабочего дня.

Отдельную квартиру долго не мог получить из-за партийной же должности. Когда подходила его очередь, являлась на приём какая-нибудь мамаша с младенцем:

– Уступите мне свою квартиру, Геннадий Васильевич, нам с малышом в коммуналке никак нельзя…

И Геннадий Васильевич уступал, хотя сам ютился в такой же тесной коммуналке с молодой женой и Катюшкой. Уступал неоднократно. До тех пор, пока из исполкома не пришёл ордер на его имя за личные заслуги.

Только тогда Надеждин признался жене, что квартиру могли получить уже раза три – не меньше. Он был счастлив, что теперь никто не попросит его уступить ордер. И что квартирка досталась маленькая: случись Надеждину оставить этот мир, к жене с дочкой никого не подселят – нормы площади не позволят. Он радовался, а жена – плакала.

Так Геннадий Васильевич, коммунист, парторг получил свою отдельную квартиру. На 57-м году жизни.

А заслуг у него было… И не только партийных.

Он был инженером-подводником от Бога. Ведущим конструктором, несмотря на отсутствие соответствующего высшего образования (только техникум). Зато опыт в машиностроении, ракетостроении, кораблестроении у него был колоссальный (говорят, одно время работал с Королёвым – основателем отечественного космического ракетостроения).

Из Северодвинска, где базировался советский подводный флот, приходили в конструкторское бюро «Малахит» телеграммы с просьбой прислать на сдачу лодки именно Геннадия Васильевича. Он приезжал один, без чертежниц и помощников. Он мог не вылезать из подводной лодки неделями, месяцами, пока не найдет решение и не доведёт до ума каждый узел конструкции. Бывало и так, что долгожданные идеи приходили ему во сне. Заказчики знали, что Надеждин ничего не упустит и всё сделает как надо, на самом высоком уровне.

Говорили, что там, на подводной лодке он получил радиоактивное облучение, и из-за этого ему, якобы, сделали полное переливание крови. Не знаем. Как-то он, действительно, ложился в больницу. Жена с дочкой навещали его. Но на вопросы «Что за обследование?» и «Какие процедуры?» – он отшучивался.

Сдержанность и крайнее немногословие, особенно по поводу работы, всегда были характерны для Геннадия Васильевича. Старая партийная привычка. Дочери он о себе вообще ничего не рассказывал. Катя всё, что знала о папе, узнала от мамы. А мама звала мужа «человеком в футляре». От такой сдержанности мимика Надеждина была настолько монументальной, что морщин на его лице практически не было до самой смерти, чему всегда удивлялись окружающие.

Но эта сдержанность – результат суровых условий жизни. Душа у Надеждина была тонкая и чувствительная. Катя помнит, как папа забирал её из детского сада и водил гулять на Елагин остров, кормил по дороге грецкими орехами. Собирал с ней новогоднюю ёлку. И нежно, любя целовал сонную дочку, совсем маленькую, каждый день, уходя на работу. И как девочка трогательно плакала от переизбытка чувств, когда папа возвращался из командировок.

Катя была его поздним и любимым ребенком от второго брака. С первой, московской женой Надеждин расстался давно. В воспитание сына, по её просьбе, не вмешивался (хотя алименты платил исправно). Но однажды уже взрослый сын явился внезапно. Студент, отличник, ленинский стипендиат! Можно гордиться! Геннадий Васильевич с молодой женой его радушно встретили (Катюша тогда была ещё младенцем). И за разговором студент проболтался, что бывает в Ленинграде каждый год у родственников.

Это был шок для Надеждина: каждый год сын был здесь и ни разу не зашёл к отцу, зная адрес?! Что ж сейчас явился?

Оказывается, компания парней флиртовала с девчонками. Слово за слово… Так и сели в самолёт из Москвы в Ленинград. А когда прилетели, то выяснили, что денег на обратную дорогу нет.

– У кого здесь родственники?.. Отец?!

И послали сынка за деньгами…

Обида для Надеждина была глубокая. Денег дал. Хотя сумма для них с женой была немаленькая, но заняли, собрали по соседям. Однако сына не пожелал больше видеть никогда. Катя брата так и не знала. Геннадий Васильевич был горд и непреклонен.

Умер он внезапно. Как умирают сильные, настоящие люди.

Никогда ни на что не жаловался. Не бывал на больничных. Даже карточки его не было в районной поликлинике. Умер за считанные секунды. Вышел из комнаты, якобы, поставить чайник на огонь. Видимо, чтобы не пугать жену и дочку. А когда они через несколько минут пошли следом, то нашли отца на кухне уже мёртвым. Это подтвердили и врачи скорой помощи, которые потом еще полчаса делали реанимационные процедуры, больше для очистки совести.

Надеждин умер за год до развала СССР. Может, так оно и лучше: убеждённому коммунисту тяжело было бы наблюдать то, что происходило со страной и миром после 1990 года.

Катя часто думала потом, что перед уходом эпохи всегда бывает много смертей. Высшие силы как будто специально забирают людей, очень искренне и прочно связанных с уходящей эпохой. Кому слишком чужды и болезненны будут грядущие перемены. Ангелы небесные как будто защищают эти души от ненужных им потрясений.

Если о своих предках со стороны отца (по причине его молчаливости) наша героиня не слышала почти ничего, то о родственниках со стороны матери (в связи с её разговорчивостью) Катя слышала даже очень много.

Дед её – Никита Петрович – в своей семье был фигурой культовой.

К слову сказать, Екатерина, имевшая неприятие ко всякого рода кумирам, а также уставшая от рассказов про деда (он умер, когда она была маленькой), со временем стала считать его просто сумасбродом. Тем не менее, другие его внуки и правнуки чуть ли не боролись за право назвать своих новорожденных мальчиков Никитой в честь знаменитого предка. И даже, говорят, обижались, если кто-то кого-то опережал на этом поприще.

Итак, со слов Катиной мамы, Никита Петрович мечтал стать либо великим артистом, либо великим полководцем. Наполеоном – ни больше ни меньше. А стал убеждённым коммунистом, одним из 20-титы-сячников, поднимавших сельское хозяйство страны после разрухи гражданской войны, и героем войны Великой Отечественной.