Я оглядываюсь на знаки «Не входить» и «Не нарушайте правила: нарушители будут задержаны».

— А нам можно находиться здесь?

— У меня есть ключ.

— И я уверена, его дали тебе для другой цели, не для... а что именно мы тут делаем?

На этот раз я получаю широкую, заставлю-даже-тьму-померкнуть улыбку.

— Ужинаем.

Я откидываюсь назад и позволяю ему доехать до места примерно в пятнадцати ярдах от конца взлетно-посадочной полосы.

Припарковав грузовик, он оставляет ключ в замке зажигания и выходит, закрывая за собой водительскую дверь. Хватает несколько одеял с заднего сиденья и подходит к задней части грузовика. Отстегивает заднюю дверь и поднимается, чтобы разложить одеяла. Соскакивает вниз, а затем возвращается к грузовику со своей стороны.

С все ещё открытой задней дверью, он расстёгивает пуговицу на джинсах и собирается расстегнуть молнию.

— Что ты делаешь? — взвизгиваю я.

Его руки замирают, когда он снова смотрит на меня.

— Переодеваюсь.

— Ах вот как, то есть ты переоденешься в чистую одежду, а я должна остаться в грязной?

Пожимая плечами, отвечает:

— Она уже была в грузовике, — наклоняется на заднее сиденье и роется в сумке, — держи, — и бросает мне футболку.

Я ловлю футболку и меня мгновенно ударяет опьяняющий запах кондиционера для белья, специй и мужественности.

— Ты что, нюхаешь мою футболку?

— Она воняет. Ты ее вообще стирал?

— Думал, что да. Отдай ее мне.

— Нет, все нормально, — я машу ему. — Отвернись, пожалуйста.

Адам закрывает дверь, и я снимаю свой топ. Он остается на стороне водителя, за задними колесами. Через боковое зеркало я вижу, как он переодевается. Руками берет футболку за край и поднимает ее вверх над головой. Его голая грудь представляет собой сплошные перекатывающиеся мышцы и демонстрирует самые великолепные плечи, которые я видела. Похоже, он может нести вес целого мира на спине и ни разу не споткнуться. У него широкая грудь, но он не похож на быка. Превосходно сложен и очень красив.

Когда он наклоняется, чтобы снять джинсы, я перебираюсь через консоль. Использую регулировку зеркал, чтобы настроить зеркало для лучшего обзора. Когда джинсы скользят по его ногам, меня встречает невероятный вид тугих, сильных бедер, одетых в черные боксеры. Слишком темно, чтобы понять, насколько хорошо эти боксеры обтягивают его, но я воспользуюсь своим воображением. И прямо сейчас мое воображение работает на полную мощь.

Он натягивает пару баскетбольных шорт и одевает майку. Пока он снова одевает свои рабочие ботинки, я натягиваю футболку и смотрю, как она опускается на мое тело, словно драпировка. Это не сексуально или лестно. Я всерьез подумываю о том, чтобы сверху надеть свой плохо пахнущий топ.

Моя дверь открывается, и он протягивает руку, чтобы взять у меня еду. Я выхожу и следую за ним назад, а затем позволяю ему помочь мне подняться в кузов.

Мы садимся на наши места, опираясь спинами на заднее стекло и вытянув ноги поверх одеял. Он роется в пакете и вытаскивает свой гамбургер и картошку, а затем вручает пакет мне.

Еда у него на коленях, и бутылка воды лежит между его бедер, когда он прислоняет голову к окну, смотрит на небо, закрывает глаза и вздыхает.

Когда его лицо нежится в лунном свете, я любуюсь его безупречными чертами - щетиной, отросшей за день, которая очерчивает его челюсть, бывшую когда-то узкой, а теперь точеной, что делает более утонченной его широкую шею, подразумевающую, что у него чувственный, низкий голос. Его миндалевидные глаза по бокам обрамлены крошечными морщинками. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы сказала, что они появились от смеха. Но если говорить о нем, я знаю, они от беспокойства.

Его рот открывается, и эти пухлые губы выдыхают так глубоко, что я почти чувствую, как вес падает с его плеч и уносится в ночной воздух.

Мы сидим настолько близко, что легко заметить насколько физически он отличается от мальчика, которого я знала. Он всегда был выше меня, но теперь, сидя рядом с ним, от того, как он заполняет пространство вокруг, я чувствую себя практически коротышкой.

С каждой проходящей неделей, наблюдая, как он поднимает и двигает, забивает и закручивает, мне было трудно не замечать стальные мышцы его тела. А от вида его накаченной спины у меня слюнки текли.

Обычно, если бы кто-то сидел рядом со мной в полной тишине, я бы мысленно умоляла, чтобы тишину заполнили каким-нибудь разговором. Но с ним, помимо того, что я могу смотреть на него так долго, как будет дозволено, тишина странно удобная. Мой мир наполнен шумом - бурным, веселым, живым шумом, из которого я извлекаю пользу. Но прямо здесь, в этот момент, я в мире с самой собой.

Откидываюсь назад и закрываю глаза. Легкий ветерок щекочет мою кожу.

Гудение рядом звучит так, будто в конце взлетно-посадочной полосы двигатель самолета работает на холостом ходу. Двигатель грохочет, звук и скорость становятся громче. Он приближается, быстрее, чем я ожидала. С громким гулом и свистом самолет взлетает, позволяя ветру пролететь мимо наших ушей. Мои волосы немного поднимаются вверх у лица, и адреналин в моем теле пульсирует, направляясь в сердце, живот и мои глаза.

Я смотрю вверх, на моем лице улыбка, и странное ощущение проходит через меня. Может быть, такое происходит потому, что, когда я открываю глаза, передо мной не вид самолета или звездного неба, а скорее мерцающий лунный свет, отражающийся в его взгляде. Он смотрит на меня с таким же напряжением в глазах, какое чувствую я. Его зрачки расширены, выдавая возбуждение, такое же дикое, как у меня в груди.

Он смотрит вниз на мою вздымающуюся грудь и вверх на губы. Я сглатываю, и подавляю любые опасные мысли, проносящиеся у меня в голове.

— Твоя еда остывает, — ляпаю я. Зачем? Понятия не имею. Но произношу это, так что засовываю руку в пакет и достаю бургер.

Адам хватает немного картошки фри и закидывает в рот. Проглотив ее, спрашивает:

— Если бы прямо сейчас ты могла попасть в самолет и отправиться куда угодно, куда бы ты поехала?

Медленно жую и думаю.

— Колорадо. Пайкс Пик. Ты смотришь на меня так, словно это неправильный ответ.

Улыбаясь, он качает головой.

— Ты меня удивляешь. Есть целый мир, а ты выбираешь Скали́стые го́ры?

Я пожимаю плечами.

— Песня «America the Beautiful»^[1] была написана на вершине этой горы. Вид был настолько ошеломляющим, что строчки родились на свет. Я хочу это почувствовать. Хочу увидеть это место. Это, и у меня есть фантазия из «Там где течет река».

— Там же играет Брэд Питт. Ты путаешься в своих любимчиках.

Откинувшись назад, я с удивлением смотрю на него.

— Посмотрите на него, он знает фильмы. В былые времена я не могла заставить тебя посмотреть хоть один, где не было копов и грабителей. Что изменилось?

— Девушка, — беззаботно говорит он. А затем кусает свой гамбургер.

— Она не местная, иначе я бы знала.

Он искоса смотрит на меня.

— Думаешь, ты знаешь обо всем, что происходит в городе?

— Сам знаешь, что так и есть, — демонстративно заявляю я. — Кто твоя последняя девушка?

Он глотает и отвечает:

— Мэгги, она из Колумбуса.

Смотрю, как он продолжает жевать. Я же не смогу проглотить и кусочек, пока не узнаю больше.

— Часто видитесь?

— Нет. Мы недолго встречались. И расстались.

Он продолжает есть, пока я смотрю на него, желая, чтобы он сказал больше. Он видит мой мне-нужно-больше-информации взгляд, но больше ничего не говорит.

— А почему все закончилось?

Останавливается и задумывается, вспоминая те времена.

— Она хотела обязательств. Я был не готов.

Я продолжаю спрашивать:

— А что теперь?

Он поворачивается ко мне, в его глазах словно прошлое столкнулось с настоящим, и говорит:

— Начинаю думать, может я уже готов.

Мне требуется около десяти секунд, чтобы понять, что я не дышу. Немного закашлявшись, киваю головой и говорю: