Мэси так и поступила. На столе, посередине между ней и Садой, лежал короткий нож белого, словно кость, цвета. Лезвие и рукоятка сделаны из цельного куска керамики. Вероятно, его оставили здесь, чтобы подтолкнуть Мэси на какую–нибудь глупость. А может, это намек на то, что произойдет с ней, если она откажется сотрудничать. Девушка постаралась проигнорировать оружие.

— Ты выглядишь лучше, чем я предполагала, — сказала Сада, закончив изучать арестантку.

— И как же это, по–твоему?

— Ну, ты в хорошей форме, здоровая и даже отдохнувшая. Отлично.

— А вот ты словно проехала сотню километров по разбитой дороге. Может, нам стоит поменяться местами? Тебе бы не помешало немного побездельничать, а здесь для этого полно возможностей.

Сада потянулась, словно кошка.

— Отдых — неплохая идея. Я только что вернулась из долгого и тяжелого путешествия.

— Тебе тут понравится. Я сидела в тюрьмах похуже. А эту–то и тюрьмой назвать сложно. Скорее уж отель, в котором не выдают ключи от комнат.

— Да уж, путь был долгим и трудным, — повторилась Сада. — Теперь всё получится как надо. Мы постарались. Можно сказать, работали на будущее.

На девушке были белый корсет со шнуровкой, которая заканчивалась на верхней границе ее маленьких грудей, и белые легинсы; волосы коротко стрижены. Вдоль левой брови тянулся ряд небольших металлических колец. На щеке расползлась татуировка с созвездием Гидры. Сада действительно выглядела измученной — белая как мел кожа, темные круги под покрасневшими глазами. А еще она казалась до абсурдного юной — этакий странно одетый ребенок сейчас улыбался и, без сомнения, ждал и надеялся, что Мэси примется расспрашивать о поездке. Арестантка тянула паузу: она вовсе не собиралась играть в эту игру.

— Не могу тебе рассказать, чем именно мы занимались, но ты и сама всё скоро увидишь, — не оставляла тему девочка. — Все увидят. Знаешь, я совершенно не жалею, что всё сложилось именно так. Это было предначертано. Мэси, мы лишь фрагменты гораздо более масштабной истории — огромной, странной и прекрасной.

— Если ты пришла сюда, чтобы оправдывать свои поступки и вещать про всеобщее благо, то я, пожалуй, откажусь от десерта и вернусь в свою камеру, — сказала Мэси с нажимом, но без ненависти.

Да она и не злилась на Саду: она испытывала искреннюю жалость к сбившейся с пути девочке — ребенку, которого втянули в чужую темную и опасную фантазию.

Сада взяла со стола ножик и принялась им вертеть. Лезвие было изогнуто наподобие когтя велоцираптора. По режущей кромке, заточенной до размеров атома, плясали радужные блики.

— Для чего я здесь? — продекламировала девочка. — Мариса Басси хочет попросить об услуге.

— Теперь ты работаешь на мэра?

— Мы всегда с ним сотрудничали. Он эффективный инструмент.

— Сада, множество людей приходили сюда с той же целью. Теперь прислали тебя. Но мой ответ останется прежним. Я непричастна к смерти твоей подруги и полковника Гарсии. У вас нет никаких доказательств моей вины. Так что судите меня или же отпустите на свободу.

— Дело больше не в бедняжке Джейнджин. Говорят, ты — тайный агент. Тебя подозревают в шпионаже, в том, что ты действуешь против города.

— Сказать можно что угодно. Совсем не обязательно это окажется правдой.

Мэси изо всех сил старалась не дернуться, когда Сада наклонилась к ней. Уперев острие ножа в столешницу, девочка вращала его то в одну, то в другую сторону.

— Тебя обвиняют в шпионаже. Действие хабеас корпус приостановлено, так что они могут держать тебя здесь ровно столько, сколько захотят. Хоть вечность, не предъявляя никаких обвинений. Но я могу тебе помочь, если ты позволишь.

— Мариса Басси уже когда–то обращался ко мне за помощью, — ответила Мэси. — Он просил меня поведать дальним правду о жизни в Великой Бразилии. Я так и поступила. Возможно, он ожидал услышать другие истории — про эксплуатацию, рабство и ужасы. Мой рассказ оказался совершенно бесполезным в плане пропаганды. Но я была откровенна.

— Говоришь, видала места похуже, чем это, — сменила тему Сада.

— Раз или два.

— Расскажи мне о них, Мэси. О жизни на Земле. Только на этот раз пусть будет чистая правда, — пропела Сада, в конце каждого предложения втыкая нож в стол. — Опиши, каково это — жить под гнетом самопровозглашенной элиты. Поведай правду о репрессиях и жестокостях. О том, как с обычными людьми обращаются словно со скотом, как безжалостно подавляют свободу слова и мысли.

— Я уже рассказала всю правду, — не отступалась Мэси. — Можешь найти в сети, если, конечно, видео не удалили.

— Ты ведь хочешь, чтобы мы выиграли войну, разве нет? Так помоги нам хоть немного — напомни людям о том, каков их враг. Укрепи их решимость.

— Распространяя пропаганду?

— Только враг увидит в этом пропаганду.

— Ты хочешь, чтобы я солгала, — сказала Мэси. — Скажу, что ты жаждешь услышать — что Мариса Басси жаждет услышать, — и вы меня отпустите. Таков уговор?

— Мэр просил тебе передать, что он любит свой город и сделает всё, чтобы его спасти. Если он сочтет, что показательный процесс над тобой повысит боевой дух горожан, он его проведет. Если понадобится, он публично казнит тебя как шпионку. Но пока что он дает тебе последний шанс помочь Парижу, помочь себе.

— Поинтересуйся у господина Басси вот о чем, — начала Мэси. — Он готов лгать, нарушать законы, упекать за решетку и убивать тех, кто с ним не согласен… Что же именно он пытается спасти?

— Мое мнение? Будущее человеческой расы, — заявила Сада. — Маленькие прелести вроде свободы, перемен, разнообразия. Все то, чем ты наслаждалась в компании Ньютона Джонса и его клана. Пожалуйста, Мэси. Подумай хорошенько и начни сотрудничать. Это действительно твой последний шанс.

— Ответ требуется прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Что–то стряслось, не так ли? Сперва эти вопросы про диверсии, теперь ты… Началась война?

— Пока нет. Но ждать осталось недолго. Когда же все случится, до твоих признаний никому не будет дела. Поразмысли над этим. Не торопись. Я оставлю тебя на некоторое время, если хочешь. Но ответ я должна получить до отъезда. Больше такого предложения тебе никто не сделает.

— Нет, — произнесла Мэси.

— Нет?

— Передай мэру: я уже сказала правду — если ему она не по вкусу, тем хуже. Скажи: врать ради всеобщего блага я не собираюсь. Благо не может основываться на лжи.

— Таков твой ответ?

— Для меня иного ответа не существует.

— Мне жаль, что все должно быть именно так. — Сада подбросила ножик и, поймав на лету, убрала в ножны на поясе, затем поднялась со стула легким грациозным движением.

Двое стражников позади Мэси подняли арестантку на ноги.

— И мне жаль, что ты во все это впуталась. Мне не стоило допускать подобного, — сказала она.

— Всё именно так, как и должно быть, — повторила Сада. — Пока ты не понимаешь, но очень скоро всё осознаешь.

Мэси и Лока Ифрахима вместе с другими важными персонами держали в бывшей исследовательской лаборатории в двенадцати километрах к северо–востоку от Парижа. Одноэтажное здание под небольшим куполом располагалось среди полей вакуумных организмов, разбросанных посреди пыльной равнины внутри кратера Ромул. Все время, за исключением допросов, Мэси держали в камере, но сейчас арестантку вывели наружу. Среди грядок с бобовыми и плодовых кустарников отстроили огромную клетку из колючей проволоки на фуллереновых опорах. Внутри уже сидели около пятидесяти человек. Все они, как и Мэси, носили ярко–оранжевые комбинезоны. Одни присели на невысокие столики, другие собирались в группки, третьи лежали в гамаках или прямо на земле, закрыв лицо руками, чтобы защититься от потоков слепящего света. Перед клеткой на разных уровнях зависли два беспилотника — на их дельтовидных крыльях вращались турбины, на брюхе крепились тазеры и пистолеты, стреляющие дротиками, красные глаза камер, словно пятна крови, ярко мерцали.