- Неплохо у вас тут, - прокомментировал он увиденное. - Альтернативная энергетика.

- Баловство. Зря мы их поставили, - ответил Евстроп, поворачивая на перекрестке спиной к ветрякам и заезжая на улочку между домиками. - Основную энергию получаем из газа и угля.

- Чего же их хвалят?

- Ну, если нужда только, чтоб чайник вскипятить, то ветряк годится, - ответил Евстроп. - А если завод рядом, то альтернативную энергетику городить ни к чему -- дорого выходит. Газ дешевле.

Дауте пришла мысль, что непросто сняться с привычного места, где за тебя думают другие, и начать строить жизнь самостоятельно. Возможны ошибки. Вот как с этими ветряками. Можно потратить ресурсы впустую, можно вообще угробить всё дело. И никто тебе не будет виноват, что зимой вдруг нечего кушать, что холодно и пойти некуда. Ответственность только на тебе самом. Для таких дел нужно обладать смелостью.

Он с уважением посмотрел вокруг и подумал: "А почему я до сих пор фельдшер на скорой помощи? Где моя смелость?" В груди заворочалось беспокойство, кольнул стыд, бессильно шевельнулись гнилые крылья.

- Сколько у вас тут людей живет?

- Около семисот, - ответил Евстроп и продолжил, словно угадав мысли Дауты: - Дружно живем, вместе нам смелее. - Он сделал паузу, тяжело вздохнул и добавил: - Не то, что в городе: каждый сам за себя, вещами тешатся, себя обманывают. Потребители. Разве так можно?! Болит душа за них.

Дауте тоже не нравилось это повальное увлечение вещами, статусами и рейтингами. Он об этом тоже думал. Люди привыкли, что правильно это: хапать всё себе, потом ходить гоголем, хвастаться и задирать нос. Мелкая жизнь получается. Продают честь и достоинство, живут утилитарно: что полезно, то и морально - надо же додуматься! Если совесть мешает, то она аморальна. Чик - включил совесть, чик - выключил. Есть в этом утилитаризме что-то извращенное, бесчеловечное, сатанинское.

- Что поделаешь, - вслух произнес он. - Никто им не указ.

- Вот именно, - поддержал Евстроп, энергично закивав. - Совесть и стыд людям от Бога. А они гробят дар жизни. Иссушают душу, мыкаются, страдают. К психотерапевтам ходят. Эх, люди, никто вам не указ.

Даута примолк, пытаясь разобраться в Евстроповой логике. Получалось с трудом. Фразы по отдельности хорошие, но будто не связанные между собой, - рассыпаются в голове, как бусины без нитки. Хотя пробежал в животе холодок -- смутно чувствуется, что связь вроде есть. Переспрашивать на всякий случай не стал.

Среди домиков показалась прореха. На пустыре, чуть поодаль от дороги, за сеточным ограждением красуется свежевырытый котлован. Тут же стопками лежат строительные плиты. Со дна котлована, словно пальчики, ровными рядками торчат бетонные короткие столбы. Шумно взрыкивая, роится строительная техника, возится с грунтом, выталкивая в небо струи черного дыма. Подъемный кран тащит по воздуху балку. В котловане копошатся небольшие тракторишки ростом с человека, орудуют манипуляторами, сверкают вспышками от сварки. Работа кипит, людей не видно.

Дьяк потеплел, махнул весело бородой в ту сторону и произнес:

- Вон, видишь, школу строим.

- А строители где?

- А вон в будке оператор сидит.

Прореха кончилась, снова пошли коттеджи. Даута подумал, что роботы, пожалуй, всюду могут человека заменить. Но на войне он их не встречал.

- Странно, - сказал он. - Почему на войне роботов редко используют?

- А куда девать тех, кто способен с голоду за оружие схватиться? Они же бардак тут могут устроить. Их копейкой и приманивают на войнушку. Сама-то жизнь ничего не стоит, особенно у горячих голов. Там, в армии, горячие головы и остывают. Зачем роботы там?!

- Н-да... - заключил Даута. - Здорово у вас тут. Необычно... Ирбочка.

- Поехали, экскурсию устрою? - оживленно предложил Евстроп.

- Поехали, - легко согласился Даута.

На работе у Дауты некоторые коллеги с ума сходили по этим автономкам: "У них там - и вот так, у них там - и вот эдак, да уровень жизни какой! да работать не надо..." Но одно дело, слушать вполуха восторженные рассказы, и совсем другое - видеть своими глазами. Действительно очаровывает. Порядок, чистота, детский сад в виде теремка, спорткомплекс с бассейном и стадионом - это само собой, это уже ожидаешь увидеть. И уже не очень удивляешься, проезжая "пэвэпэшку" - пункт бесплатной выдачи продуктов. Автоматические уборщики на улице почти как родные, - столько раз про них слышал. Хотя, конечно, чего скрывать, очаровывает. Но вот - не на картинке, не в интернете, а прямо перед тобой стоит здание, можно даже внутрь зайти, в котором бактерии производят пищевые компоненты. Те самые бактерии, которые восхищали Вовку в детстве! Еще оказалось, что в Ирбочке есть своя собственная лаборатория, где выводят новые бактерии, с новыми свойствами - и себе, и на продажу. И там люди работают не за деньги, а для души. Нравится им, видите ли, возиться с пробирками и в микроскопы глядеть, - построили себе лабораторию. Вот так, просто взяли и построили.

- Откуда у вас деньги на все на это?! - не скрывая удивления, спросил Даута.

Есвтроп неожиданно, не доезжая несколько домов до храма, завернул к коттеджу и остановился у гаража.

- Приехали, - дьяк улыбался. - Не очень уж и великие деньги. Дело в людях.

Даута, находясь под впечатлением, ошеломленно осмотрелся. Всё? Приехали? Будто вдруг на середине замолкла красивая мелодия.

- Я думал, мы в храм, - ответил он и принялся на ватных ногах выбираться из Нивы.

Ящик выгрузили в гараж. Пока тащили, Дауте казалось, что он стал легче. Физическую тяжесть уравновешивала тяжелая думка: "Вот, живут люди, что-то делают". Пока возились, Даута насупленно бичевал себя мыслью, что в последнее время занимался глупостями, что в своей жизни давно уже надо что-то менять.

Евстроп позвал в дом, познакомиться с Отцом Тритием.

- С кем?! - Дауте показалось, что он ослышался. - С Тритием?

- Пойдем, чаем угощу, - сказал со смехом Евстроп. - На обратную дорожку.

В доме, в прихожей, с ними поздоровался ласковый седой старичок, в обычной домашней одежде и с очень острым взглядом. Показалось, что взгляд этот проткнул Дауту словно огромный шприц и впрыснул что-то теплое, а может наоборот, что-то холодное вытянул из Дауты. Необычное ощущение: всего лишь посмотрел человек, а у тебя душа ёкнула, что-то прибавилось, что-то убавилось.

- Игумен Тритий, - величаво представился старичок.

- Владимир, - оробело ответил Даута, и подумал, что "игумен Тритий" - звучит по-египетски, что жил там в Египте когда-то Аменхотеп Четвертый и что до сих пор стоят в Египте огромные каменные пирамиды.

Разуваясь, Евстроп сообщил, что они ненадолго, только чаю испить. В ответ игумен развел руками и пригласил пройти в столовую.

- Чайник-то уж закипает, - по-доброму тепло сказал Тритий, идя по коридорчику первым.

За чаепитием разговорились. Тритий выспросил у Дауты, что у того на душе. Тот второй раз за день, хмуро поглядывая на невозмутимого Евстропа, признался, что хочет подарить людям бессмертие. Старичок помолчал немного, потом покачал головой, как бы соглашаясь, и вынес вердикт:

- Да, тяжела ноша. Если будешь носить ее, то навсегда один останешься. Для всех, Владимир, ты будешь чужой. Дать бессмертие -- говоришь? Нет, это не дар. Ты хочешь не подарить, ты хочешь забрать у людей, забрать смерть. Вся человеческая культура стоит на смерти. Не нужен твой "дар" культуре.

- Но ведь люди хотят жить, а не умирать.

- Да, хотят. Ты представь на секунду, что человеческая культура - это деревянная палка: на одном ее конце написано "жизнь", а на другом "смерть". И ты хочешь у культуры отломать "смерть"? Какая же станет культура тогда? Покороче станет, но всё равно с двумя концами. Смерть культуре нужна.

- Зачем? - выдохнул в волнении Даута.

- Смерть антагонист жизни. Как слепой не знает радуги, так бессмертный не ведает жизни. Если нет смерти, то нет и жизни. Жизнь теряет смысл - ее не с чем сравнить. Ровный свет без теней.