- Меня бабулька в храме тоже черным назвала, - сказал Даута. - Вы сговорились, чтоб меня к исповеди подготовить что ли?
Евстроп цепко глянул на Дауту и вновь обратился к дороге. Впереди на трассе показалась пробка, которая двигалась со скоростью пешехода.
- Звала на исповедь?
- Ну.
- Рано тебе ещё исповедаться.
Пробка на дороге встала. Даута выразил озабоченность по этому поводу, но Евстроп его успокоил, сказал, что трассу ремонтируют, половину дороги перекрыли, пускают по очереди, сейчас подождем немного и поедем. Даута подумал и спросил:
- Что это за чернота такая внутренняя? Как вы ее видите? У вас у всех третий глаз что ли?
- Обычных глаз хватает, - ответил Евстроп. - Душа черная, больная. От этого человек мается, дергается. То замрет, то встрепенется. Нет одного стиля в движениях. Разлад этот хорошо видно.
- А исповедь, значит, душу очищает?
- Очищает покаяние. Исповедь есть свидетельство очищения.
Жиденький частокол деревьев справа начала действовать угнетающе, как бы нависая и подпирая внимание Дауты. Это что-то вроде забора, который раньше в суете не ощущался, а теперь, когда машина остановилась, вдруг этот забор проявился. Казалось, что деревья растут редко и взгляду сквозь них легко можно пробраться по желтому ковру листьев, но взгляд увязал в зазорах между стволами, между ветками, и в конце концов, пробираясь все дальше в глубину леса, взгляд уставал, терял силы и натыкался на серую стену. Ужасно захотелось перемахнуть своим взглядом через этот лес, пронзить его или разметать. Но лес осязаемо деревянный, прочно вросший корнями, фактический лес. Он стоял стеной справа от трассы и не пускал, нависая над Даутой, сдавливая и мучая.
- Мне не в чем каяться, - сказал Даута.
- А чего же ты тогда дергаешься, Вова? - диакон повернул свою пышную седую бороду в сторону Дауты и посмотрел с теплой грустью. - Нет, что-то душу тебе прищемило.
Даута опять вспомнил капитана, как тот советовал разговаривать с людьми, как после разговора тогда стало легче.
Убранное поле с левой стороны простерлось до горизонта. Над светло-желтым, почти белым, выцветшим полем, далеко в высоте натянуто голубое небо. А между верхом и низом огромный простор, такой, что кажется, если пустишь его в себя, если начнешь его вдыхать, то он никогда не закончится. Если захочешь его весь истоптать-избегать, то не выйдет, а если у тебя крылья, то излетать не получится. От поля веяло надеждой, свободой, кристальной ясностью и покоем. Поля много, его хватило бы на "всегда" и на "всё". Даута окончательно отвернулся от леса и уставился в поле. По трассе перестали ехать встречные машины. Скоро после этого пробка пришла в движение, разгоняясь.
- Бессмертие я хочу найти. Но не знаю как, - открылся Даута и тяжко вздохнул. - И людям оно не надо.
Машина разогналась до нормальной скорости. Евстроп спокойно рулил, следя за дорогой, и в ответ на слова Дауты только тихо сказал:
- Гильгамеш.
- Что? - спросил Даута.
- Есть легенда древних шумеров. Там герой Гильгамеш отправился на поиски бессмертия.
- Нашел? - спросил Даута оживившись. Тема интересная, хоть и сказка.
- Нашел он одного полубога, тот назначил испытание -- не спать неделю. Сон ведь со смертью рядом. Гильгамеш выдержал и получил цветок бессмертия. После, чтоб освежиться и не заснуть, нырнул он в колодец. В это время Змей украл цветок и съел.
- Змей съел, говоришь? Что-то мне это напоминает.
- Да, есть сходство с Библией. Тоже Змей.
- Значит, Библию с этих шумерских сказок списали? Я слышал, что ее переписывали постоянно. Куски текста выкидывали.
- Нет, Вова. Библия - это священный текст. Ниоткуда ее не списывали и никаких кусков из нее не выкидывали. Это сейчас безбожники гадость творят со Священным Писанием, кривят всё. Под гомосексуалистов Библию адаптируют. А в давние времена лишь один раз было такое, когда все пророчества о Сыне Божьем стерли. Кумранские рукописи то обличают. Но тех наказал Господь, и этих накажет.
Машина свернула с трассы опять в лес, покатила по черному, свежему асфальту. Лиственные деревья сменились густым черно-зеленым ельником. Земля покрыта сухой хвоей. Под ёлками не растет даже трава, и казалось, что она не растет из-за белой хвои, что иголки ядовиты. Стало темно и неуютно. Дауте даже померещилось, что водитель Евстроп - сказочный боевой гном.
- А что дальше с Гильгмаешем случилось? - спросил Даута, переживая морок, ожидая чего угодно, даже, что Евстроп сейчас ответит на каком-нибудь гномьем языке, или за что-нибудь вдруг осерчает на чужака-человека и достанет секиру из-под сиденья. Но Евстроп оставался нормальным. Его голос развеял чары.
- А всё, Вова. Боги сказали Гильгамешу, что людям не нужно бессмертие.
- Боги? Бог ведь один.
- Бог один. Но есть ангелы и бесы. Встретишь кого-нибудь из них и всё напутаешь, если умом тёмен, - сказал дьяк Евстроп и добавил задумчиво, видимо наболевшее: - Оттого и процветает магия. Люди думают, что управлять могут ангелами и бесами. А бывает еще хуже: насочиняют, наделят душой. С машиной своей разговаривают или с деревьями, с чайниками и компьютерами... Смысл для людей имеет только то, что они могут почувствовать. Навыдумывают, наделят человеческим свойством какую-нибудь вещь, а то и похлеще - мысль бестелесную, и легче им. Вроде как понятнее жить.
Даута вспомнил, как на выходе из храма мысленно ругал книжицу, что не лезет в карман и придется вдвое складывать. Искренне же думал, что книжка слышит его мысли, понимает и расстраивается. Между тем ельник кончился, начался светлый бор.
- А те боги объяснили, почему людям не нужно бессмертие?
- Боги сказали Гильгамешу, что люди должны наслаждаться короткой земной жизнью: едой и семьей. У тебя жена есть?
- Нет. Не женат.
Евстроп оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть на Дауту:
- Правильно, Вова, что ты со мной поехал. Я это сейчас ясно вижу.
- Ты куда меня везешь?! - озабоченно спросил Даута. - В женский монастырь?
- Привез уже, - ответил дьяк, ухмыльнувшись в бороду. Дорога повернула. За поворотом символически перегораживала путь новенькая, пестрая рейка шлагбаума. Рядом на столбиках возвышалась лаконичная вывеска: "автономное поселение ИРБОЧКА". Есвстропий притормозил машину.
- Добро пожаловать.
Автономные поселения или, как их окрестили в народе - автономки, стали появляться несколько лет назад. Это новое веяние родилось в ответ на повсеместную роботизацию. Роботы проникли во все сферы жизни. Рабочих мест лишались все: кассиры, водители, юристы, бухгалтеры. Безработица росла, а обещанного безусловного базового дохода от государства так и не дождались. Тогда люди начали объединяться в сообщества. Совместно закупали производственных роботов и организовывали заводик по производству "чего-нибудь нужного". Доход оказывался небольшой, но хватало, чтобы содержать не только себя, но и членов семей. Так образовывалось сообщество людей, которым не нужно ходить на работу. Сообщества стремились обособиться. Выкупались участки садовых обществ и дачных кооперативов. Сносилась рухлядь, строилось современное жилье. Поселение обрастало инфраструктурой и получалась автономка.
Кроме родственников в автономках порой проживают друзья, друзья друзей и вообще непонятно кто -- это зависит от доброты управляющих и дохода образующего предприятия. Обычно, конечно, стараются приглашать людей полезных. Стать жильцом автономки считается большой удачей.
Даута в автономках никогда не бывал: врачи у них свои собственные и внешняя муниципальная скорая помощь в таких местах не требуется.
Шлагбаум поднялся радушно, с готовностью. Дорога пошла дальше. Через сто метров показались глухие ворота, высокий забор и будка КПП.
- Внутренний периметр, - сказал Евстроп.
За воротами бор кончился, открылась обширная территория автономки. Вдоль дороги стоят аккуратные двухэтажные коттеджи. Вольно стоят, не зажаты вплотную, заборами друг от друга не огорожены. Люди по тротуарам ходят. Вдали возвышается церковный купол с крестом. "Вот туда нам", - подумал Даута. С одной стороны, в просветах между коттеджами виднеется черное перепаханное поле. Дальше отсвечивает матовым гигантская стена сахарного цвета с красным кантом поверху, наверное, производственный цех. С той же стороны прилетают солнечные зайчики, отраженные от стеклянных крыш теплиц. Еще дальше, из-за цеха, выглядывают стройные ряды белых фантастических мачт, ажурно обвитых, словно по невидимому веретену, сверху вниз широкими белыми лентами. Ленты медленно вращаются вокруг мачты - это ветряки, Даута их узнал.
