Ричард прикрыл глаза и тут же представил себя на лесной поляне. Цвели какие-то незнакомые желтые цветочки, покачивали своими пушистыми метелками травы, деревья склоняли ветви, едва не касаясь медвежьей шкуры. Медведь был большой, темный и молчаливый. Он нюхал Ричарда, сопел и фыркал, иногда касался языком или терся носом – должно быть, где запах скопился сильнее. Страха совсем не было, потому что медведь не собирался его есть. Ричард никогда раньше не подозревал в себе таких наклонностей, но ему нравилось, как струится под ладонями звериная шерсть, под которой перекатываются мощные мускулы. Ощущать, что зверь наваливается на тебя сверху, было… впечатляюще.

Грэм рычал и сопел ему в ухо, целовался дорожками коротких прикосновений и вкусно чмокал при этом.

– Мне так хорошо, – прошептал Ричард, не открывая глаз. – Я хочу, чтобы так было всегда…

– Твое желание для меня закон, – глухо отозвался Грэм-медведь, обдавая горячим дыханием его висок.

В этот раз вышло все совсем по-другому, не как прежде, и новые переживания сводили с ума. Ричард так и не открывал глаз, боясь потерять зыбкое видение с поляной и зверем, а тот, похоже, только рад был стараться. Трава казалась совсем реальной: она шуршала, издавала запахи, когда ее давили коленями, врезалась в кожу. Смазкой послужил сок какого-то растения, он немного холодил и сдерживал стремительно нарастающее удовольствие, отодвигая взрыв. Грэм старался не отстраняться: он догадался, что Ричарду нравится плотный контакт, а потому прижимался теснее, обнимал и наваливался сверху. Ощущение веса огромного зверя и уверенные толчки внутри едва не лишали разума. Ричард глухо стонал и бездумно драл траву пальцами, даже не пытаясь ничего анализировать: мысли просто рассыпались из его головы, вышли со свистом дыхания из разгоряченного горла. Ему вторили птицы, невидимые в вершинах деревьев, и, кажется, с ними была леди Мариан. Определенно, она.

Зверь внутри был тяжелым и очень горячим. Ричарду казалось, что он чувствует, как с трудом пробивает себе дорогу внутри крупная головка, в конце концов упираясь во что-то в животе. Движения внутри были уверенными, но осторожными, будто медведь проверял, что Ричард может ему позволить, хотя тот был готов на все, растеряв остатки сознания. Сейчас он хотел только одного: чтобы эта пытка была вечной. От мощного оргазма в голове Ричарда будто настала ночь. Звуки в один миг заглохли, отдалились, свет померк, и вся лесная поляна растворилась в мягкой темноте. Медведь позади него заворчал и задвигался внутри резче, догоняя. В животе стало горячо и тесно, член вздрагивал, изливаясь в него. Последним отголоском сознания Ричард подумал, что прежде он не мог чувствовать такие детали – и его растворила ночная темнота.

Он, конечно, не мог видеть, как медведь ласково баюкает его, собирая следы их восторгов, и как ветви склоняются над их ложем, а лесные птицы и домашний попугай приносят салфетки и расправляют простыни. Ричард не видел светлячков, кружащихся под потолком, и деловых ежей, снующих под кроватью. Небо было видно прямо через потолок, и медведь еще какое-то время лежал, глядя в звезды и что-то негромко ворча, а потом помахал лапой Большой Медведице и натянул одеяло до самых ушей. Ричард не видел, нет – он спал, а во сне что только ни привидится. Жаль, что многие сны улетают почти бесследно.

Ранним утром Ричард проснулся от страшной жажды. Во рту пересохло, как в пустыне, казалось, что голова вот-вот начнет трескаться и рассыпаться песком. Грэма рядом не было.

Ричард встал, придерживая голову рукой и тихонько охая, и побрел на кухню. Там он приложился к бутылке минеральной воды, заботливо припасенной в холодильнике неким таинственным доброжелателем.

– Гораздо лучше, – пробормотал он, вылив в себя примерно половину содержимого.

Постепенно включалась голова. Ричард проведал леди Мариан (она вела себя как хорошая леди: сидела в своем домике и дремала, будто это вовсе не она, а какая-то другая леди ночью носилась по спинке кровати и оглушительно верещала), собрал раскиданные с вечера вещи, проверил продукты в холодильнике.

Сумка Грэма стояла в гостиной у дивана. Она была раскрыта, и в глубине не хватало каких-то вещей. В холле висела его куртка, стояли ботинки. Почему-то Ричарду было приятно смотреть на его одежду.

Он сам не помнил, как вышло, что Грэм живет у него. Его жизнь очень изменилась за последние полгода, хотя он ничего для этого не делал. Это было приятно и странно, хотя больше приятно, конечно.

Грэм вернулся как раз к завтраку, будто чувствовал. Он вошел в дом и чем-то шуршал и топал на входе, пока Ричард был занят беконом и яйцами.

– Доброе утро! Ты так рано встал, я надеялся, что застану тебя спящим.

– Наверное, я замерз без тебя, – улыбнулся Ричард. – Ты бегал?

– Да, прогуливался на берегу. Что-то мне тревожно, – глухо отозвался Грэм из ванной. – Никак не могу понять, в чем дело.

– Предчувствия?

– Что-то вроде. Не люблю неопределенности.

Грэм сел за стол, вывалил себе в тарелку половину бекона и принялся его жевать.

– Яйца?

– Да, два, пожалуйста.

– О, так скромно? – удивился Ричард.

– Мне еще к Адаму идти, а у него – сам знаешь – из-за стола не выходят, а выкатываются. Так что я поберегу место.

Они поговорили о планах на день, немного подразнили друг друга (Ричард, похоже, переборщил, потому что глаза у Грэма загорелись, а борода встопорщилась), потом собрались расходиться, чтобы встретиться снова к обеду.

Ричард одевался у двери, и заметил странную вещь. Ботинки Грэма стояли на месте, все те же, одна пара. Второй не было. Выходит, утром он гулял босиком?

– Медведи не носят ботинок, – прошептал он сам себе, и испугался этой мысли.

Одно дело думать об этом как бы в шутку, пока Грэм далеко, или ловить собственные галлюцинации, и совсем другое – видеть почти своими глазами, чуть ли не хватать за руку. Или за лапу?

Ричард глубоко вздохнул, выдохнул и разрешил себе больше не думать об этом. По крайней мере, пока.

До обеда он успел сгонять в муниципалитет, где как раз были готовы новые бумаги по межеванию, которые так ждали местные фермеры. Очень довольный собой, Ричард собрался звонить Грэму, чтобы узнать насчет встречи, но увидел его самого, не успев достать телефон. Тот шел навстречу сквозь пустеющий рынок и махал ему рукой.

– Я тебя нашел, – сказал он подходя. – Не опоздал?

– В самый раз. Как ты узнал, где я?

– О, это очень легко. Я всегда тебя найду, ты же знаешь. Сходим поесть здесь, или мне приготовить что-нибудь дома?

– Поедим тут, чтобы не ждать мне, не трудиться тебе и никому не мыть посуду после, – сказал Ричард.

– А ты хитрый, – довольно сощурился Грэм.

– Мне приходится.

За едой Грэм рассказывал, как заехал к леди Мариан и пообщался с ней (птичка снова хулиганила, потому что не желала оставаться одна: украла у Грэма ключи и занесла их на шкаф)

– Я думаю, она злится, потому что я собираюсь звать тебя в Шотландию. Вдруг ты не вернешься?

– О, а ты собираешься? – Ричард замер, не донеся вилку до рта. – Неужели?

– Что, уже и не надеялся? – усмехнулся Грэм. – Извини, я знаю, что ждать пришлось дольше, чем хотелось бы. Но мне нужно было все уладить, чтобы ты чувствовал себя спокойно там. И я, по правде говоря, все еще волнуюсь.

– Но ведь ты будешь со мной, – ободряюще улыбнулся Ричард. – Значит, все хорошо.

– Надеюсь, что так. Ты хочешь взять леди Мариан с собой?

– О, нет-нет, что ты! Переезд – большой стресс для попугая, они могут заболеть от нервов, начать выщипывать себя и отказываться от корма. И еще расстройство пищеварения…

– Я понял, достаточно! – запротестовал Грэм. – Ты уже изучил этот вопрос, и мне не нужно об этом думать. На кого ты думаешь ее оставить?

– Сперва поговорю с Дином. Он мой родственник и просто хороший человек.

– Ага, и надзорный, так что это, в некотором роде, его работа.

– Я ему доверяю, – Ричард пожал плечами. – Оставлю ему ключ от дома и вдоволь корма и всего прочего. Надеюсь, ему не будет сложно проводить некоторое время с моей бедной птичкой. Но если Дин не сможет, то есть еще Адам и Джон, так что все устроится как-нибудь. А тебе, мой дорогой, придется еще посмотреть подношения от птиц и мелких зверушек, которых собралось уже целое ведро, не считая трупов и гниющих продуктов, которые я украдкой хоронил. Я чувствую себя тайным лесным божеством, разве что колени еще не в масле.