Они уже собирались плюнуть на все и идти отдыхать в палатку, когда Вася поднял высоко над головой свой эвдиалит и истошно заорал. Эвдиалит «саамская кровь» светился красным светом. Весь, полностью. И без того красный, он словно бы стал намного-намного краснее. Может быть, даже краснее, чем кровь.

Оставалось лишь отвалить в сторону нужный камень. И они сделали это, хотя валун оказался даже еще тяжелее, чем казался с виду. Втроем они еле справились с работой. Однако справились. Убрали валун. Раскопали неглубокую яму. Вытащили маленький ящичек или, говоря более правильно, маленький сундук. Сбили замок и подняли крышку.

Золото. Золото. Слитки и золотой песок. Сундучок был до краев набит золотом. И лишь сверху на всем этом золоте лежало еще кое-что. Это было окончание меча, изогнутое в виде клюва ворона.

Неподалеку громко взревела бессонная росомаха. Несколько часов она, впрочем, судя по всему, проспала, но совсем недавно опять проснулась.

Дорога домой получилась тяжелой. Мало того, что им надо было тащить с собой золото, им пришлось тащить также и росомаху. Поведение росомахи не стало лучше. Она по-прежнему орала и бросалась экскрементами, иногда метко. С течением времени ее меткость повышалась.

В конце концов Вася предложил ее пристрелить, но Андрей напомнил, что эта росомаха не просто росомаха, но оборотень. Покушение на ее убийство может быть чревато непредвиденными последствиями и, к тому же, вполне возможно, не увенчается успехом.

Оставалось одно – нести ее дальше. От мысли отпустить росомаху они отказались, а больше уже ничего было не придумать.

Так они и шли.

Тащили золото, тащили припасы, тащили росомаху.

Хотя никто не сомневался, что росомаха разумна (об этом говорили многие трудноописуемые детали), найти с ней общий язык было, казалось, совершенно невозможно.

Вася попытался пообщаться с росомахой, чтобы хоть как-то добиться у нее отказа от ее вредоносной деятельности, но ничего не добился, а только лишь вернулся весь грязный и злой.

– Никакого толка от нее нет и не будет! – крайне раздраженно сказал Вася. – Баба она и есть баба!.

И действительно, пойманная путешественниками росомаха была женского пола. Они это уже давно обнаружили. Возможно, этим и объяснялась ее вредноносность.

Но все когда-нибудь заканчивается, заканчивалась уже и их дорога. Они приближались к городу Кола[7]. Из-за чертовой росомахи нельзя было туда заглянуть, и поэтому они отправили в Колу Васю – затариться всем необходимым и, в особенности, спиртным.

Сами же они развели костер и начали вечерять – в ожидании Васи и в ожидании водки. К счастью, Вася отсутствовал не очень долго. Не прошло и пары часов, когда Вася был тут – со съестными припасами и, разумеется, с водкой. Солнце чуть-чуть спустилось к горизонту, но, как ему и полагалось, и не думало за него заходить, так что все было отлично видно – и сопки, и Васю, и водку. И вообще все. Когда на севере царит полярный день, там нет все скрывающей и все смягчающей тьмы – ничего этого там нет, там все кругом светло и ясно. Полярный день – время хорошее. Может быть, поэтому их странное предприятие тоже закончилось хорошо. Они, кажется, и сами этого не ожидали, но золото было найдено и даже уже поделено. Оставалось вернуться домой, отдать инопланетянам верхушку меча, а с ним и росомаху, потом заняться легализацией слитков золота и золотого песка… впрочем, это уже детали. А сейчас они обмывали золото.

Росомаха ревела, но реже, чем обычно, и вообще сегодня она уже, кажется, никого не раздражала. В конце-то концов, ну хочется кому-то реветь на все сопки, так пускай ревет.

Но, перестав возбуждать раздражение, росомаха стала возбуждать интерес. Она и возможные попытки ее умиротворить. Каких только теорий не выдвигали на сей счет и Андрей, и Вася, собственно, они только и говорили, что об этом. Похоже, утратив практическое значение, попытки утихомирить росомаху неизмеримо выросли в значении интеллектуальном. Споры не утихали. Андрей и Вася спорили, а Дмитрий Сергеевич почему-то начал мрачнеть.

С течением времени он мрачнел все более, и в конце концов, ни слова не говоря, он встал и куда-то ушел. На это, разумеется, никто не обратил никакого внимания. И на то, что он приблизился к клетке с ревущей росомахой, – тоже. Понадобилось зачем-то человеку подойти к пленной росомахе, ну и понадобилось, дело хозяйское. Может быть, ему интересно?

Андрей и Вася продолжали оживленно общаться, и все о той же росомахе.

А Дмитрий Сергеевич Малиновский стоял и смотрел на зверя. На безопасном расстоянии стоял, так, чтобы не долетели фекалии. На нем был тот специальный плащ, который они использовали, приближаясь к росомахе, длинный плащ с капюшоном, но капюшон был откинут.

Росомаха, завидев одного из своих пленителен, взревела сильнее. Она ревела, царапала клетку и кидалась кусочками экскрементов. Малиновский поднял голову и посмотрел на нее в упор.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он. Росомаха бросила в него кусочек экскрементов, но не попала. Малиновский стоял далеко. Он, казалось, не заботился о том, чтобы росомаха расслышала его слова. Человеку услышать и понять его было бы трудно. Зверю несложно было бы услышать, но зверь неспособен понять человеческую членораздельную речь. Кем считал Дмитрий Сергеевич Малиновский эту росомаху? Человеком? Зверем? Очевидно, тем, кем она и была, – оборотнем.

Малиновский вздохнул и почесал голову.

– Даже и не знаю, как говорить, – произнес он. – Обидеть тебя не хочу, вот честно. Поверь мне. Я бы не стал беседовать, не стал бы беспокоить тебя, но…

Росомаха вновь запустила в него кусочком экскрементов и вновь не попала.

Малиновский опять вздохнул.

– Зачем ты это делаешь? – вновь повторил он. – Я не это имею в виду, – Малиновский кивнул на разбросанные рядом с клеткой экскременты, – Это уж ладно, дело твое. Но…

Малиновский помолчал.

– Но что ты делаешь сейчас, – сказал, наконец, он, кивнув в сторону Васи и Андрея. – Зачем ты это делаешь, да и как у тебя выходит? Ведь ты же оборотень, а не трансформ. Ты можешь обернуться лишь росомахой, и никаким иным зверем… и, тем более, ты не можешь влезть в шкуру человека, если такое вообще возможно, если только это не злая придумка. Ты не можешь, точно… Но ты ж пытаешься сделать что-то очень похожее! Я не могу ошибиться. Не очень-то я разбираюсь в такого рода вещах, но тут я не ошибаюсь.

Малиновский замолк. Росомаха вновь заревела, но как-то без энтузиазма, вроде как для порядку.

Малиновский глянул на нее и, кажется, спохватился. А может быть, он был просто сбит с толку, уже давно и прочно сбит с толку, по правде говоря.

– Я не хочу тебя обидеть, – опять повторил Малиновский как можно более убедительным тоном. – Я не хочу тебя обидеть, я хочу только… – тут он заговорил быстро, – я только хотел попросить, если можно, конечно… не впутывай меня в эти дела, пожалуйста… Малиновский перевел дух. – Я не знаю, в чем тут испытание, пройду ли я испытание или нет, что я получу, если пройду, что будет, если, наоборот, не пройду. И знать не хочу. Давай договоримся по-честному – я не справился, я не участвовал, ладно?

Малиновский замолчал.

Росомаха ревела, но, как опять казалось со стороны, только лишь по инерции.

Малиновский посмотрел на росомаху, посмотрел в сторону Васи и Андрея, и, судя по всему, сбитый с толку еще более, произнес то, что секунду назад не собирался произносить.

– Так зачем это тебе нужно? – сказал он. – Что, так сильно боишься, что слишком сильно изменишься? Боишься, что перестанешь быть человеком? Боишься, что будешь не женщиной, а скорее самкой росомахи? А может, даже и не женщиной, и не росомахой, а непонятно кем? Это тебя пугает? Настолько пугает, что ты пытаешься влезть нам в шкуры и провести над нами какой-то тест? Так зря боишься… Зря боишься, оборотень-росомаха. Даже местные саамские боги… даже они не столь уж сильно отличаются от людей. Духи воды… духи леса… и ведь они-то никогда людьми и не были…