Одри усадила ее на покрытый полотенцем стул в центре комнаты лицом к поставленным полукругом столам. Джеки села так, как ей велела Одри, опустив глаза и стараясь не встречаться взглядом ни с кем из присутствующих.

Одри повернулась спиной к классу, чувствуя, как напряжение наконец отпускает ее.

– Итак, внимание, первая из коротких поз, – начала она. – Помните, мы пытаемся передать только общую форму тела.

– Вижу, к тебе вернулся аппетит.

Джеки положила ломтики бекона поверх долек помидора и потянулась за майонезом.

– Точно. Я просто умираю от голода.

– Как прошли занятия?

– Отлично, – она разрезала сэндвич пополам и переложила его на тарелку. – Я получила удовольствие.

– Оуэн снова спрашивал, может ли Чарли прийти к нам поиграть после школы.

Джеки улыбнулась:

– Эти двое явно без ума друг от друга. Оуэн все время говорит о ней.

– Так пусть она придет к нам.

– Обязательно, только я сначала познакомлюсь с ее родителями.

Мать наполнила чайник.

– Я собираюсь сделать чай. Ты будешь?

– Да, пожалуйста.

Джеки отнесла свой ужин в гостиную и села рядом с отцом на диван, делая вид, что смотрит документальный фильм об ирландских убийцах, прокручивая в голове события последних двух часов.

Когда она проходила мимо протестующей пожилой пары у входа в колледж – «Никакой наготы», это же о ней! – Джеки опустила голову, но не остановилась. К счастью, они не попытались с ней заговорить. Войдя в класс и не увидев Одри, Джеки занервничала еще сильнее. Ну и что ей было делать? Где ей переодеваться?

Двое людей в классе посмотрели на нее, но она не встретилась с ними глазами. Это они будут смотреть на ее голое тело через несколько минут. Нет, она не может сейчас начать с ними разговор.

Джеки уселась на стул, ближайший к двери, прижала к груди рюкзак, ее внутренности как будто связались в тугой узел, и этот узел становился все туже по мере того, как шло время. Где, черт побери, Одри? Почему ее до сих пор нет, чтобы сказать Джеки, что делать, и помочь ей обрести душевное равновесие?

В какой-то момент Джеки не выдержала. Она встала, чувствуя, как головы снова повернулись к ней, и вылетела из класса. Оказавшись за дверью, она уже была готова убежать из колледжа. Джеки постояла там, закусив губу. Это был такой соблазн.

Но она не могла подвести Одри, только не перед занятием, даже если мысль о том, что надо будет раздеться, с каждой секундой становилась все более пугающей. Джеки развернулась и быстро прошла по коридору, желая, чтобы присутствие духа ее не покинуло. Она рванулась в ближайший туалет, сняла одежду. Ее ужас становился все сильнее с каждым предметом одежды, который она убирала в рюкзак. Когда на ней не осталось ничего, кроме кроссовок и носков, Джеки закуталась в халат, туго завязала его и встала возле умывальников.

Когда ее телефон зазвонил несколько минут спустя, она уже была готова снова одеться, решив, что она просто не может через это пройти. Джеки ждала Одри, готовая к ее разочарованию и даже гневу. Конечно же, она рассердится, ведь Джеки подвела ее в последнюю минуту.

Но Одри не сердилась, она была доброй и понимающей. Она сказала именно то, то Джеки нужно было услышать. И Джеки все сделала. Ей было страшно, но она все-таки позировала в классе. И это оказалось и вполовину не так ужасно, как ей это представлялось.

Разумеется, ей потребовалось немного времени, чтобы успокоиться. Первые две позы ее тело было напряжено до предела, Джеки боялась шевельнуться, боялась даже дышать. Ее глаза смотрели в пол, она боялась поднять их, чтобы не встретиться с кем-нибудь взглядом.

Но минуты шли, и все только водили карандашами по бумаге, задавали Одри вопросы о тенях и линиях. Никто как будто не интересовался самой Джеки, только тем, как правильно передать форму ее бедра или округлость грудей. Она поняла, что быть обнаженной на уроке рисования – это ерунда, и потихоньку начала расслабляться.

Ко второй половине урока Джеки достаточно успокоилась, чтобы исподтишка рассматривать людей, сидевших вокруг нее. Оказалось, что один из них совершенно сногсшибательный.

В общем и целом это оказался самый интересный вечер, который у нее был за долгое время. Джеки откусила еще кусочек сэндвича и посмотрела на отца. Она поняла, что не стоит с ним делиться собственным ощущением эйфории.

Четвертую ночь подряд Долли укладывалась спать в ногах Одри в гнездышке из газет, громко шуршавших при каждом ее движении. В спальне пахло маслом пачули, «Деттолом» и собачьей мочой. Одри лежала без сна и прислушивалась к быстрому дыханию своей «соседки».

Ей так и не удалось заставить Долли оставаться на ночь в кухне, хотя противостояние характеров не должно было быть таким сложным. Оказавшись в комнате Одри, Долли упорно старалась влезть на кровать Одри. Та в какой-то момент сдалась и помогла ей забраться наверх. Это означало, что дни перинки сочтены. Газеты создавали весьма условный барьер между нею и усердно мочившимся щенком. Газеты на полу кухни оставались сухими и чистыми, потому что Долли предпочитала справлять нужду на плитках.

Щенок жевал и грыз все, начиная от ножек стола и заканчивая корзиной для дров, ручками ящиков и шнурами от жалюзи. И никакой дискриминации: когда речь шла о том, чтобы поточить зубы, Долли не отказывалась ни от чего. И что было делать Одри? Как спасти дом от уничтожения?

Она уже не думала, что продержится до возвращения ветеринара в субботу. Судя по всему, ей придется вернуться в зоомагазин и спросить совета у неприветливого продавца, хотя она раз за разом отгоняла эту мысль. Едва ли он откажется помочь тому, кто купил у него щенка и теперь просит совета. Это своего рода сервис после продажи. Одри будет сама вежливость и любезность, пусть даже это убьет ее. Она сделает так, что он не сможет от нее отмахнуться.

Одри переключилась на первое занятие по рисунку с живой натуры и снова поблагодарила Бога за то, что в результате все сложилось хорошо. Шесть ее учеников выглядели достаточно довольными, да и Джеки смогла преодолеть свое предубеждение и обещала прийти в следующий раз.

– Мои родители думают, что я занимаюсь гимнастикой пилатес, – призналась она Одри во время перерыва. – Они сойдут с ума, если узнают правду.

Значит, она все еще живет с родителями и имеет сына, который хочет игровую приставку на Рождество. Хотя познания Одри в этом вопросе были не слишком большими, она догадывалась, что эта игрушка не для малыша. А самой Джеки всего двадцать четыре.

Одри это не касается. Она повернулась на другой бок, стараясь не обращать внимания на мурашки и покалывания в левой ноге, на которой устроился щенок.

– Алло?

– Это всего лишь я, – сказал Генри. – Позвонил узнать, как тебе понравились занятия рисованием.

Энн свободной рукой вытерла волосы полотенцем.

– Было хорошо, – ответила она. – Я довольна.

– Рад это слышать, – короткая пауза. – А вообще как у тебя дела?

Мег наверняка рассказала ему о чеке, который принесли в пятницу. «Энн была немного расстроена из-за этого. Она спросила, видела ли я Тома. Мне пришлось рассказать ей об ужине».

– Вообще у меня все в порядке. Дел много.

Пять лет разницы между ними никогда не имели значения. Она с самого начала обожала старшего брата. Еще совсем маленькой она ползала за ним, взбиралась к нему на колени, как только научилась это делать. Он был сильным девятилетним мужчиной, который водил ее в школу первый год и защищал от нападок более старших детей.

Потом он помогал ей с домашними заданиями, приклеивал куклам головы, слушал, как она декламирует стихи, когда все были заняты. Пока Энн росла, не было ни одной минуты, когда бы она не чувствовала, что брат окажется рядом, если ей потребуется помощь.

Когда они оба уже стали взрослыми, баланс немного сместился, теперь Энн помогала брату и была этому рада. Когда Генри пытался поднять свой бизнес по производству органических продуктов, когда им с Мег требовалась приходящая няня, когда нужно было выполнить поручение, а они оба были заняты, Энн всегда была на подхвате. Она гордилась тем, что брат может на нее рассчитывать, тем, что порой чувствовала себя старшей в их тандеме.