Деметрий твердо решил пойти туда, но что-то его останавливало. За все время работы в распределительном узле, он ни разу не повернул на эту Магистраль, хотя ходил мимо чуть ли не каждый день. И теперь между ним и сектором Z66 будто выросла невидимая стена.

Наконец, Деметрий таки решился. Сделал один шаг по направлению к тюрьме, затем следующий. Он думал, что после первого шага станет легче, однако по мере того, как он приближался к сектору Z66 напряжение лишь нарастало. Когда Деметрий дошел до двери и, намереваясь нажать кнопку дозвона охраны, поднял руку, то обнаружил, что она трясется, будто он секунду назад вытащил ее из ледяной воды. Сглотнув, Деметрий попытался унять дрожь, обхватив трясущуюся руку второй за запястье. Однако и та дрожала не меньше. В конце концов, вместо того, чтобы осознанно нажать на звонок, он ткнул в него нечаянно, в порыве дрожи.

Удивительно, но вместе с коротким сигналом дозвона пришло умиротворение. По телу будто прокатилась волна тепла, руки успокоились, и Деметрий почувствовал себя едва ли не более безмятежно, чем до того, как вышел из Распределительного Узла. Возможно, это было связано с тем, что дело было сделано и отступать стало поздно. Деметрий часто испытывал подобное состояние, когда ему приходилось принимать важные решения.

Но ведь навестить в тюрьме своего отца – это не такой уж грандиозный поступок, думал Деметрий. И тем не менее каким-то внутренним чутьем он догадывался, что этот визит разделит его жизнь на «до» и «после».

– Да? – раздался голос из динамика, – Назовите цель вашего визита.

– Свидание с заключенным, – сказал Деметрий.

На домофоне загорелся зеленый индикатор и дверь со щелчком отлепилась от магнитного замка. Деметрий открыл ее и вошел.

Он оказался в плохо освещенном помещении, где пол, потолок и стены были одинакового темно-серого цвета; маленьком и оборудованном лишь одной железной скамьей, на которой сидели двое человек. Напротив входной двери находилась еще одна такая же, а в левой стене было вырезано окно с решеткой. За ним сидел человек в форме охранника. Деметрий раньше никогда не видел тюремных служащих и понятие не имел, как они выглядят, поэтому слегка растерялся.

– Подойдите, гражданин, – сказал постовой вежливым, но отнюдь не дружелюбным тоном. Деметрий подошел к окну и через маленькую прорезь в раме ему протянули какой-то бланк, – Заполните заявление.

На стойке была ручка, привязанная на шнурок, но Деметрий достал из кармана свою. В бланке нужно было указать свои данные и заключенного, которого хотели навестить и тому подобные вещи. Деметрий заполнил заявление менее чем за минуту и отдал охране.

– Ожидайте, – сказали ему, – Согласование займет около получаса.

Деметрий присел на скамейку рядом с другой посетительницей. Это была женщина возраста Лиз – от сорока до пятидесяти – но выглядящая куда хуже. Ее лицо отекло, под глазами зияли круги, а волосы были небрежно собраны в пучок, из которого тут и там торчали отдельные волоски. Печальный взгляд был направлен в пол. Она сидела, сгорбившись и обнимая пластиковый пакет до отказа набитый едой. Деметрий предположил, что это передача и ему вдруг стало стыдно. Он то и не подумал принести отцу хоть что-то. А ведь Тит Аронов как пить дать нормальной еды не видел уже двадцать лет.

«В следующий раз», – пообещал себе Деметрий и постарался больше не думать об этом, как и о женщине, сидящей по соседству. Но не получилось.

– Дара Норбина, – сказал охранник, и соседка Деметрия встала и подошла к окну.

– Да, сынок, – сказала женщина, склоняясь к прорези, чтобы лучше слышать.

– В посещении отказано, – объявил тюремный служащий. Он сказал это бесстрастным тоном, так, как кассир в магазине мог бы назвать сумму, на которую вы затарились. При этом он не смотрел в глаза женщине, а уставился на что-то у себя на столе.

Дара Норбина не сразу смогла что-то сказать. Деметрий не видел ее лица, но готов был побиться об заклад, что она собирается заплакать.

– Но как же так, милок? – наконец выдавила она, – Как же можно? Неужели вы не дадите мне увидеть сына?

– Это решаю не я, уважаемая, – все так же холодно отвечал охранник, упорно избегая ее взгляда, – Так постановило руководство. Заключенный, которого вы указали, находится в Особом Списке. Этих людей могут посещать только их адвокаты и государственные обвинители. Передачи также запрещены. Кого-нибудь другого – пожалуйста.

«Ты бы еще дал ей реестр, чтобы она могла выбрать, идиот! – подумал Деметрий, – С фамилиями, фотографиями, биографией и списком преступлений».

– Но я хочу навестить своего сына, – сказала женщина, и теперь уже в голосе слышались рыдания. Он становился хриплым и надорванным.

– К сожалению, это невозможно, – сказал постовой.

Дара Норбина еще минут пять умоляла его, однако охранник, не зная, что ей сказать, вовсе игнорировал. Вся в слезах, женщина направилась к выходу, еще сильнее сгорбив спину и шаркая ногами. Дверь за ней захлопнулась, и Деметрий вдруг почувствовал на душе огромную тяжесть. Как будто это он только что отказал Даре Норбиной в свидании с сыном, хоть это и было не так. Более того, если бы Деметрий захотел бы ей чем-то помочь, он был бессилен.

– Вы не знаете, что такое Особый Список? – спросил он у второго посетителя. Это был строго одетый мужчина чуть старше Деметрия.

Мужчина улыбнулся.

– Боюсь, что мне это положено знать по роду деятельности, – сказал он.

– Вы адвокат?

Мужчина кивнул, достал из кармана визитку и протянул Деметрию. На ней было написано имя – Фед Налов, адрес и номер голосовой связи.

– Раз уж мы с вами все равно тут сидим, так и быть, дам вам коротенькую бесплатную консультацию, – сказал адвокат с довольной ухмылкой, – Особым Списком зовется группа заключенных, которая подвержена ужесточенному наказанию. У большинства из них пожизненные сроки, а условия содержания имеют ряд особенностей. В частности – запрет на посещение родственниками.

– И что же такое нужно совершить, чтобы попасть в этот Список? – спросил Деметрий.

– Насколько мне известно, в эту категорию попадают исключительно политические заключенные, – сказал Фед Налов, – По крайней мере, я ни разу не слышал о заключенном из Особого Списка, осужденного за убийство, воровство и тому подобные преступления.

– Фед Налов! – подал голос постовой, – Пройдите.

– Прошу прощения, мне пора, – сказал адвокат, – Если нужна будет помощь – обращайтесь.

Он подошел к той двери, что вела внутрь тюрьмы, та пискнула, открываясь, и Фед Налов скрылся за ней. Деметрий швырнул визитку в мусорку.

– Деметрий Аронов, – позвал охранник примерно через четверть часа. И это выглядело нелепо, потому что никого, кроме Деметрия, в помещении не осталось.

Он подошел к окну. Видя, как охранник вновь прячет глаза, Деметрий догадался, что сейчас услышит, но все равно не поверил своим ушам, когда тот сказал:

– В посещении отказано.

– Что, простите? – переспросил Деметрий.

– В посещении отказано. Вы не можете навестить заключенного.

– Это еще почему?

– Тит Аронов значится в Особом Списке. Этого заключенного могут посещать только…

– Да какого дьявола?! – перебил Деметрий, – Что за дурацкие предписания?

– Такого решение руководства. Я тут ни при чем.

Это еще сильнее разозлило Деметрия. Он просто взбесился.

– Посмотри мне в глаза, ты! – сказал он.

Охранник только ниже опустил лицо, утыкаясь в бумаги на столе.

– Посмотри мне в глаза! – крикнул Деметрий с размаху, ударяя о решетку.

Та задрожала и зазвенела, но никуда не делась. Рука в месте удара заболела, но Деметрий не обратил внимания на боль.

Политический заключенный, думал Деметрий. Его отец был политическим заключенным. Деметрий не до конца понимал, что это значит, но что-то подсказывало ему – сидят эти люди отнюдь не за злое деяние.

– Уважаемый, если вы сейчас не успокоитесь и не уйдете, вас придется вывести, – сказал постовой, впрочем, все еще упираясь взглядом в стол.