– Со мной все в порядке, – сказал Деметрий, – Мне нужно идти на работу.

И он собрался было вновь повернуться к двери и выйти из квартиры, но она остановила, положив руку на плечо и сказав:

– Ты уверен, что не хочешь поговорить, сынок?

Она снова назвала его этим уничижительно-ласкательным прозвищем, которым все мамочки, называют своих сыновей, в независимости от того, какого возраста достигли их «сынки». Деметрия это бесило. Не так сильно, как все остальное в его матери, но в данный момент именно эта реплика стала той каплей, которой не доставало, чтобы Деметрий взорвался.

– Да, черт тебя задери! – вдруг закричал он, скидывая ее руку и швыряя футляр с очками на разделочный стол, – Да, я хочу поговорить! Только не думай, что я скажу тебе: «Милая мамочка, я так сильно тебя люблю!» Ни хрена! Ты меня достала! Мне надоели твои попытки меня контролировать, мне надоели твои дурацкие очки, мне надоело твое «сынок». Но больше всего мне надоело, что ты тайком от меня ходишь к Монстрову и рассказываешь о том, как плохо я себя веду!

– Да как ты можешь так говорить! – заверещала Лиз, повысив голос и подняв брови чуть ли не на макушку, – Я всего лишь беспокоюсь о тебе. Я волнуюсь, когда ты так долго не приходишь домой после работы, когда ты водишься с такими как Ван Абрамов и когда ты болтаешь всякую ерунду.

– Да что тебе до того что я говорю? – заорал Деметрий, потрясая ладонями возле лица. Он едва сдерживал себя, чтобы не ударить мать.

– Да потому что из-за подобной чуши твой придурок-отец оказался в секторе Z66! Ты тоже можешь там оказаться. А я не хочу этого. Я переживаю, как и любая нормальная мать!

Чувствуя, что уже не в силах держаться Деметрий врезал кулаком по буфетному шкафу – для того лишь, чтобы этот самый кулак не угодил в лицо Лиз.

– Ты не нормальная мать! Ты отвратительная, ужасная мать! Ты только и делаешь, что отравляешь мне жизнь!

Лиз заревела. Рыдала она громко, в голос. Вероятно, она рассчитывала, что Деметрий пожалеет ее, если она начнет реветь, станет извиняться и утешать. Когда-то это действовало на него, но в этот раз он и бровью не повел. Он знал, что мать заплачет – она всегда так делала, когда ей что-то не нравилось. И когда она заревела это не только не стало для него сюрпризом, но и не вызвало чувства вины. Вместо того чтобы извиниться он вновь взял футляр со стола, и достал из него очки. Бросив их на пол, он наступил на очки ногой, обутой в ботинок. Очки с хрустом разломались. Часть осколков прилипла к подошве ботинка.

Он посмотрел в глаза плачущей Лиз и, стараясь сделать свой голос как можно более холодным, сказал:

– Ненавижу тебя.

После чего развернулся и вышел из квартиры, от души хлопнув дверью.

Придя на рабочее место, Деметрий принялся вкалывать с еще большим остервенением, чем обычно.

Приходящая на склад продукция подразделялась на два вида. Первый назывался внутренними поставками – это были продукты и товары местного производства. В Московском Массиве имелись несколько сельскохозяйственных секторов с теплицами, оранжереями и загонами для скота, сектор химпроизводства, сектор легкой промышленности, а также типография. Эти товары доставлялись по специальным конвейерным путям, которые тянулись от производственных секторов к Распределительному Узлу через стены и перекрытия. Мясокомбинат находился ближе всего – на Нулевом Уровне, по соседству со складом. Чуть дальше, но тоже на Нулевом, располагался Кондитерский Цех. Иногда, когда в работе конвейерных путей случались сбои, сотрудники Мясокомбината и кондитерки доставляли товар по Магистралям на паллетах. Со всех остальных цехов такая доставка была невозможной, поскольку переместить товар между уровнями, можно было только на конвейерных лифтах. Пассажирские не подходили для этих целей из-за ограниченной грузоподъемности. Поэтому в случаях поломок приходилось ждать, когда конвейеры будут починены. А до тех пор поставки прекращались. После рассортировки товар снова отправлялся по конвейерным путям, на этот раз уже к торговым точкам, расположенным на всех уровнях, а также на Круге.

Второй вид поставок назывался внешним. Это были товары, которые приходили извне, то есть из других Массивов. Так же, как и продукция из цехов Московского Массива, эти товары приходили на паллетах, замотанные в специальную пленку. Отличалась лишь маркировка груза. И точно так же, как и внутренние, внешние поставки никто не сопровождал.

Они поступали через шлюз, называемый Внешним Порталом. Однако Деметрий и другие работники Распределительного Узла называли его Дьявольским Провалом. Деметрий представления не имел, откуда появилось это название, но устояться оно успело еще задолго до того, как он начал работать в Распределительном Узле. Даже его начальник, Серж Карелин, который трудился здесь уже больше двадцати лет, не знал, кто его придумал. Деметрий подозревал, что Дьявольский Провал будет существовать и функционировать еще долго и после его собственного ухода на пенсию и, без сомнения, так же будет и называться.

Каждый вечер, строго в определенное время, Внешний Портал открывался и по ту сторону его оказывалось длинное узкое помещение с железными стенами, заставленное паллетами. Его называли буферной зоной. Количество паллетов варьировалось от десяти до тридцати. А вот время, даваемое на выгрузку, всегда было одинаковым – два часа. Вообще-то, учитывая, что на складе имелись электропогрузчики для перемещения распаллеченных грузов, этого времени было более чем достаточно. Опытному сотруднику требовалось не более сорока минут даже на выгрузку максимально большой поставки. Вероятно, время давалось с запасом на случай форс-мажорных обстоятельств. Так это было или нет, узнать наверняка не представлялось возможным – никто из сотрудников Распределительного Узла не знал не только почему были установлены такие правила, но и кем они были установлены. Никто не знал, кто спроектировал и построил Дьявольский Провал, равно как и весь Московский Массив, и кто управляет его работой. Все знали лишь одно – в восемь часов вечера Портал откроется, а в десять закроется, независимо от того, успели ли они выгрузить паллеты или нет. Никто, даже директор Распределительного Узла, не имел ни права, ни физической возможности открыть или закрыть шлюз. Это происходило только само собой.

Неведомо было и то, каким образом паллеты с товаром оказываются в буферной зоне. Со всех сторон были глухие железные стены – ни дверей, ни окон, ни люков. Проем между буферной зоной и складом состоял из двух резиновых прокладок, плотно прижатых друг к другу. Настолько плотно, что, пожалуй, и лист бумаги между ними не просунуть. Ван Абрамов, напарник Деметрия, утверждал, будто между разгрузками буферная зона откатывается от Дьявольского Провала и где-то за пределами Массива ее загружают с той же стороны, что здесь разгружают. Деметрий в это не верил. Ему казалось невероятным, что такое огромное сооружение возможно сдвинуть с места.

– Да это ж целый небольшой сектор! – говорил он Вану, – Какая сила способна такую махину передвигать?

– Да та же самая, что наши лифты и конвейеры двигает, – отвечал Ван, – Только в разы большая.

– Да ну, чепуха какая-то!

– Ага, чепуха! А как по-твоему паллеты там появляются? Из воздуха? Кстати, о воздухе – иногда если приложить руку к этой резиновой губе, то можно почувствовать легкий ветерок. Попробуй сам!

Деметрий попробовал. Несколько дней подряд после разгрузки он подносил руку к резиновому проему в разных местах, однако никакого ветра не было и подавно. Он уже собирался бросить эту затею, но в один день его руки коснулось легкое, едва ощутимое дуновение. После этого он ежедневно ощупывал проем в поисках щелей, но такое больше не повторилось. И Деметрий почти на сто процентов уверился, что Ван ошибается. К тому же тот посвист мог ему лишь померещиться. Такое часто бывает, когда чего-то ждешь, а это не происходит. Или это могло быть случайное движение воздуха. Мало ли что могло его вызвать в таком огромном помещении – в самой разгрузочной зоне уместилось бы с полсотни таких квартир, в какой Деметрий проживал с матерью.