— Здравствуйте… — недоверчиво произнес Кеннет.
— Здравствуй, Кеннет Бейнер, — сказала женщина. — Как поживаешь?
— А вы кто? — удивился молодой человек. — Кажется, я где-то вас видел, вот только не могу понять где…
— Я бабушка Криса, твоего лучшего друга.
По спине Кеннета пробежал холодок. Он настороженно посмотрел на нее и медленно опустился на одно из стоящих возле стола сидений.
— А зачем вы пришли ко мне, не пойму? — все так же испуганно проговорил парень.
— Я пришла посмотреть тебе в глаза — в глаза человека, с подачи которого моего внука едва не упекли за решетку. И я рада, что сейчас вижу в твоем взгляде то же непонимание, тот же искренний страх, который я читала в глазах Криса, когда на него как снег на голову упало это абсурдное обвинение.
Кеннет уставился на Марту, будто она говорила о чем-то таком, что является для него большой неожиданностью.
— Не смотри на меня так, — строго сказала Марта. — Ты думаешь, что ты весь такой умный, что облапошил всех? Тебе не давали покоя успехи моего внука?
— При чем тут успехи… — попытался сказать Кеннет.
— Но, как видишь, — невозмутимо продолжала женщина, — на каждого зверя найдется свой волкодав. Хорошо тебе теперь в его шкуре? Нравится?
— Вы… — медленно повернул к ней голову Кеннет, — вы подстроили мое дело… Вы… Вы!!!
— Да, чуть не забыла, — сказала Марта, — Аманда Фокстер просила поцеловать тебя в лобик. Как и Амаль Коба.
— Вы… Это все вы… — у Кеннета на лице возникла горькая улыбка. — Боже… А ведь в какой-то момент мне реально начало казаться, что у меня не все в порядке с головой, и что эти галерейные сделки мне просто причудились… Вы понимаете, что совершили преступление?!
— Я? — усмехнулась Марта. — Преступление? Ты имеешь в виду, что я нарисовала на бумаге и оживила во плоти Амаля и Аманду, а твои подписи чудесным образом оказались на контрактах, по которым легализовались преступные доходы?
— Какой же вы ужасный человек…
— Конечно, я само исчадие ада! А ты — архангел! Ты ангелочек, который своими ангельскими пальчиками составил заявление о преступлении, поместил свое непорочное тельце в самолет, привез его в Никосию, снизошел с трапа и явился Константиносу Георгиу. Ты благословил его на подписание заявления, впутал, сукин ты сын, сюда моего старшего внука, и твоими молитвами департамент возбудил против Криса дело о якобы хищении государственных средств!
— Какая же вы дура, — плача, засмеялся Кеннет. — Старая набитая дура, которая, не разобравшись в том, что произошло, не поговорив даже со мной, рубанула с плеча и подставила меня… А еще судья…
— Ой, ну давай, расскажи мне, что это совсем не то, о чем я подумала! Знаешь, сколько раз, сидя на судейском пьедестале, я слышала это от лживых адвокатов, которые в заседании смотрели мне в глаза и пытались скормить очередную миску дерьма, впаривая аргументы о том, как все было на самом деле!
Кеннет поднялся со стула и подошел к Марте. В его глазах сверкнула сталь, и на секунду Марта было даже испугалась этого взгляда. Ей показалось, что сейчас парень вцепится в ее волосы или выколет ей глаза. Но он просто стоял и молча смотрел на нее. Наконец он спросил:
— Вы ограничены во времени?
— Если ты намекаешь на мой возраст, то можно сказать, что в какой-то степени ограничена, — язвительно ответила Марта.
— Тогда садитесь и слушайте.
Все знают эту позорную историю, когда Амира, как бы это покорректнее… Когда она наделала в штаны, придя в очередной раз к Крису заниматься математикой. Я виноват. Не в том, конечно, что у нее прихватило живот. А в том, что после того, как Крис рассказал об этом мне, я растрепал всей школе. Можно долго рассуждать, насколько девятилетний парень должен или не должен был держать это в тайне… Наверное, правду говорят, что дети в таком возрасте могут быть злыми — не по субъективному мироощущению, а просто в силу факта. Глупые, не знающие, в отличие от взрослого человека, грани между тем, что допустимо, а что запрещено. Да блин, мне было девять лет! Подумаешь, девчонка обосралась! Велико событие! Но не было ни дня, чтобы я не жалел о том, что не удержал язык за зубами. Что случилось, то случилось. Может, это все из-за чувства вины перед Амирой, а может, и нет. Но вскоре эта вина переросла в повышенное внимание к Амире. Со временем я начал замечать, какая она на самом деле чудесная девочка. Красивая, умная… Когда у них с Крисом стали развиваться отношения, я молча ревновал ее к нему. Причем без всякой злости к Крису — он ведь мой лучший друг. Я точно знаю, что и Амира, и Крис понимали, что я к ней неровно дышу, но все делали вид, будто это не так. Всегда удобно не замечать очевидных вещей. Когда нам было лет по семнадцать, я признался Амире в своих чувствах. У нее тогда были отношения не только с Крисом, но и с Алексом. Прежде всего — с Алексом. Я понимал, что она не любит ни меня, ни Криса, а одного только Алекса. Она была помешана на нем, сохла по нему, как кошка. Я уверен, что Алекс позволял ей любить себя. Не знаю, любил ли он ее по-настоящему. Не знаю, любил ли ее Крис так же сильно, безответно и обжигающе, как я. Думаю, что нет. Как-то раз, когда они с Крисом уже съехались, мы случайно встретились с ней на площади. Поболтали о том о сем, и я предложил ей проводить ее до их с Крисом дома. Мы гуляли с ней часа, наверное, два — несколько раз доходили до их дома, но не заходили туда, а продолжали нарезать круги, прохаживаясь по переулочкам. И говорили, говорили, говорили… Как же сильно я желал ее… Не только в плане секса, а вообще. Она была нужна мне, как никто.
— Вы с Крисом еще не надумали жениться? — вдруг выдавил я из себя.
— Да мы и не обсуждали этого никогда, чтобы прям вот так, напрямую, — ответила она. — Наверное, рано или поздно поженимся. Мы же пара.
— Ты так говоришь, словно не хочешь этого.
— Я не то чтобы хочу или не хочу… Слушай, ты лучший друг Криса, а он мой парень, а я тут обсуждаю его с тобой…
— Все в порядке, — сказал я ей, — я ни о чем не расскажу Крису.
— У меня чувство, — вздохнула Амира, — что я приговорена к семье Трегуна и что неизбежен тот день, когда я перестану быть Мейер и примерю их фамилию.
— Но ты им ничего не должна, разве нет?
— Должна? — удивилась она. — Нет, что ты. Я ничего не должна. Это они — мои должники. И Крис, который растрепал тебе о том, что произошло у него дома много лет назад. И его бабушка, которая тоже растрепала. Не об этом, а о том, что мой окончательно утративший всякую надежду на будущее папа заявился к ней в кабинет и предложил взятку. Это преступление, я не спорю. Формально. Но он не убийца, не насильник и не вор! Он был в отчаянии! И единственное, что можно было сделать — это выгнать его из кабинета и забыть об этом! Но так ли она поступила?! Нет! Она настучала на него, и отец оказался в тюрьме… Да, по букве закона это было вроде как справедливо. А по духу? Жизнь человека пошла под откос!
— Амира, у меня ощущение, что ты ненавидишь эту семью…
— Дело не в ненависти. Но это семейство глубоко обязано мне как представителю семьи Мейер. И с моей стороны будет спрос. Я выйду замуж за Криса. И он будет платить по этому долгу. Буквально.
— Тебе нужны его деньги?
— Деньги? Деньги — это меньшее, что я могу от них получить. Но этим я и ограничусь.
Марта была сильно напряжена. Она не могла понять, к чему Кеннет рассказывает ей обо всем этом. Она недовольно бросила парню:
— Если ты думаешь, что открыл мне Америку, рассказав о том, что этой девчонке всегда нужны были только деньги Криса, то серьезно ошибаешься. Я эту прошмандовку раскусила сразу.
Кеннет усмехнулся и продолжил:
— Когда, разговаривая, мы в очередной раз дошли до их с Крисом дома, она сказала, что не хочет идти туда. У меня дома никого не было, и я предложил ей зайти ко мне. Я сказал это, понимая, что она ответит вежливым отказом. Но она неожиданно согласилась. Мы пришли ко мне, я поставил чайник, и мы сидели, пили чай и болтали. До настоящего момента, с тех самых пор, не было дня в моей жизни счастливее, чем тот чудесный вечер. Девушка, которую я отчаянно любил и желал, сидела в десяти сантиметрах от меня и, попивая чай, поглядывала на меня и улыбалась. Не помню точно, как до этого дошло, но мы стали целоваться… Какими же сладкими были ее губы… Я целовал ее, а сам спрашивал себя, понимает ли Крис, какой он счастливчик, раз может целовать ее просто так, как будто это нечто само собой разумеющееся. Не отрываясь от моих губ, она положила ладонь на мою ногу и сжала ее. Удивительно, как я не прорвал себе джинсы в том самом месте, ведь возбуждение было космическим… Она это заметила, почти неуловимым жестом попросила меня встать перед ней и расстегнула мне ширинку. Это был самый сильный оргазм, который мне когда-либо довелось испытать. Знаю, что никогда ничего подобного больше со мной не повторится. Конечно, было немного жаль, что я не смог полноценно насладиться ей и что у нас не было настоящего секса. Но, боже, разве мог я мечтать о чем-то большем!
