Этьен оделся, чужой взгляд не отпускал, хотя Вальдени теперь мог сказать, что в этом взгляде не было угрозы, скорее любопытство, но какое-то отстраненное, неживое. Этьена аж передернуло:

- Да, ну, тоже мне, неживое. Что за бред? - мысленно одернул он себя.

Взяв в руки винтовку, Этьен ухмыльнулся, перевел ее в режим стрельбы картечью и двинулся в сторону леса. Азарт охватил Вальдени. Он отчего-то нисколько не сомневался, что впереди его ждет нечто интересное и таинственное.

Заросли кустарника, через которые крадучись пробирался Этьен, кончились быстро. Вальдени думал, что ему так и придется преодолевать непролазную чащу, но пройдя каких-то двадцать метров по кустам, успев правда, проклясть всё на свете, он выбрался на открытое пространство. Этьен сделал несколько шагов и остановился, руки стали липкими от пота, а по спине снова пробежал неприятный холодок. Его будто забросило в другой мир - настолько разительны были перемены. Секунду назад чирикали птицы, пищало комарьё, иногда шумел налетавший от реки ветер, поскрипывали деревья, а потом словно уши заложили ватой. Тишина. Ни звука, кроме шагов самого Этьена по жухлой листве. Несмотря на солнечный день и неплотно стоящие деревья, свет слабо проникал в этот странный лес, в котором всё было серым и невзрачным.

Одна часть Этьена говорила, что надо повернуть назад, добраться до флайера и умчаться подальше от начинающей твориться вокруг чертовщины. Другая же, напротив, гнала его в лес, взывая к любопытству и мужской гордости. Этьен размышлял недолго, так как знал, что не простит себе, если не разберется в происходящим прямо сейчас, поэтому он сжал покрепче винтовку и пошёл вперёд.

Вальдени осторожно крался между деревьями. Сначала поминутно сверялся с унианом, но потом плюнул и перестал обращать на прибор внимание. С анализатором явно творилось неладное. Ну не может в округе не быть ни одного живого существа, между тем экран раз за разом выдавал именно такой результат. Не получалось у электронного болвана и карту местности настроить. Значки на экране прыгали, разбегались, соединялись, образуя несусветную мешанину. Появлялись и исчезали какие-то полоски, искажавшие изображение, - одним словом, чертовщина. Из-за проблем с унианом Этьен не сразу заметил, что идет по широкой тропе.

- Вот как, - вслух проговорил он и не узнал свой голос, хриплый и напряженный, прозвучавший неестественно громко в окружающем безмолвии.

Огляделся. Действительно, перед ним была тропа, скрытая под листвой, но чётко обозначенная растущими по ее краям деревьями. Откуда она здесь? Почему не заросла? Куда она ведёт? - вопросы рождались один за другим. Ответов ждать не приходилось, поэтому Этьен просто пошел дальше.

Внезапно краем глаза он уловил движение справа от себя, резко повернулся, вскидывая оружие. Никого. На секунду почудился звук, похожий на невнятное бормотание, затем снова тишина. Уверенный, что униан опять покажет ерунду, Этьен постоял, всматриваясь в то место, где его зрение уловило чье-то присутствие. Никого. Вальдени шёпотом выругался и сплюнул. Решив не сходить с тропы, он продолжил путь.

Прошло часа два. Этьен продвигался вперёд по тропе, стараясь заметить малейшую угрозу. Постоянно прислушивался. Пару раз показалось, будто неподалеку кто-то опять бормочет, когда же он останавливался, бормотание прекращалось. С каждым шагом нарастало напряжение. Этьен не сомневался - цель близко.

Холм появился перед ним неожиданно, точно выпрыгнул из-под земли. Этьен, начавший видимо привыкать к чудесам этого леса, почти не удивился тому, что не увидел холм издалека. Вот именно, что почти, а удивляться было чему. "И как же, интересно, военные, просканировавшие планету от и до, не заметили подобное?" - подумал Этьен, когда увидел каменные ступени, уходящие вверх по склону и оканчивающиеся на середине тёмным проходом высотой около трех метров и шириной около двух.

Ступени были гладкими, будто их вытесали и отшлифовали только вчера: ни трещин, ни сколов, ни порослей мха или сорняков. Этьен опасливо поставил ногу на первую. Ничего не произошло. Всего он насчитал тридцать ступеней, преодолев которые без каких-либо приключений оказался у входа в непонятный холм. Этьен по-прежнему чувствовал на себе чей-то взгляд, но останавливаться не собирался.

Включив имеющийся у винтовки фонарь, он шагнул в проход. Открывшийся перед ним каменный тоннель по размерам превосходил наружный проём раза в два. Луч фонаря высветил серые ровные стены, пыльный пол и необычный, отливающий фиолетовым, потолок. Этьена посетила мысль о возможных ловушках, однако он отбросил её. Более того, с каждым шагом крепла уверенность, что его сюда привели и привели не со злым умыслом. По мере продвижения на Этьена волнами накатывал жар, объяснения которому он не находил. Что-то странное творилось со зрением, перед глазами то и дело вспыхивали белые искорки, по стенам пробегали огненные всполохи, превращающиеся в загадочные узоры. Но стоило Этьену поморгать или зажмуриться, а затем открыть глаза, как искры со всполохами пропадали, и всё снова приобретало свой обычный вид.

Наконец, тоннель закончился, и вместе с тем пришло в норму зрение. Перед ним был огромный зал, наполовину освещенный факелами, большинство из которых находились в дальней части зала. Этьен лишь мельком обратил внимание на рисунки и надписи, едва заметные в полумраке на стенах и потолке, так как не мог оторвать взгляда от алтаря и пяти великолепных скульптур. Вальдени приблизился. Никогда ему не доводилось слышать ни о чем подобном. Первая фигура слева, похоже, вырубленная из громадного куска гранита, напоминала человеческую, но не являлась таковой. Круглая голова с грубыми чертами лица, сверкают глаза, роль которых выполняют кроваво-красные камни, скорее всего рубины. Согнутые в локтях руки сжаты в кулаки, ноги вовсе не обозначены. Вторая скульптура из неизвестного Этьену голубоватого камня изображала женщину с идеальными пропорциями тела и такими же идеальными чертами лица. Этьен обратил внимание, что если задержать на ней взгляд, то кажется, что фигура постоянно меняется, плавно перетекая из одной позы в другую. Справа было ещё двое человекоподобных персонажей. Материал, из которого сотворили крайнего из них, снова поставил Этьена в тупик. По виду твёрдый, с мерцающими серебристыми прожилками, оранжево-красный камень, казалось, источал жар. Этьен не знал почему, но именно от этой безликой скульптуры не мог долго отвести глаз. Когда же отвёл, то лишь для того чтобы восхищенно замереть, глядя на стоящую рядом красоту из горного хрусталя. Думать о том, с помощью чего можно создать такое даже не пытался. Снова отметил безликость при общем человекоподобии силуэта. На центральную часть композиции он старался не смотреть до самого последнего момента. Статуя пугала: черный обсидиан, белая кость, провалы глазниц...

- Или я чего-то не понимаю, или передо мной изображения обожествлённых стихий: огня, воздуха, воды, земли и..., - закончить мысль Этьен не успел. Позади послышался шелестящий звук, и в зале вдруг заметно похолодало. Обернувшись, Вальдени увидел надвигающуюся на него высокую фигуру, состоящую из серого клочковатого тумана. Оцепенев от ужаса Этьен смотрел, как безликое призрачное Нечто остановилось шагах в десяти и произнесло пробирающим до костей шипящим голосом:

- Стражжж Храма приветссствует тебя носсситель Силы.

Затем фигура снова стала приближаться. Выдав словечко, которому научился от одного потомка русских переселенцев, Этьен вскинул оружие и нажал на спусковой крючок...

2

Император скучал. Большой Совет был в самом разгаре, а Джозеф Седьмой Тойнби, владыка тридцати миров,, ведущий свою родословную от первых диктаторов, скучал. Впрочем, стороннему наблюдателю, не входящему в ближний круг, так бы не показалось. Напротив, он бы сказал, что красивое лицо сидящего на троне молодого человека выражает крайнюю степень заинтересованности происходящим. Правда же заключалась в том, что монарху недавно исполнилось шестьдесят, и он вполне успешно перенес первую в своей жизни процедуру омоложения, а главное, его величество прекрасно владел собой. Все эти министры, советники, военачальники, аналитики нагоняли на императора тоску. Решение принято, соответствующий приказ готов, но без Большого Совета нельзя, никак нельзя. Такова традиция, ставшая игрой, причём игрой не бесполезной, необходимой для определения настроений в правящих кругах, а значит для контроля над ситуацией. Пусть совещаются, играют в демократию, спорят, но последнее слово останется за ним.