— Все в руках бога, — ответил Франц, приняв крепкое пожатие.

Шлинке нахмурился.

В душе немца защемило. Взгляд стальных глаз Шлинке напоминал, что русские не бросают слов на ветер.

— Буду очень стараться, — добавил Ольбрихт.

— Это хорошо. Ждем от вас положительных вестей.

Вера стояла чуть в стороне. Шлинке махнул рукой, девушка торопливо подошла.

— Прощайтесь, — коротко бросил офицер, отвернулся.

— До свидания, фрейлин Вера, — тихо произнес Франц, глядя в небесные влажные глаза любимой.

— До свидания… господин полковник, — Вера протянула руку. — Я буду помнить о нашей встрече, — голос девушки дрожал, она готова была разрыдаться. Только присутствие Шлинке сдерживало ее от проявления бурных эмоций.

Франц наклонился и прижался губами к руке, отстранился. — Спасибо, Верочка! Для меня наша встреча — самое яркое событие за последние годы. Я буду всегда помнить о тебе и Златовласке…

— Все, господа, нужно расходиться, — прервал прощание Шлинке. — Думаю, ищейки Шелленберга или Мюллера нас уже пасут, сидят где-нибудь в кустах, возможно, среди этих рабочих.

Франц сморщился, шрам натянулся, недовольно ответил: — Господин подполковник, пусть вас это не пугает. Нам нечего бояться, пока фюрер доверяет мне.

— Тем не менее, расходимся.

— Тогда, последний вопрос.

— Слушаю.

Я могу надеяться на встречу с Верой после войны.

— У нас говорят: — «Надежда умирает последней». Можете надеяться, но вначале дело. Делайте свое дело, Франц. И родина вас не забудет.

— Спасибо, за разъяснение.

Полковник Ольбрихт круто развернулся и быстро направился к машине. Дверь перед ним открыл Степан. Франц остановился, кинул прощальный взгляд в сторону Веры, скрылся в лимузине.

Капитан Клебер взглянул на часы. До начала аудиенции фюрера оставалось сорок минут. Успеем, промелькнула мысль. Миша кивнул головой сестре и захлопнул за собой дверь…

Франц шел по внутренней галерее Рейхсканцелярии. Справа, на два шага впереди — рослый адъютант. Шли спокойно, неторопливо, таково распоряжение фюрера. Красота и величие помещений нацистского дворца с великолепными колоннадами, фронтонами, тяжелыми канделябрами, средневековыми шпалерами уже не удивляли. Люди-статуи, гвардейцы СС в черных, отделанных серебряными галунами мундирах, у каждого поворота, у каждой двери уже не смущали. В голове одна мысль: — Как убедить фюрера выехать на фронт? В каком месте провести операцию? Как переправить в Москву…? Мраморная плитка закончилась, под ногами толстый ковер… он идет по большой приемной. Впереди за 6-метровой дверью из красного дерева огромный 400-метровый кабинет Адольфа Гитлера. — … Я собран, я готов… — навстречу торопливо двигается главный адъютант фюрера генерал пехоты Вильгельм Бургдорф…

— Полковник Ольбрихт, вы прибыли вовремя на расширенное заседание. У фюрера сейчас Кейтель, Борман, Геббельс и Шпеер. Идет обсуждение новой инициативы фюрера. Нужно подождать, — произнес Бургдорф сухо, без улыбки, встав на пути помощника фюрера.

— Господин генерал, у меня срочная встреча. Я прибыл прямо с фронта. Фюрер ждет моих оценок ситуации на Западном фронте. Доложите обо мне.

— Не спешите, Ольбрихт. Ожидается прибытие Гудериана от японского посла Осима. Пройдете вместе. Пока полюбуйтесь этими прекрасными гобеленами. Впрочем, уже нет необходимости, вот и он.

В зал уверенно вошел начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Гудериан.

— Проходите, господа, только не шумите, идет совещание.

Ординарец в черно-белом эсэсовском мундире распахнул дверь.

Ольбрихт, поприветствовав боевого генерала, проследовал за ним в величественный кабинет. Ноги утопали в толстом ковре ручной выделки. Приглушенный свет и зашторенные окна, вносили элементы таинственности и важности происходящего. Впереди за огромным оперативным столом, подсвеченным сверху, проходило совещание. На столешнице из красного мрамора с бежевыми и белыми прожилками лежала карта Восточного фронта. Докладывал министр вооружения Шпеер.

— Соберись, дружище, — пробасил Клаус в правом полушарии. — На совещании старые члены партии. Они не представляют нам опасности. Эрнста Кальтенбруннера, шефа гестапо, еще нет. Но вскоре он будет частым гостем совещаний у фюрера, для того чтобы не было панических настроений. Он создал бы нам угрозу. В общем, не дрейфь! Я с тобой.

Адольф Гитлер нервно отреагировал на появление новых советников. Скривился Гудериану, обдав близоруким, пристальным взглядом. Ольбрихту — чуть махнул головой. Фюрер был недоволен образовавшейся паузой. Раздраженно предложил занять места у окна, где сидел генералитет.

Геббельс находился подле нацистского вождя. Маленький, тщедушный, немного хромающий, но спесивый, готовый словесно укусить любого, кто неугоден фюреру, он тут же, наморщив лоб, язвительно бросил: — Господа так торопились, что опоздали.

Францу хватило одного взгляда на карту, чтобы понять безысходность положения Рейха. Стрелы советских войск прорывали оборону по всему фронту на глубину 100–150 километров. Оставлена Варшава, Краков. Части 1-го Украинского фронта вступили на территорию Германии. Курляндская группировка отрезана и зажата к Балтийскому морю.

— Продолжайте, — Гитлер махнул рукой в сторону Шпеера.

Министр тяжело вздохнул, произнес: — Мой фюрер! Всеобщая мобилизация населения нанесет невосполнимый ущерб нашей военной промышленности. Мы обескровим наши военные предприятия. Мы не можем полностью заменить военнопленными квалифицированных немецких рабочих. Это абсурд. Надо выводить войска с Западного фронта. Там в резерве простаивают более двух тысяч новейших танков. Надо использовать другие резервы, но не трогать заводы.

Геббельс с возмущением воззрился на Шпеера, затем повернулся к Гитлеру и торжественно провозгласил: — Тогда, господин Шпеер, вся ответственность перед историей за проигранную войну ляжет на вас, ибо для победы нам не хватит каких-то нескольких сотен тысяч солдат! Почему бы вам сразу не согласиться хотя бы раз в жизни! Подумайте! Во всем будете виноваты вы!

Кровь прильнула к лицу министра вооружения. Он стоял с открытым ртом, недоуменный и растерянный. Гитлер сразу поддержал Геббельса, разрешив сомнения по этому поводу: — Видите, Альберт, вы слабый стратег, — возразил он. — Именно народное ополчение должно совершить коренной перелом в войне. Все немцы, от мала до велика, должны встать на защиту отечества. Это решенный вопрос. Вы министр и думайте кем заменить рабочих. Садитесь.

Гитлер близоруко всмотрелся в лица сидящих напротив генералов. Краешки губ чуть приподнялись вверх, он вновь узнал своего помощника, но промолчал. Напрягся, посерел, увидев Гудериана. Взмахом руки поднял начальника генштаба, спросил: — Чем закончилась ваша встреча с японским послом? Вы добились чего-нибудь путного? Японцы высадят десант во Владивостоке?

Гудериан поднялся, спокойно ответил: — Японский посол Хироси Осима был доброжелателен, но хитер, как всегда. Он не видит сейчас возможности поддержать нас наступлением. Он сожалел об этом и дал понять, что доведет ваши требования до своего императора.

Фюрер вытаращил глаза, они налились кровью, вскочил. — Я им предложил земли до Западной Сибири, а они завязли, словно жуки, в Манчжурии. Они перехитрили себя. Они упустили возможность, — голова фюрера тряслась, правая рука постукивала костяшками по столу. — Результатом хитрости и бездействия Японии на Дальнем Востоке станет падение его режима. Император Хирохито падет прежде, чем японцы соберут урожай риса… Но мне не жаль его…

Гитлер нервно схватил лупу и наклонился над картой Восточного фронта. Долго всматривался в Восточную Пруссию, в Прибалтику. За столом воцарилась тишина. Гудериан стоял в положении «вольно», наблюдал за фюрером, находясь в раздумье. Рейхсканцлер, наконец, закончив обзор карты, приподнял голову, бросил в лицо Гудериану: — Миссию к японскому послу вы провалили. Говорите, генерал, свое видение по Восточному фронту.