Среди общего гвалта, свиста пуль, пороховой гари никто не услышал одиночного хлопка. Когда стрельба прекратилась, кто-то вскрикнул истошно: — Офицера убило!

Американцы в ужасе оглянулись. Капитан-интендант лежал возле разломанного стола, раскинув руки. Лицо застывшее, перекошенное, злобное. Глаза остекленевшие, открытые. Во лбу маленькое, темное отверстие. Из развороченного затылка натекла лужица бурой крови.

Симаков, не обращая внимания на солдат, сгрудившихся вокруг офицера, решительно подошел к толпе. Разведчики также приблизились, держали американцев под прицелом.

Солдаты расступилась. Русский штрафбатовец наклонился, молча закрыл веки капитану. Разжав пальцы, забрал кольт. Юнцы из Оклахомы и Небраски стояли изумленные. Кто-то в центре от страха всхлипнул, у кого-то начались рвотные спазмы. Тыловики не могли поверить, что их могут убить, вот так просто, как капитана Остина из Техаса, причем военные в американской десантной форме. Почему, за что?

Начальник разведки выпрямился, развернул плечи, взглянул сурово и на плохом английском языке проронил жестко:

— Обед закончен, господа американцы! Ужин будет сырым пайком. Всех в овощной цех, по одному. Капустин! — сержант подозвал разведчика, — проконтролируй. Первым идет повар.

— Есть! — Толя Капустин, бывший командир стрелкового взвода, легко перепрыгнул через раздаточный стол и ткнул автоматом в пивной живот краснолицего повара. — Вперед, кабан!

Симаков стоял и наблюдал, как три десятка пленных американцев вытягиваются в цепочку и бредут за Капустиным. Вдруг, что-то вспомнив, бросил вдогонку грозно: — И прошу, Америку, не шутить! Мои люди стреляют без промаха.

Фраза, словно щелчок хлыста, подогнала американцев. Они засеменили быстрее. Некоторые подняли руки вверх, вобрав голову в плечи.

Начальник разведки нашел взглядом Виктора, подмигнул. Снайпер моментально вскинул карабин, сдвинул брови, но глаза задорно блестели.

— Ко мне, подойдите, — окликнул командир разведчиков и сделал несколько тяжелых шагов навстречу. — Спасибо, Витя, за выстрел. Срезал красиво. — Крепко сжал руку снайперу. — Этот, Сэм, мог беды натворить… Молодец! Вижу, освоился с должностью, а то краснел, как девица.

Виктор еще больше засиял. — Я их завтра, только так буду щелкать!

— Верю, но это завтра, а теперь пойдем со мной. Закоулки проверим. А вы? — сержант взглянул на подчиненных требовательно, — остаетесь в подчинении лейтенанта Капустина, охраняете пленных. Кроме того, пошарьте по всем углам в столовой. Никто не должен уйти. Сбор группы здесь через тридцать минут. Пойдем, Витя…

…Вот и последнее донесение приняли, — капитан Новосельцев, прочитав шифровку из 1-ой роты, положил на стол. — Все роты закрепились. Дорога нашпигована минами, как любительская колбаса. Под каждой елкой — растяжка. С боевой задачей справимся, как думаешь, Сергей Никитич? Все ли мы предусмотрели?

— Коноплев неохотно приподнял голову со стола, протирая глаза, потянул мышцами. — Что за проблемы, командир? Ты голоден? Поешь. Симаков еды притащил на неделю.

— Проблемы? Никаких проблем. А Николай, молодец. Лихо справился с задачей. Форт с батареей Дурасова при поддержке третьей роты будет неприступен. Американцам будет жарко.

— Видишь, ты сам ответил на свой вопрос. Форт для нас, как золотое яичко. Снаряды, тяжелые пулеметы, мины. На орден тянет разведка. Все, давай спать. Светает. Скоро на командный пункт перебираться.

— И все же, мы выиграем бой?

— Командир, ты зануда. Не хватило политбеседы майора Ногаец? Посыльного отправить за ним?

— Где он сейчас?

— В 1-ую роту ушел, моральный дух поднимать. Видно уже спит, как убитый, после купания в озере. — Начальник штаба зевнул. — Мы спать будем?

— Тревожно на душе, Сергей, будто иду первый раз в бой. Понимаешь? — Комбат сделал чуть ярче огонь лампы. Наклонился. В глазах смятение. — Такое состояние было в мае 44-го перед операцией «Багратион». Тогда этот немец, Ольбрихт, здорово переиграл нас.

— …Э-э-э! Все понятно. — Начальник штаба привстал, отстегнул с пояса фляжку, открутил крышечку. — Пей, командир!

— Поможет?

— Поможет! Сними стресс! Ты устал. Враг обязательно будет разбит. Иначе зачем нас было освобождать из Бухенвальда. Пей, за нашу Победу!

— За Победу…!

…— В благодарность за службу и пролитую кровь, во имя страны, вы награждаетесь орденом «Пурпурное сердце»… Вы награждаетесь орденом «Пурпурное сердце»… «Пурпурное сердце»…

— Эй, парень! Что ты бормочешь?

…— Благодарю, сэр!

— Да он бредит! — воскликнул рядовой Коллинз и бросил недоуменный взгляд на товарищей, сидевших, напротив.

Десантники молчали, плотно прижавшись друг к другу. Разговаривать никому не хотелось. Стылая погода забирала остатки казарменного тепла, хоронившегося под демисезонными куртками, заставляла беречь силы. Кто-то дремал под монотонный рев Студебеккера. Тягач, словно черепаха, тянулся в середине полковой колонны, медленно пожирал километры обледенелой дороги.

506 американский парашютно-десантный полк, сквозь декабрьскую утреннюю морось, пробивался в неизвестность.

Не заметив поддержки, Коллинз сильнее толкнул соседа, прошипел зло:

— Хватит стонать, парень!

— А…а, — встрепенулся десантник, схватился за карабин с оптическим прицелом. — Что случилось?

— Прекрати бормотать, тошно!

— Извини, друг, контузия. Две недели не разговаривал, а вчера в госпитале заговорил. Мне еще орден вручили.

— Орден? — в голосе Коллинза недоверие.

— Я снайпер. Орден мне вручил лично генерал Маколифф.

— Ты откуда, герой?

— Из Филадельфии, 17 улица. Я Джимми Блейт.

— Я тоже из Филадельфии из Центральной. Гарри Коллинз. Будем знакомы, — десантник легким толчком поприветствовал нового друга. — Ты, Джона Веника, из 6 улицы, знаешь?…Оттуда еще Грин Миллер, из первого батальона.

— Не помню.

— К нам, в роту «Изи», как попал?

— Из госпиталя по тревоге. Кто стоял на ногах, всех отправили на передовую. Пришел дежурный офицер, объявил, что танковые дивизии СС прошли через леса в Арденнах и смяли наши пехотные дивизии 1 армии. Офицерам было приказано явиться в штабы. Увольнения и отпуска отменили. Личному составу вернуться в казармы. Вот я здесь. Куда нас везут, Гарри?

Коллинз скривил губы, приблизив лицо, прошипел язвительно: — Генералы облажались, Джимми, прозевали наступление бошей. Вот затыкают нами дыру…. Лейтенант! — десантник повысил голос, фамильярно обратился к командиру взвода: — Почему проблемы первой сваливают на десант?

Лейтенант Кафтан, сидевший по борту сзади, открыл глаза, бросил недовольный взгляд на солдата, ответил жестко:

— Коллинз, у тебя мозги замерзли. Сейчас будет привал. Канистру в руки, разожжёшь костер. Согрейся…

— Вот видишь, — Гарри толкнул Джимми Блейта, — никто толком ничего не знает. Держись меня. Со мной не пропадешь. Смотри, кажется останавливаемся. Что-то случилось.

— Это хорошо. Согреемся у огня. Покурим.

— Угостишь? — Гарри сглотнул слюну. Глаза загорелись алчно.

— Я не жадный, нам хватит…

— Проезжай, проезжай, давай налево. С дороги, с дороги…, — ворвались в кузов команды сердитого регулировщика.

Студебеккер, подрулив к обочине, остановился. Слева и справа быстро припарковались другие машины. Шумно гремели открывающиеся задние борта. Десантники выскакивали, с гоготом бежали справлять малую нужду в кювет. Ледяная морось обжигала лицо, руки…

— Отойдите-ка, парни, я целый час терпел…

— Выходи-и-и! — лейтенант Кафтан подал команду зычно, раскатисто. — Перекур 15 минут, если есть, что курить. Согреваемся!…Коллинз! Что заснул? Бегом за канистрой.

— Есть, — отозвался десантник неохотно. — Джим, поищи лунку, — попросил Коллинз друга и побежал к водителю тягача. Тот уже стоял с канистрой. Перехватив емкость, просеменил назад.