— И не поймете, Ольбрихт. Куда вам, немцам, постичь наш великий и могучий. Я сказал, что мы выполним задачу, но хватит ли у Германии золотого запаса, чтобы расплатится за жизни русских, погибших в войне из-за вашего дребаного фюрера?

Ольбрихт стоял и хлопал глазами. Он не знал, что ответить офицеру Смерш.

Но вдруг его губы зашевелились и полились слова, которые ошеломили русских командиров.

— Германия будет стыдиться того часа, когда к власти пришел Адольф Гитлер с теорией нацизма, — говорил Клаус голосом Франца. — Будет расплачиваться за то горе и страдания, которые принес немецкий фашизм русскому и другим народам. Но это произойдёт в будущем времени. Впереди общая победа Красной Армии и немецких сил национального возрождения. Давайте, господа, вести разговор, исходя из ситуации дня сегодняшнего. Товарищ Сталин и Советы ждут разгрома англо-американских войск на Западном театре военных действий. Это позволит России диктовать США и Англии свои условия на Ялтинской конференции трех государств в феврале 1945 года. Итоги конференции превзойдут ожидания русской стороны. Поэтому, докажите товарищу Берия, на что вы способны, чтобы ему не пришлось краснеть перед товарищем Сталиным. Пока вы обдумываете мои слова я достану карту Динана.

Русские офицеры застыли в изумлении. Даже майор Киселев молчал. Бледность лица и пульсация височной вены, говорили о невероятном волнении и растерянности офицера Смерш.

Щелкнул замок сейфа. Посредине стола легла небольших размеров местная карта бельгийского городка Динана, расположенного среди невысоких остроконечных скал на правом берегу Мааса в провинции Намюр. Городка, с населением в пять тысяч человек, имеющего всего две основные улицы: — одна — круто спускающаяся с юго-востока по заросшей скалистой возвышенности через центр к мосту, вторая — набережная.

— Ожили, товарищи красные офицеры? Смотрим карту, — Франц улыбался. Он был доволен помощью друга.

— Это невероятно! — прохрипел наконец Шлинке. — Господин Ольбрихт, откуда у вас эти сведения?

— Господин подполковник, поговорить на эту тему разумнее: тэт-а-тэт. Сейчас важнее другое. Вы согласны работать со мной или нет?

Шлинке замялся, мгновенно пошла мыслительная работа. — Нужно оперативно связаться с Москвой, доложить архиважную новость. Ольбрихту стала известна правительственная секретная информация. Он враг, полностью доверять ему нельзя. Нужно срочно истребовать для руководства инструкцию. Но такой возможности нет. Послать радиограмму Альфреду? Ждать вестей из Москвы? На это понадобиться неделя. Что делать? Хотя, что собственно, он теряет? Свою жизнь он давно не бережет, а чужие — тем паче. Выйдет сухим из операции, доложит в Москву обо всем. Выкрутится и в этот раз».

Тишину разорвал голос Новосельцева: — Штрафбат готов участвовать в операции.

— Я подтверждаю слова комбата, — произнес вслед за капитаном худой, нескладный начштаба Коноплев.

— А вы, Шлинке, что скажете?

— Мы? — Киселев поднял голову, усмехнулся, съязвил: — Мы как все, господин подполковник. Мы не можем подводить товарища Берия. Записывайте нас в разведку.

— Замечательно! Просто замечательно, что вы поверили мне, — повеселел Франц. — Как у вас говориться: — «Тянем-потянем, вытянем репку». Да, господа красные командиры? Прошу к карте Динана…

Разведчики устало подошли к краю леса. Дальше, метров триста до скалистого обрыва правобережья Мааса, рос мелкий кустарник. Кое-где тянулись ввысь молодые грабы и дубки.

— Все, добрались, делаем привал, — произнес тяжело Симаков, остановившись возле валежины. Американский ранец сброшен небрежно на снег. Автомат Томпсона прислонился к скользкому, некогда сваленному ветром, дереву. Начальник разведки присел отдышаться.

Судовцев остановился у вековой ели. На лапах, склонившихся к земле, лежали тяжелые шапки, недавно выпавшего снега. Окинув восхищенным взором рождественскую красавицу, разведчик загляделся. Ель стояла тихая, таинственная, покорная. — Как у нас зимой на Вологодчине, — подумалось ему. — Как там моя, Бакланка…? — В груди защемило от грустных воспоминаний, кровь прильнула к лицу, захотелось остро курить. Судовцев небрежно сорвал каску. Рукавом маскхалата стер грязные капли пота со лба, выдохнул: — Командир, курнуть бы?

— Я тебе курну, ползи наверх, наблюдаешь. Кстати, — Симаков хмыкнул, глядя на взъерошенного разведчика, — что башку оголил, демаскируешь позицию.

— Да это я так, вспомнилось, сейчас.

— Терпи, Судовцев, еще успеешь накуриться.

— Отдыхаем, да? — На валежину рядом с начальником присел смуглолицый разведчик. — А этот, великан, из группы Смерш, только посмотрел на часового, рукой провел по лицу, тот и обгадился. Глаза стали, как мандарины. Рот открыт, а говорить не может. Ну силища! И «язык» готов и дорога свободна.

— Вот что, Рудик, хватит трепаться, — одернул десантника Симаков. Напоминание, что группе навязали помощника из Смерш, его раздражало. — Где Виктор? Найди, пусть лезет…, — офицер привстал, бросил торопливый взгляд на берег реки, — во-он на тот высокий ясень. С него Динан виден, как на ладони. Подстрахуй, вперед.

— Это скальный дуб…

— Что? — Симаков дернулся, обернулся. Он не слышал, как сзади подошел и навис, словно вырубленный из гранитной скалы, разведчик Смерш.

— Это скальный дуб, — повторил спокойно, приглушенным басом, Следопыт.

— Подожди, так ты ботаник, а не разведчик? — процедил Симаков, вытянувшись во весь рост. Но при своих 180 он выглядел подростком перед Следопытом.

— Тайга всему научит, командир. Отдыхай. Я помогу вашему мальцу на дерево залезть. Зима, можно сорваться.

Симаков повертел носом, ухмыльнулся, пробормотал: — С дуба падают листья ясеня, ни хрена себе, ни хрена себе. Присмотрелся я и действительно: — Ахренительно! Ахренительно! — после чего добавил громко: — Ладно, иди, варяг. Не возражаю.

— Я здесь, товарищ командир, — подскочил к Симакову Витя Хлебников. — Я оправлялся.

— Молодец, Витек! В кусты сходить — дело нужное. Теперь иди, лезь на… скальный дуб. Товарищ из Смерш тебя подстрахует. Срисуй зону обороны.

— Есть!

Гибкий, юркий разведчик, словно куница, прошмыгнул среди заиндевелых кустарников к одинокому дубу, корнями, вцепившемуся в берег. Могучее дерево возвышалось метров на двадцать. До нижнего сука не достать. Витя оглянулся. Посмотрел нерешительно на Следопыта, такого же могучего, как стоящий дуб. Великан издали улыбался, подойдя, проронил густым басом:

— Подсоблю, брат. Не бойся. Слышал, ты тоже снайпер. Я своих в беде не бросаю. Полезешь на дерево, не забывай золотое правило верхолаза. Всегда имей три точки опоры, тогда не упадешь. — Отложив винтовку, Следопыт выставил сложенные ладони, присел. Получилось вроде широкой лопаты «шуфля». — Становись! — приказал.

Витя оперся руками о стальные плечи разведчика, встал берцами на ладони. Следопыт, будто и не было веса, только чуть дрогнули брови, медленно поднял юношу на двухметровую высоту. Виктор мгновенно зацепился за тонкие ветки сука и, подтянувшись, полез осторожно наверх. Сучья были скользкие, но помня напутствие большого друга, он безбоязненно забрался на вершину. Примостившись удобнее между стволом и сучьями, приставил бинокль к глазам. Окрестности зимнего Динана приблизилась. У Виктора сперло дыхание от увиденной красоты с высоты птичьего полета. — Будто в сказку попал, — промелькнуло в голове. — Справа, у подножья скалы, возвышалась церковь, удивительной красоты (Церковь Богоматери — Notre-Dame). На самой вершине, на уровне 100 метров, разместилась по хребту старинная крепость — Цитадель. Вдоль набережной стояли маленькие, игрушечные, каменные домики. Через речную гладь на противоположную сторону от Церкви тянулся каменный мост…

Вдали слева у набережной к воде примыкала остроконечная скала (Скала Баярд), оторванная неведомой силой от основной скальной гряды. Через проход, образовавшийся между ними, убегала дорога. Дальше располагалась лодочная станция с маленькими лодками и катерками. За ними просматривались в редком тумане, прижатые к берегу, одинокая баржа и буксир.