Николай Петрович помолчал, выдохнул и объявил повестку, нервничая и путаясь в словах:
- Я так скажу. О выходе из КПСС членов КПСС... - и три раза перечислил желающих покинуть стройные ряды партии.
Прокурор качнул головой, следователь тоже кивнула (она уже рассупонила кофту и вывалила наружу источник питания младенца).
Отвлёкшись поначалу на источник, Судякин быстро овладел собой и продолжил:
- Голосуем за повестку. Кто за?
За были все, кроме инструктора. Он предложил отложить собрание.
- А вы не член - вы не голосуете, - пресёк Судякин помехи.
Скрипя зубами, играя скулами, инструктор умолк.
- Ввиду того, что принята фактически новая экономическая концепция со стороны государства и, опять же, по причине произошедшей смены политических эпох и экономической формации, партия в стране перестала играть руководящую роль. Её задача сегодня - отойти в сторону и не мешать. В условиях объявления, наконец-то, государства правовым, представляется неуместным, когда работники суда и прокуратуры вынуждены подчиняться не закону, а руководящим разъяснениям третьего секретаря райкома и инструктора отдела торговли и административных органов об искоренении преступности в районе.
Петрович насобачился на написании непонятных приговоров и заливал так же непонятно о приоритете закона, о международной обстановке, о свободе в стране всего, что должно быть свободным, как канарейка, только что выпорхнувшая из клетки, но ещё не знающая, куда лететь дальше.
- Никакого преследования за инакомыслие не должно быть, - разошёлся председатель партячейки, почувствовав поддержку следователя, которая качала младенца. Она покормила его грудью, застегнулась на все пуговицы и смотрела на докладчика внимательно и серьёзно.
Прокурор что-то чиркал в блокноте. После арестов он устал и ждал, когда всё закончится. Инструктор ёрзал на стуле, норовя вставить слово. Но Петрович гнул дальше:
- Никаких парторганизаций и ячеек в трудовых коллективах не должно быть, хотя таковые и могут быть в государстве. Но государство не должно вмешиваться в работу правоохранительных органов, потому что они есть отдельный и самостоятельный институт государственной власти. Скотник убирает навоз, доярка доит коров.
― Я так скажу: какие тут соревнования? Больше навоза, чем корова наср...т, скотник всё равно не уберёт. И доярка своего молока не добавит, - подытожил докладчик и посмотрел на следователя. Услышав про молоко, та встрепенулась и снова вывалила "бидон" пятого размера.
"А до родов был третий" - подумал Судякин. - Итак, кто за выход? - спросил он и обвёл глазами присутствующих.
- Стоп! Дайте сказать. Я пока ещё работник райкома, а вы члены партии, - взял слово инструктор. Поднявшись со стула, он нервно заходил по кабинету прокурора. Тяжело расставаться с властью.
Инструктор стал говорить про то, что рано списывать со счетов КПСС, что она ещё могучая и сильная, что судья с прокурором - это маяки, за которыми пойдут все остальные. Говорил долго, нудно и надоел всем членам ячейки.
- Подождите немного. Скоро само всё решится, - убеждал он не рубить сплеча.
Судякин устал слушать инструктора, который тоже утомился и сел, не веря в успех своего выступления. И оказался прав. Судякин только разозлился и решил добить инструктора последним доводом:
- Я так скажу. Возьмём для примера три государства: Вьетнам, Германию и Корею.
- Да-да, - встрепенулся прокурор, - очень наглядно. Что дала партия там, где была у власти? И почему у этих разделённых народов жизнь у одной половины лучше, чем у другой?
Инструктор повертелся, как кот на горячей сковородке, поёрзал на стуле и жалобно выдавил:
- Ну подожди-и-ите. Успеете выйти.
- Ставлю на голосование, - решительно произнёс Петрович, - кто за выход из КПСС?
- Круто ты, парень! Как бы пожалеть не пришлось, - заметил райкомовский работник, с неприкрытой ненавистью глядя на пока ещё однопартийца.
- Угрожаете? - повысил голос Судякин, который до конца решил сражаться за свободу инакомыслия.
- Я? Нисколько! - Получив отпор, инструктор тут же сдулся. - Если решили, оформляйте и приносите. Я передам в сектор учёта...
... - Я тебе так скажу: будучи одной ногой в могиле, они ещё и угрожали. Мне, председателю суда! - Петрович снова вспомнил события давние, но не забытые. - Вот так я кастрировал своё идеологическое членство. Отрезал без сожаления. А через год въехал в их дом. Наш первый президент издал указ: здания райкомов передать судам. Неудобный, я тебе скажу, домик. Не приспособлен для правосудия. Кабинеты - хоть в футбол играй, и пять телефонов на приставном столике. А толку? Куда по ним звонить? Мне одного хватает. Кабинет первого, я тебе скажу, это надо видеть: длиннющий стол и вдоль него стулья, а для подсудимого места нет. Ерунда, а не кабинет. Мы с прокурором новое здание построили. Дворец Правосудия. Тут и тебе место нашлось.
После ухода Судякина в крайсуд, Верка "перешла" мне. Мы шифровались, потому что в случае обнародования нашей связи она не смогла бы вести протоколы по делам, в которых я участвовал. А поскольку участвовал я во всех делах, то шифровались мы тщательно. Новый судья считал, что принял "наследство" полностью. Частично его принять нельзя. Так сказано в законе. Но тут он был грубо нарушен. Судья закон знал и потому никак не мог взять в толк, отчего секретарша не отвечает ему взаимностью.
Впрочем, скоро и я покинул сей благодатный уголок. Я не заработал в нём на свою мечту ни одного лишнего рубля. Но не ропщу и не тороплюсь - успею. Я догадываюсь, кому "перешла" Верка. Уверен, что она рассказала новому судье про заочный метод рассмотрения уголовных дел, и что этот метод ему пришёлся весьма кстати. И наверняка он его усовершенствовал - слишком большие расстояния в далёком сельскохозяйственном районе. А вот остались ли в тайне для нового законного владельца Веркиных скул их предыдущие владельцы - на то наплевать.
В городе судебно-адвокатские тяжбы не особо отличались от сельских, разве что были более частыми и колоритными ввиду многообразия как самих судейских чинов, так и их искромётного юмора. Читатель мог бы легко сравнить, освежив памяти предыдущую главу. А с Судякиным мы ещё встречались. Он всё-таки попал в краевой суд, но теперь уже судьёй, а не членом. В краевом суде он занимался апелляциями, монотонно зачитывая жалобы страждущих справедливости. Однажды, увидев на одном из заседаний меня и, перечисляя участников дела, сделал вид, что не помнит мою фамилию, от чего напрягся, покраснел и зашмыгал носом.
Обнародовать что ли компромат из трёхматричного "Панасоника"? Смотрите, мол, все кто хочет, на человека со спущенными штанами, похожего на Судякина. Зачем? Да так, чтобы снять напряжённость. И простит меня читатель за маленькое упущение - Судякин был рыжим, как спелый подсолнух. А это я к чему? Может к тому, что Петр Первый
Прав был и зело к ним крут,
Не водить, говорил, с рыжими дружбу.
Ибо рыжий есть елико шельма и плут,
И не пускал их к государевой службе. (сделать ссылку: из серии смешных Указов Петра 1. На самом деле в архивах таких не найдено. Их авторство приписывают Козьме Пруткову, за этим псевдонимом скрывался коллектив поэтов)
Глава двенадцатая
В королевстве, где всё тихо и ладно...
По зомбоящику уже третий час сражались не на жизнь, а на смерть кандидаты в орган власти, где нужно, так сказать, не только языком. Словесные ядра разили наповал. Почти буквально.
- А вы, либералы, страну продали, - распалялся один, - растащили её по кусочкам так, что и в сусеках ничего не осталось. Славно покуролесили в девяностые.
