А пока я мог рассчитывать только на своих слуг - на почки, печень, на другие внутренности. Разряженные в ноль надпочечники я заменял другими органами. Переключая поочередно с одного на другой, я заставлял их вырабатывать адреналин в достаточном количестве. Когда уставали почки, тут же включалась печень и генерировала нужный мне заменитель адреналина или что-то похожее на него. Как заряженная за день солнечная батарея, я излучал поистине сумасшедшее желание разобраться с любым, кто попытался бы покуситься на мою мечту. Печень испускала дух, я ставил её на подзарядку и включал остальную требуху, которая болталась у меня внутри без дела, пока печень обеспечивала жизнедеятельность обновляемого тела. Я не мог позволить себе сбоев и перерывов. Я всё время должен был находиться в эрегированном состоянии, без скидок на пьянки, похмелья, болезни и прочую хандру, пребывать в готовности в любую минуту выбросить отстреленную гильзу. Я не мог сослаться на неудачи и проигрыши - моя мечта о достижении собственного совершенства и такого же жилища не простила бы халявы.
Борис справлялся с проблемой проще: новое качество жизни и совершенство он находил в следующем браке. В перерывах между стирками, мытьём окон и выслушиванием пьяных женских истерик приятель наслаждался свободой, любовью своих жён и своей - к ним, переходя от третьей ко второй, от второй к первой, начиная круг заново, пока не появилась Нелли. Если мужской харизмы в избытке, да ещё похлеще голливудской, почему бы ею не пользоваться?
- Свидетелем будешь? - спросил Борька, собираясь изменить свой гражданский статус в четвёртый раз.
- Кто такая?
- Вдова, квартира есть. Ей почти сорок.
Он опять нашёл старше себя.
- А у неё какой размер? - поинтересовался я.
- Она худенькая и красивая. Надо жениться. Гадом буду, если не женюсь. Вдова. И детей нет.
- Ага, может быть, здесь тебе повезёт.
- Там видно будет.
От роли свидетеля я отказался:
- Извини. В этом качестве уже был: в армии, на очной ставке и, между прочим, тоже с вдовой.
- Во как! Ладно, потом расскажешь.
Рассказать? Есть о чём, не вопрос.
... На той очной ставке вдова так смотрела на меня, что в какой-то момент я даже обрадовался своей безрассудной смелости. Я со злорадством подумал, насколько не прав был Лука. Мне стало смешно от его самоуверенности, когда он решил опередить конкурента. Только я задумался над ответом следователя, увлёкшись мыслями про Луку, как следователь вернул меня на землю:
- Чему улыбаешься, солдат? Рано радоваться. Ты зачем к ней ходил?
- Н-е-е, я не радуюсь. Я, правда, видел эту женщину. На похоронах. Она мне очень понравилась. Потому к ней и отправился. Ночью.
Меня развезло от нахлынувшей дерзости. Я решил, что опасность миновала, и потому пошёл вразнос. Я даже сам опешил от своего вранья.
- Я добрался до её дома, залез в окно на первом этаже и изнасиловал, - уверенно сочинял я.
- А как? - вдруг спросила вдова.
Показалось, что в её вопросе было кокетство, но, возможно, она хотела убедиться, что поступила правильно, когда не опознала меня.
Я не успел расспросить Глеба, как он попользовался бедной вдовой, - я мог это лишь предположить, зная о солдатских предпочтениях. Тем более что-то такое слышал, когда шептались вдова и розовощёкий.
- Ну... окно было открыто, а хозяйка спала почти без одежды...
Очная ставка с моей подачи стала приобретать совсем уж эротический оттенок, на что следователь отреагировал резко:
- Давай без подробностей. Только факты.
- Я и говорю... Залез в квартиру, расстегнул... - видя, как развеселилась вдова, я обнаглел окончательно, скаламбурив про "факт".
Вдова вот-вот готова была рассмеяться, в то время как следователь краснел всё больше. Его лицо пылало, что указывало на скорое окончание допроса.
- Очная ставка закончена. Распишитесь в протоколе.
Очная ставка, непонятно зачем затеянная следователем, окончилась ничем. Ничего из того, что я сказал, вдова не подтвердила. Глеб был спасён не мною - от трибунала его спасла "потерпевшая". Но самого спасённого она так и не увидела. Читая протокол, я запомнил адрес, а его обладательница поедала меня глазами. То-то же! А перед строем поднять их не смела. Какое к чёрту опознание?! На очной ставке сидела симпатичная куколка, готовая с удовольствием познакомиться с непонятным насильником поближе. Я оторву себе руку, если это не так.
У неё было красивое имя - Нелли. Она осталась в моей памяти как "вдова Нелли".
В первое же воскресенье я, как полностью оправданный, получил увольнительную и сразу наведался к вдове. Моё появление её не удивило. "А я знала, что ты придёшь. Ты такой находчивый", - произнесла она, как только я перед ней предстал.
Все увольнительные проводил у неё. Ещё я пользовался добротой Плавчука. Когда я всё-таки вскакивал по его команде "Рота - пудъём!", он отпускал меня по любой моей просьбе и даже ночью.
Вступив в близкие отношения с Нелли, я самодовольно думал показать ей класс, но класс показала она: обучила всем постельным премудростям. Я несколько раз пытался её разговорить на тему ночного визитёра, чтобы узнать, как было на самом деле. Она отвечала неохотно:
- Тебе это зачем? Ты как будто неуверенно себя чувствуешь со мной. А у следователя был прыткий. Я хочу забыть это... Он из какой роты? Кажется, вы вместе в оркестре играете?
Не очень похоже, что она и в самом деле хотела забыть.
От вдовы Нелли у меня захватывало дух, но я даже не мог ни перед кем похвастаться и поделиться подробностями. Желание увидеть в глазах сослуживцев обязательное восхищение и зависть я не без сожаления подавлял, потому что не хотел, чтобы про мои визиты узнал Глеб. В деле сокрытия любовной интрижки я проявил, к своему же удивлению, невиданное для молодого парня, к тому же солдата, нежелание заполучить лёгкую славу крутого не только в роте, но и во всём батальоне. Как известно, такая слава среди солдат обеспечивала непререкаемый авторитет практически до конца службы. В условиях сексуального голода, подавляемого с помощью брома, наличие под рукой постоянной подружки среди солдат-срочников всегда ценилось на порядок выше, нежели успехи в боевой и политической подготовке.
Ефрейтор Глеб Луконин вполне удовлетворился моим поступком. Угрозы угодить в дисциплинарный батальон ему хватило до самого дембеля. Он понимал, что проиграл, но смирился с этим, чем и купил меня. Проклятая щитовидка! Она уже тогда уклонялась от своего прямого предназначения и потихоньку лепила из меня жалостливого интеллигентика. Может, таков закон дружбы, и хитрая железа его хороша знала? Глядя на то, как покорно Лука принял свой проигрыш, мне действительно стало жаль его. Мы отдали свой двухгодичный долг по защите двух Родин26, и когда тот же самый сто пятьдесят четвёртый с дембелями приземлился в родном аэропорту, я не удержался и рассказал про Нелли. В такси Глеб выпытал всё до мелочей, до самых подробностей. Его очень впечатлила очная ставка и моя выдержка, и после разговора, прямо там, в такси, он предложил поступать в юридический.
Вынужденно скрывая свои победы на любовном фронте, я повзрослел, а заодно и восполнил все неудачи с женским полом в период подросткового созревания. Совершенствовалась в умении соблазнять и Нелли. У неё было красивое нижнее бельё, она всегда надевала новое. "Вдруг меня насмерть собьет машина, и тогда в морге я буду не комильфо, если на мне будет что попало? Я всегда должна быть на высоте и восхищать мужские взоры, даже если на меня в этот момент будет смотреть только патологоанатом", - объясняла она. В первый вечер к моему приходу она надела чёрный гипюровый гарнитур, дразня через тонкое кружево розовыми сосками. Вторая половина комплекта закрывала только самую полоску - ту, что медики грубо и пошло назвали щелью. Кому пришло в голову так назвать этот великолепный бледно-розовый разрез плоти? Разрез, через который видна Вселенная. Если автор термина был эксгибиционист и кроме замочной скважины ничем не пользовался, то тогда это всё объясняет...