После дежурного обмена приветствиями я попросил её изложить проблему - та оказалась несложной: перепечатать судебно-медицинское заключение о смерти мужа. Просьба простая и странная одновременно. Ксероксы тогда были ещё в диковинку, и документы приходилось размножать только таким способом. "Ладно, помогу женщине", - подумал я и приступил к делу. Отпечатав документ, отдал ей, взял с неё деньги в соответствии с тарифом, и она ушла. Через тридцать минут женщина вернулась и изложила ту же самую просьбу с той же улыбкой, из обаятельной превратившейся в идиотскую. Продолжая улыбаться, она сказала, что это очень важный документ, и ей грозит смертельная опасность, если не перепечатает его десять раз. Мол, постеснялась попросить сделать это сразу, так как боялась, что подумают, у неё не все дома, но затем решила, что стесняться нечего, ведь мы (она показала на меня) для того здесь и поставлены. Я как-то сразу всё понял. Тут же встал и сказал ей: "Только что объявили пожарную тревогу, и здание необходимо покинуть как можно скорее". Улыбка моментально исчезла с её лица, женщина испуганно встала и быстро вышла из кабинета. Поспешил и я, промчавшись мимо неё вниз по лестнице.

После "розового пальто" очень скоро нарисовалось грязно-синее, заштопанное, на вид лет пятидесяти, а его хозяйке ― и того больше. Я сидел над очередным эссе. Желание писать было, зуд был, вдохновение тоже. Не было сюжета. Требовалась затравка. Женщина вошла тихо и замерла возле двери. Надо полагать, простояла она так минуты две или больше, прежде чем я обратил на неё внимание.

- Вы ко мне? - спросил я.

- А вы разбираете жалобы?

- Мы их составляем.

- Ну, значит, я к вам.

Посетительница присела возле стола и положила руки себе на колени. Она была худой. Пожилой, но не старой, хотя её возраст и приближался к восьмидесяти. Без предисловий начала что-то монотонно бубнить про себя, уткнувшись глазами в свои колени. Закончив словесную прелюдию, которую я не разобрал, женщина оживилась и, как я понял, перешла к главному. Она сказала, что у неё в стенах по всей квартире вмонтированы радиопередатчики, и теперь все соседи слышат, что происходит у неё дома.

Минуты три я боролся с искушением узнать, что же там происходит. Другой альтернативой было желание выпроводить её под благовидным предлогом. Например, назвать слишком большую сумму за консультацию, которую она не потянет. На профжаргоне, когда есть жгучее желание отделаться от клиента, мы называем это "задрать ценник". Но, увы, победило древнее человеческое чувство, очень нужное нашему брату юристу. Пороком оно не является, но его считают большим свинством - любопытство. Им страдают опера, следователи, обязаны страдать судьи, и его напрочь лишены прокуроры.

- А что у вас такого в квартире происходит? Ну и пусть слышат, как вы гремите кастрюлями.

- Понимаете, муж любовницу привёл. И занял с ней маленькую комнату, - выдала она и сделала паузу, размышляя: говорить дальше или нет.

Я помог ей:

- Ну так выгоните её.

- Не могу. Муж её защищает. Она у него сосёт, и все соседи слышат, - уныло произнесла женщина.

Ага, вот оно что!

- У вас хорошая слышимость в доме? - спросил я.

- Да, - всё так же уныло подтвердила посетительница, - соседи всё слышат через радиопередатчики. Она у него сосёт, и он её защищает. Помогите её выселить. Я уже писала в ФСБ, в милицию и прокуратуру, потому что соседи вмонтировали радиопередатчики и слушают.

Пора было озвучивать цену.

- Это влетит вам в копеечку, - важно произнес я и назвал сумму.

Женщина поморгала, её глаза увлажнились:

- У меня пенсия. Понимаете, она у него...

- Понимаю. А не пробовали обратиться в суд?

- В суд? Н-е-е-т.

- Вот-вот, в суд...

Больше она не приходила. Видимо, нашла благодарных слушателей в суде. И долго никто из числа подобного народу не приходил, а посему я воспользовался долгожданной паузой и с остервенением отдался любимому хобби. Наверное, моё обострение каким-то образом передалось Борьке, и теперь он уверенно двигался в направлении Дворца бракосочетаний.

- Представляешь, у неё четвёртый номер, - взволнованно оповестил меня Борис, как будто поделился очень важной новостью.

Он сильно взволновался. Интересно, по поводу чего именно? Об очередном знакомстве он информировал именно так, повторяя всё слово в слово. Понятно, что после первого сообщения информация переставала быть новостью, но столь узкий диапазон выбранных параметров не был поводом, чтобы не поздравлять его. И я поздравлял. Всегда. Это была молчаливая игра: Борис знакомился и сообщал мне - я, делая вид, что завидую его выбранному счастью, выслушивал. Я качал головой, мол, да-да, знакомство вполне пристойное, и размер подходящий, что означало благословение с моей стороны. Получив его, Борька спешил узаконить отношения, но окончательное решение принимал после совета знакомой гадалки. Мистическое и реалистическое переплетались в нём, как ивовые прутья в самодельном лукошке. Зачем ему было нужно моё мнение, если последнее слово оставалось за гадалкой, я не понимал. Но, поскольку оказался востребован в роли ребе, и мне она нравилась, то и не отказывался. За это приходилось расплачиваться, потому что года через два или три Борис разводился, и его просьба помочь с разводом очень походила на упрёки в невнимательности, как будто это я пропустил изъяны в его очередной партнёрше. А почему все шишки доставались мне? Почему не гадалке? И я ещё раз уяснил старую истину: бесплатные советы всегда наказуемы. Я продолжал играть в предложенную игру, но иногда она оборачивалась ловушкой. По крайней мере, в первый раз это была именно ловушка. Я попался в неё неподготовленным, даже не выпотрошенным, со всеми своими внутренностями.

- У неё квартира в центре, завтра приглашает к себе. Я сказал, что без тебя не пойду. У неё и подруга есть, - сообщил Борька.

- А какой размер у подруги?

- Ну, старик, не знаю. На месте разберешься.

От разнообразия не отказалась ещё ни одна мужская особь.

Я тогда как раз расстался с Катей. Расставание было предопределено: Катя сразу решила закрепить установившийся контакт, в первую же ночь, и эта ночь оказалась для неё роковой.

- Теперь ты мой? Да, мой. От макушки до пяток. - Для неё всё было уже ясно и не подлежало обсуждению. Но я попытался:

- А давай спросим меня?

Меня спрашивать она не стала. Зачем? Ведь она уже всё решила. Решение оказалось неверным, потому что второго раза после первого не было. Ну, не мягкая она оказалась, не мягкая! Катя гипнотизировала меня долго - дольше, чем требуется кобре, которой, в отличие от Кати, для обездвижения жертвы хватило бы одного броска. "Несчастная", - подумал я. Применив змеиный арсенал, Катя расстреливала меня взглядами, а я терпел их, потому что у меня никак не получалось сказать ей "прощай". Попробуй сказать, когда тебя так преследуют! Но после двухмесячных бесплодных попыток уговорить меня на повторный секс она бросила в мой адрес женское уничижительное: "Трус!" В таких случаях я всегда соглашаюсь. Отсутствие женщин вымещал на тренировках: с усиленной яростью молотил по снарядам и по носам своих спаррингов, а те жаловались тренеру на мою непонятную злость. Тренер сдерживал меня, как мог, он говорил, чтобы свою злость я поберег для соревнований. Если Борис знакомился с лёгкостью, то я таковой не обладал и довольствовался тем, что доставалось от щедрот удачливого друга-плейбоя.

Напросившись в гости, Борис уговорил хозяйку квартиры пригласить и меня. А в порядке солидарности попросил привести подругу. В назначенный день и час мы подошли к девятиэтажке, где и жила новая знакомая Бориса. Здесь должны были материализоваться его любовь и моя спортивная злость, накопленная для получения мастера спорта.

Подружка Бориса оказалась и вправду ничего. Та же, которой должен был довольствоваться я, - "мы столько не выпьем". Но спать с ней всё равно пришлось. За столом Борька представил меня как лучшего в городе ловеласа, чем отрезал пути к отступлению. Пришлось подтверждать.