- Это вы меня удивляете, - сказала Марина с нервным смешком. - Сыплете... комплименты на пустом месте. Мне неловко. У меня не слишком... успешная жизнь. Я просто хожу, дышу и делаю то, что другие.
- Конечно. Весь вопрос, как.
- Да, я стараюсь быть искренней. Но часто лгу. Как все.
- Нет, не как все. Уж поверьте. Я знаю, о чём говорю. Я прожил долгую жизнь, а вы очень молоды.
Марина помолчала, кусая губы:
- У меня был парень... давно... ещё в студенческие годы. Его это забавляло - то, что я почти всегда говорила правду. Он повторял, что я вырасту и ... изменюсь. Он был прав, конечно. Жизнь меня многому научила.
- И что с тем парнем? Расстались?... Можно задать вам нескромный вопрос? Вот вы молоды, красивы, талантливы? Почему вы до сих пор одна? С Борисом-то нашим всё понятно как раз, но разве ж других кавалеров мало?
- Я за кого-нибудь из Игнатиковых друзей замуж выйду, - рассмеялась Марина, лукаво поглядывая в сторону внука художника, нахаживающего перед ними километры взад-вперёд вдоль прибоя. - Митя уже предлагал. Не под венец, разумеется, но лиха беда начало.
- Шутите?
- Конечно!
- Вы с ними поосторожнее. Они только выглядят младенцами безмозглыми... А тот молодой человек, что часто паркуется у поворота и смотрит на наши окна?
- А, тот... - Марина опустила голову к тарелке, гоняя последнюю мидию пластиковой вилочкой. - Мы учились в одном вузе. Очень давно.
- И? Он ведь... погодите, припомню... друг нашего соседа. Ярник его фамилия. Мы с ним и господином Муратовым часто пересекаемся на светских мероприятиях. Пересекались. Я в свет давненько не выхожу.
- Да. Это он. Мы недолго были знакомы. Мне пришлось бросить университет, мама заболела. У неё был рак щитовидной железы. Сейчас с ней всё в порядке, ну, насколько это может быть после такого... Она вышла замуж за хорошего человека. У него сын-школьник, мама очень ответственно взялась за его воспитание.
- Как вы попали в Швецию? Расскажете?
- Почему нет? Обычная история. Когда мама заболела, нам... предложили сделать операцию а Германии. Там, в клинике, я познакомилась с одной семьёй из Стокгольма, очень милые люди... помните, вы говорили, что это как Бог за руку ведёт. Так и меня... У них лежала там дочь, с тем же диагнозом, что и у мамы, а в Швеции остался внук. У них были какие-то связи, и они организовали мне работу, бейбиситтером, барнвакт . Я проработала у них почти год, а потом мама мальчика умерла... Они хотели бы, чтобы я и дальше у них оставалась, но... там всё было сложно... Чтобы не покидать страну, я записалась на программу обучения по вокалу, тогда это было ещё совершенно бесплатно, но я много работала, чтобы помогать маме, которой нужна была поддерживающая терапия. И ещё... я пыталась отложить деньги, чтобы вернуть их... тому человеку, который помог маме с операцией... наивная... я была такая наивная в те годы... Это была большая сумма, очень, я мало спала, много работала. Из одной семьи меня... уволили, потому что я начала худеть. Они испугались, думали, я анорексичка, а страховка анорексию не учитывала, - Марина грустно усмехнулась. - Но потом мне опять повезло. Я встретила хорошего человека, парня. Он был музыкант, баскер , играл на скрипке и подрабатывал в метро. Мы жили в одной квартире. Я платила ему двести крон в месяц в качестве аренды... смешные деньги... Потом была работа в ресторане, я вам рассказывала...
- А тот парень?
- Стефан? Он уехал к родным, на север. Он был... наркоманом, состоял в программе реабилитации, потом сорвался, печальная история. Его забрали родители, а я опять осталась одна. Учёба закончилась, и у меня начались проблемы с миграционными властями. Но опять нашлись люди, готовые помочь. Вернулась я, уже когда бабушка заболела. Была возможность продолжить работу в Швеции, и сейчас есть... друзья, связи, но я не хочу, сдалась. И мне никогда там не жилось... хорошо. Жалею только, что не могу вернуть долг, за десять лет я собрала лишь чуть больше половины суммы. Тот человек... он не требует деньги назад, но я должна.
Кардашев вздохнул, потёр губы и спросил:
- Но если это было от чистого сердца или благотворительность, тогда..?
- Ни то, ни другое.
- Ладно... Это для вас так принципиально?
- Да. Раньше была надежда... но сейчас остался только принцип. Я попробую вернуть хотя бы часть... Вы так на меня смотрите сейчас. Не нужно меня жалеть. Главное, моя мама жива. Я сама ни о чём не жалею.
- Раз вы так говорите, то есть о чём... жалеть. Дело ведь не только в том, чтобы не быть должницей
- Не хочу об этом говорить.
- Как скажете... Игнат, вылезай из воды! Простудишься! Не слышит.
- Ой, точно! Вода же холодная! Пойду выгоню его!
Вода совсем не была холодной. И Кардашев это знал, и Марина тоже. Летнее тепло ещё долго будет растворяться в глубинах моря и над берегом. Холодает воздух, но бабье лето всегда щедро и расточительно на ласку.
Марина попыталась подкрасться к Игнату со спины, но тот заметил, увернулся, чуть не упав, и обрызгал её, ударяя ладонью по воде. Художник улыбался, глядя, как его натурщица босиком гоняется по пляжу за увёртливым, хитро ухмыляющимся парнем. Будь он человеком со стороны, на вопрос, кто старше, Кардашев не задумываясь ткнул бы в Игната, который вытянулся и возмужал за лето. Рыжая 'девушка в зелёном' недоиграла, недолюбила - недогуляла свою юность, и это было заметно. Кардашеву нравилось потихоньку разматывать клубочек её 'тайн'. Интуиция подсказывала ему, что это принесёт ему и желанные эмоции, и вдохновение.
***
Ренат не смог сохранить невозмутимость, когда увидел маму в больнице - всё отразилось у него на лице, и мама поняла, грустно улыбнулась.
- Сдала́ я, да?
- Мам, кто твой лечащий врач? Я пойду... поговорю, может...
- Ренатик, тише... сядь, посиди... Я тебя не видела так давно, компьютер - это не то. Меня здесь прекрасно лечат. Ты и так за всё платишь...
- Мама...
- Сына, мне хочется подольше на тебя посмотреть, поговорить, не убегай! С братьями виделся? Невестки тебя накормили? Где ты остановился? У Алика?
- Я в отеле. Не хочу Карину затруднять.
- Вот ты упрямый, Ренат, сколько тебе говорить! Чтобы всё свободное время с братьями провёл! И с отцом!
- И с тобой!
- И со мной!
Мама совсем не изменилась характером, только внешне... Ренату больно было на неё смотреть. В её речи проскакивала... отстранённость, словно, глядя на него, она смотрела ещё куда-то... вглубь, в те пределы, о которых знала только она одна. Это пугало Рената до дрожи в коленях. Он остался с ней на весь день: покормил, помог в душевой, почитал ей новости, настроил любимый канал на телевизоре, долго рассказывал о клубе и театре. И перед уходом сделал по-своему: поговорил с врачами и заведующим отделением, оплатил дополнительную терапию. Врачи кивали, ничего не обещали, и от этого у Рената сводило живот.
Он вернулся в отель около полуночи - был долгий разговор с отцом. Его несколько раз вывернуло над унитазом, водой и желчью, хотя он почти ничего не ел целый день - Карине, жене старшего брата, сказал, что поел у отца, а отцу, что у Карины. Ему ничего не лезло в горло, словно страх его застрял именно там. Его знобило. Он лёг на диван, трясясь под тонким пледом, посмотрел на часы. Было далеко за полночь. Голос Вадима в телефоне был холодным и недоумевающим:
- Ренат? Что-то срочное?
- Я знаю, уже поздно... Я насчёт договоров для Яны. Я запер их в шкафу, забыл передать ключ... распечатай с компьютера в моём кабинете. Пароль...
- Я помню. Что-то ещё?
- Нет, я...
- Спокойной ночи.
Мобильный тихонько щёлкнул.
- Раньше ты бы помолчал и спросил, за этим ли я звонил на самом деле... Мне страшно, - сказал Ренат безжизненному экрану. - Если бы ты знал, как мне страшно. И мне очень хреново. Если сейчас мне предложат отдать всё, что я имею, ради мамы, стану ли я хоть секунду сомневаться? Ты бы понял, о чём я, Атос. Ты бы меня понял.
