– И тебе того же, колдун Косоглазый, – ответил Ретрублен. – Кости есть.

– Чьи? – оживился гениальный самогонщик. Лицом он обратился к Ретрублену, но косые глаза смотрели куда угодно, но только не на охотника.

– Подкоренника.

– Не подкоренника нужно, – сказал Косоглазый, и глаза его расстроено посмотрели: один вверх, другой вниз. – Могу подкоренника добыть и я. Кости багрошара нужны, кости малышки-пупырышки нужны. Готов бурдюка самогоном я три наполнить.

– Будут свободные дни, колдун, принесу тебе нужных костей. Сказать тебе хочу. Несколько дней назад я и мои друзья пережили нападение одичавших. Защищаясь, мы убили нескольких. У одного из мертвецов был мешочек с корой для царапания. На коре той нацарапан некий рецепт. Я отдал кору Камнеголовому. Он сказал, это твой одичавший ученик был. У него ещё губы синеватые и глаза как у дохлой рыбы… теперь.

Глаза колдуна обеспокоенно, вразнобой забегали, и дабы остановить их, он плотно сомкнул и разомкнул веки.

– Мой это был, да, ученик, – скривившись от неудовольствия, произнёс колдун. – Лес забрал его, убил ты его, ученика выбирать а нового и придётся обучать мне заново. Но стар я, глаза не слушаются меня.

И глаза его, подтверждая слова, печально сошлись к переносице.

– Мальчишку жаль, – продолжал колдун, – был ученик способный. Блюющим По Ветру звали его… Кору так Камнеголовому отдал?

– Отдал, – кивнул Ретрублен.

И тут глаза старого самогонщика уставились прямо на следопыта, вперились в него плотоядным взглядом хищной птицы. На самом деле, колдун смотрел совсем не на зеленокожего, а на проходящую мимо медьебнку с корзиной, полной овощей. Овощи Косоглазый терпеть не мог, а вот на медьебнок по-прежнему заглядывался.

– Ждать когда с костьми тебя? – вернулся к первоначальной теме колдун.

– Не скоро, – сказал Ретрублен. – По просьбе вождя мы поможем вам одолеть пустожадов, а после этого я должен проводить своих друзей в никудышные земли.

– Зеленокожий, решил помочь нам ты? – насторожился Косоглазый, и глаза его разошлись в разные стороны. – Не делаешь даром ты ничего, ищешь везде выгоду свою. Взамен чего попросил ты за помощь свою?

«А сам-то выгоды не ищешь, Косоглазый? – подумал Ретрублен. – Притащился – костей подавай. Дышал бы и дальше самогонными парами в пещерах своих, пока печень бы не лопнула в положенный срок и глаза бы не вытекли от испарений. Так нет, приперся. Теперь и Камнеголовому из-за рецепта оставшиеся мозги вынесешь. Он-то все тебе расскажет».

– Разрешения охотиться в Голубой долине я попросил, – постарался вывернуться следопыт.

«Не поверит старый колдун в такие сказки», – подумал он.

И колдун не поверил.

– Я сомневаюсь в сильно этом, – проговорил он, скобля узловатым длинным пальцем костлявый подбородок. – Голубой в боги сами запретили долине охоту, обречён и всякий, запрет нарушивший. Не никто, богов кроме, дать может охоту на в Голубой разрешения, тебе а, никудышный, дадут не они. Такое прискорбно слышать мне.

И, недовольно косоглазя, колдун прошел в вождедом.

У Михудора уже гораздо быстрее получалось перезаряжать винтовку. Теперь бы в стрельбе поупражняться. Гумбалдун дрых в палатке. Все два дня он только и делал, что наслаждался временной вседозволенностью: пил и дрых.

– Могут появиться трудности, – сказал Ретрублен. – Косоглазый припёрся.

– Этот их самогонный колдун? – вспомнил Михудор, досылая патрон.

– Успехи делаешь, – одобрил Ретрублен. – Да, тот самый колдун. Видно, про нас ему кто-то доложил. Вылез из своей пещеры и сразу к вождю.

– А с чего Косоглазому нам мешать?

– С того, что Косоглазый фанатик и яро чтит богов. Он хоть и алчная скотина, но рецепт самогона для него дороже любых трофеев и любой жизни, за исключением собственной. Конечно, он будет против того, чтобы вождь делился с нами рецептом священного напитка. Будет ссылаться на богов и пророчить беды, которые обрушатся на медьебнов, если вождь пойдет на поводу у никудышных из никудышных земель.

Михудор задумался.

– Не одно так другое, – разозлился он.

– Не кипятись, – сказал следопыт. – Поглядим, что предпримет Косоглазый. Вождь-то на нашей стороне.

Показав свою пасть в зевке, Гумбалдун хрипло сообщил:

– В глотке пересохло.

– Водички попей, – предложил Ретрублен.

– Воду по утрам пьют только зануды, – презрительно бросил ветеран скотобойни, – оттого недовольные и бубнят постоянно.

Гумбалдун принялся искать самогон, но все бутыли, бурдюки и горшки, которые он находил, были пусты. Лишь в одной бутылке плескались жалкие остатки. Неудовлетворенный ветеран скотобойни отбросил опустошенный сосуд.

– Еще и жрать нечего, – посетовал он, заглянув в казан.

– Конечно, нечего, – подтвердил Ретрублен. – Ты в одну харю сожрал половину приготовленного подкоренника, а вторую половину сожрали твои рыжие кореша.

– Трепло, – парировал Гумбалдун. – Пожрать приготовить надо.

– Ретруб, а может, на охоту? На птичек, к примеру? – предложил Михудор. – Свежего мясичишка добудем, я в стрельбе поупражняюсь.

– Это точно, пострелять тебе надо, – подтвердил Ретрублен. – Может, хоть дерево подстрелить сумеешь.

После недолгой перебранки Гумбалдун и Ретрублен сошлись во мнении, что Михудор должен упражняться в стрельбе по вислобрюхам. Как раз осенью эти крупные птицы старательно жирели к зиме, до отвала объедаясь мясистыми древесными жуками и дикими червями. Кроме еды вислобрюхов сейчас мало что волновало, потому они становились лёгкой добычей и помогали тем самым подготовиться к зиме другим. Если спугнуть кормящуюся стайку, то птицы, немного помотавшись в воздухе, возвращались к своим любимым червям и жукам. В полёте отъевшиеся вислобрюхи ловки и быстры, как дирижабли, и для начинающего стрелка лучшей цели не найти. Естественно, землянин обязан подбить именно летящую птицу, поскольку попасть в вислобрюха, сидящего на ветке, немногим сложнее, чем попасть галькой в стену.

По пути к месту кормления вислобрюхов следопыт рассказал, как много кругов назад гимгилимские фермеры, разводящие червей, страдали от нападения этих обжор. Непуганые птицы сочли ухоженных тепличных червей вкуснее диких. Защищая хозяйство, фермеры начали заменять тепличную плёнку стеклом.

– Представляете, – с непонятной радостью ухмыльнулся Ретрублен, – как орал Дутум, когда его драгоценная гусеничная ферма поутру превратилась в птичник? Гусениц у него было много, все жирные, мясистые. Вислобрюхи так обожрались, что некоторые из них едва приподнимали свои набитые животы над землей. Пока Дутум бегал по Гимгилимам и каждому встречному обещал застрелиться, его жена кухонными ножницами перебила птиц, от обжорства разучившихся летать, ощипала и продала на мясо.

– А сейчас не одолевают вислобрюхи? – спросил Михудор.

– Их начали отстреливать, – пояснил следопыт. – Так отстреливали, что теперь в окрестностях Гимгилимов ни одного вислобрюха не отыскать.

– А меня сам горовождь представил к награде за неоценимую помощь в уничтожении птиц! – с гордостью заметил Гумбалдун. – Во время Фермерской ярмарки он прямо на трибуне вручил мне особую медаль "За отвагу в деле истребления пернатых вредителей".

– Почти верно, – сказал Ретрублен. – Правда, никакими медалями он тебя не награждал. Но твоя помощь была неоценима, это да. И благодарность ты от властей получил, денежную, которую благополучно пропил в "Грибной слизи".

– Пропил или нет, это никого не касается, – сказал Гумбалдун. – Зато по числу убитых вислобрюхов обошёл всех, даже некого зазнавшегося следопыта.

– Обошёл, потому что некий зазнавшийся следопыт не принимал в этом участия.

– Почему? – спросил Михудор, полагающий, что лишних денег не бывает.

– Тратил бы я время на глупости, если нормальной охотой могу заработать раз в десять больше, – ответил следопыт, вглядываясь вперёд.

– Разумно, – согласился Михудор.

– Конечно. Вот и птички.