Также на межплеменных собраниях соревнуются представители разных профессий. Их соревнования не такие судьбоносные, как соревнования вождей и колдунов, но более разнообразные и интересные. Огородники хвастаются размерами и сочностью выращенных плодов, любовники тоже. Воины устраивают между собой поединки, достаточно зрелищные и кровавые, но стараются обойтись без серьёзных увечий и смертей, иначе никаких воинов не напасёшься. И сверхрегенерация не поможет.

Однако Камнеголовый и здесь хотел, чтобы всё было по-настоящему. Иначе, считал он, воины размякнут и не смогут, случись ссора с каким племенем, отразить нападение или же захватить вражескую деревню. Впрочем, к словам Камнеголового, если кто и прислушивался, то только в родном племени.

Охотники хвастаются добытыми головами хищников. Скотники молоком, мясом, яйцами и нектаром. Лучшие любовники спускают штаны и демонстрируют естество, измеряя его длину и толщину как в состоянии смотрящего в землю, так и в состоянии устремлённого взором к богам. В общем, развлечений хватает. Межплеменные собрания являются важнейшим событием круга для любого из медьебнов.

У всех племён имеются свои причины для гордости и причины для огорчений.

Взять племя Пальцедрожащего. Оно гордится своими красивейшими, по медьебнским меркам, женщинами, да ещё их любовники вот уже несколько кругов побеждают на межплеменных собраниях в сочной номинации, так что с деторождаемостью у Пальцедрожащего лучше некуда, но прокормить столько ртов нет никакой возможности. На ближайшем собрании племён они хотят добиться у Совета Стоящих Под Богами разрешения либо чуточку уродовать женщин, либо бросать со скального выступа в пропасть младенцев похилее и самых неугомонных любовников. Сам Пальцедрожащий, обладающий самолично присвоенным монопольным правом превращать девушек в женщин, ратует за второй способ, говоря, что и племя их здоровее будет (хилых детей – в пропасть), и слишком ненасытных станет поменьше (любовников, не знающих меры – в пропасть).

У племени Камнеголового причин для гордости хватало. Тут и уникальная жёлтая маска вождя, которой ни в одном другом племени не было. И гениальный колдун, неустанно побеждающий на соревнованиях варщиков. И Камнеголовый, одарённый алкоголик, так же без устали побеждающий на соревнованиях вождей. Ещё Ретрублен, зеленокожий охотник из никудышных земель. У медьебнов неизвестные им земли называются «никакие» или «никудышные». Ретрублен по негласному договору между ним и вождём добывал для межплеменных состязаний головы хищников взамен на уважение к себе и некоторое количество самогона.

А вот поводом для огорчения были чрезмерные возлияния и бесконечные празднования рождений богов. Обычно для поклонения избирали нескольких идолов. Однако в посёлке Камнеголового чтили всех богов без разбору, думая, что если позабыть кого, то игнорируемые обрушат на деревню божественную месть. В результате получилось так, что племя, чаще всех побеждающее на соревнованиях и владеющее обширными землями и лесами, благодаря непрекращающемуся почти пьянству не может как следует распорядиться своим богатством и ведёт разгульный образ жизни. Нет, племя не голодает или в чём-то нуждается, но развития никакого нет.

Многие медьебны Камнеголового безгранично уважали своего вождя за ревностное отношение к традициям, полагая, что в традициях и есть их сила. Но многие и осуждали, считая, что сами традиции для вождя важнее благополучия племени. Осуждающие больше ценили употребление самогона, как истинное почитание богов, и Косоглазого, равного которому по искусству варки самогона не было и вряд ли будет.

То и дело моросил дождь и дул холодный ветер. Михудор маялся от ничегонеделанья, Гумбалдун втихаря напивался, а Ретрублен имел удивительную способность не скучать и в отсутствие какого-либо занятия. Его выдержка закалилась в охотничьих вылазках, когда многие часы приходилось проводить в засаде, чтобы не спугнуть зверя. Михудор, по натуре своей человек активный, с трудом переносил безделье. Чтобы отвлечься, он расспрашивал Ретрублена о кирпично-коричневых, и тот рассказывал всё, что знал.

Михудор понимал, что для привлечения клиентов необходимо выделяться среди прочих питейных. Владельцы баров вешали на фасады незамысловатые вывески, может, малевали у входа какую картинку с забавной надписью. Некоторые поначалу даже заботились о качестве выпивки и закуски, чтобы приучить народ заглядывать именно к ним. Внутри же питейные выглядели похожими одна на другое. «Вот на этом и надо сыграть, обратив слабые места конкурентов себе на пользу, – думал Михудор. – Обшить стены гипсовым камнем, пластиковым деревом и огромный аквариум в стену вмонтировать. Пускай рыбки плавают. Не дрянь какая-нибудь скучная наподобие гуппи с сомиками и прочей пошлятины. Это Улиту бы подошло гуппи с сомиками разглядывать и умиляться, или другому ботану вроде него, какие книжки коллекционируют и портретами богатых стариков любуются. Таким как Улит главное, чтобы имелся предмет для созерцания, а к муслинам подход особый нужен, они – народ весёлый, энергичный, им и рыбок весёлых подавай… В одном яздинском магазинчике как раз нужных продавали. Можно по выходным устраивать рыбьи драки. Назову шоу… «Рыбьи драки» и назову, как ещё назвать? Во! Назову «Чешуйчатые бои». Как раз муслины любят, когда про чешую. Буду ставки принимать – дополнительный заработок опять же… С горовождём и начальником полиции договорюсь. Обоих видел, и по их рожам видно, что оба дурака напыщенных, но деньги любят, деньги они уважают. Иметь дело с дураком, любящим деньги, всегда удобно. Вот если дурак принципиальный и денег не берёт, то таких лучше обходить. Они как сторожевые псы: у самих мозгов не хватает дельное придумать и другим ходу не дают. А если умный и не берёт взяток? Нет, если умный, то тем более берёт, по-другому никак. Если умный, то должен понимать, что лучше жить со всеми в согласии, а не на принципы идти. Хотя чего я размечтался? С пустожадами бы разобраться для начала…»

Иногда в палатку заглядывала чья-нибудь рыжеволосая морда. Она с интересом наблюдала за сидящими внутри и жадно разглядывала диковинки вроде рюкзаков, винтовок, белого с волосатой губой и спрашивала всякую ерунду вроде: «Дык мэк бэк?». Не успевал Ретрублен ответить, как Гумбалдун замахивался какой-нибудь «диковинкой», попавшейся под руку, и морда, ворча, исчезала.

– Что, старый хрен, пользуешься неприкосновенностью? – веселился Ретруб.

– Нечего им подглядывать, – не полез за словом в карман Гумбалдун. – Мне их кирпичные рожи надоели поболее твоей.

– Рожи надоели, а самогон выпрашиваешь, – подначил Ретрублен.

– Но самогон-то не надоел.

У костра, несмотря на мелкий дождик и холодный ветер, собралась кучка медьебнов. Благо навес и забор защищали от непогоды. Аборигены рычали и кричали. Михудору, который, по настоянию следопыта, старался научиться как можно быстрее досылать патрон в обойму, гвалт действовал на нервы.

– Чего они орут? – раздраженно спросил Михудор.

– Спорят, кого вождь возьмет на охоту.

– Это такая честь? – Михудор упрямо, стараясь не обращать внимания на вопли, заряжал и разряжал винтовку. – Вместе бы и шли, чего орать-то? Вместе веселей.

– Ага, честь, – хохотнул Ретрублен. – Вот только им путь богов дороже чести.

– Как понимать?

– На охоту можно идти только трезвым. Это и нас касается. – Ретрублен глянул на Гумбалдуна.

– Я когда трезвый, могу промахнуться, – безразлично пожал плечами ветеран.

– Тогда иди к вождю и заранее плюнь ему в маску. Медьебны считают охоту священной обязанностью перед богами и напиваются только после её окончания. Пить перед охотой – оскорблять богов. Не пить после – тоже оскорблять.

– А мы неприкосновенные и вне всяких богов, – продолжал упираться Гумбалдун. – Мы выше богов.

– Смотри, не кувырнись с высоты-то своей выдуманной и шею не сверни. Дело твое, но испытывать терпение Камнеголового или Косоглазого я бы не рискнул. Поднимут твою сморщенную плешивую башку на копье, лепестками украсят и пронесут через всю деревню под песнопения и бой барабанов. Я в пепельном саду горшочек с твоим именем в склепе поставлю. Вином буду поливать.