Рене Домаль начал писать «Гору Аналог» в июле 1939 года в Пельву (Верхние Альпы) в один из самых трагических моментов своей жизни. Только что – на тридцать втором году своей жизни – он узнал, что безнадежен: застарелый туберкулез, которым он болел уже более десяти лет, мог иметь только смертельный исход. Три главы были закончены в июне 1940-го, когда Домалю пришлось оставить оккупированный немцами Париж, так как его жена, Вера Миланова, была еврейкой. После трех лет, проведенных в Пиренеях (Гаварни), в окрестностях Марселя (Аллош) и в Альпах (Пасси, Пельву) – условия жизни там были во всех отношениях очень трудные, – Домалю выпала летом 1943 года небольшая передышка, и он надеялся, что сможет закончить свой «роман». Он принялся за работу, но трагическое ухудшение здоровья помешало ему закончить рассказ о своем «символически достоверном» путешествии. Домаль умер в Париже 21 мая 1944 года.

Хотя «Гора Аналог» не закончена, и по композиции, и по структуре своей она представляет собой повествование, развитие которого позволяет – в каждое мгновение – понять его цель – единственную, указанную Домалем. Читатель легко может вообразить и даже реконструировать продолжение и конец этих «альпийских приключений», воспользовавшись планами и текстами писателя, воспроизведенными в примечаниях и в послесловии Веры Домаль.

Кое-что новое в жизни автора. – Символические горы. – Серьезный читатель. – Альпинизм – Пассаж Патриархов. – Отец Соголъ. – Парк внутри, мозги снаружи. – Искусство знакомиться. – Человек, который гладил мысли против шерсти. – Признания. – Сатанинский монастырь. – Как дежурный бес ввел в искушение хитроумного монаха. – Изобретательная Физика. – Болезнь отца Соголя. – Рассказ о мухах. – Страх смерти. – С яростным сердцем и разумoм стальным. – Безумный проект, сведенный к простой триангуляционной задаче. – Один из законов психологии.

ВСЕ, о чем я собираюсь рассказать, началось с незнакомого почерка на конверте. В том, как было начертано мое имя и адрес журнала «Ископаемые», где я сотрудничал и откуда мне переслали это письмо, просматривалась какая-то причудливая смесь буйства и нежности. И пока я раздумывал, кто бы это мог быть и что это могло быть за послание, мною овладевало смутное, но очень сильное предчувствие, что это – гром среди ясного неба, «булыжник в лягушачьем болоте». И тут должен был себе сам признаться, что и жизнь моя – стоячее болото, ну, скажем, в последнее время. И потому, читая письмо, я никак не мог понять, что со мной происходит: то ли на меня дует живительный свежий ветерок, то ли это мерзкий сквозняк.

Тем же почерком, скорым и очень слитным, на одном дыхании сообщалось:

«Мсье, я прочел вашу статью о Горе Аналог. До сих пор я считал, что я единственный, кто убежден в ее существовании. Сегодня нас уже двое, завтра будет десятеро, а может, и больше, и хорошо бы попытаться организовать экспедицию. Нам с вами нужно побыстрее связаться. Позвоните мне, как только сможете, по одному из этих номеров. Жду.

Пьер Соголь 37, Пассаж Патриархов, Париж»

(Дальше следовали пять или шесть номеров телефонов, по которым я мог звонить в разное время дня.)

Я уж почти забыл о заметке, на которую ссылался мой корреспондент, ведь она была напечатана почти три месяца назад, в майском номере журнала «Ископаемые».

Польщенный проявлением интереса со стороны неизвестного читателя, я в то же время испытал некоторую неловкость от того, что кто-то принял настолько всерьез, просто трагически серьезно, литературную фантазию, некогда приведшую меня в восторг, но теперь уже ставшую воспоминанием, далеким и остывшим.

Я перечел статью. Это был довольно беглый взгляд на символическое значение горы в древней мифологии. С давних пор различные толкования этой символики были излюбленным моим занятием – я наивно полагал, что как-нибудь во всем этом разберусь, – ну а помимо прочего я страстно любил горы как альпинист. И вот соединение двух таких разных интересов к одному предмету – Горе – и расцветило восторженностью некоторые пассажи моей статьи. (Подобного свойства сочетания, какими бы нелепыми они ни казались, часто лежат у истоков, ну, во всяком случае, играют существенную роль в зарождении того, что обычно называют поэзией; я оставляю свою ремарку в качестве предположения для критиков и эстетиков, которые тщатся высветить природу этого загадочного вида языка.)

Вкратце, я писал о том, что в сказочной, легендарной традиции Гора – это связь между Землей и Небом. Ее единственная вершина касается мира вечности, а основание многочисленными отрогами лежит в мире смертных. Гора – это тот путь, на котором человек может возвыситься до божественного, а божественное в свою очередь может открыться человеку. Ветхозаветные праотцы и пророки лицом к лицу встречаются с Богом на возвышенных местах. Это Синай и Нево Моисея, а в Новом Завете – Гора Елеонская и Голгофа. Я дошел даже до того, что обнаружил древний символ горы в хитроумных пирамидальных конструкциях Египта и Халдеи. Перейдя к арийцам, я упомянул туманные легенды из Вед; там говорится о том, что место сомы, «пьяного напитка», представляющего собой «семя бессмертия», – «в горе», где он обитает, светящийся и изящный. В Индии Гималаи – местопребывание Шивы, его жены, «Дочери Горы», и «Матерей» миров, так же точно, как в Греции у царя богов – свой двор на Олимпе. Да, кстати, именно в греческой мифологии я нашел словно бы дополняющий этот символ рассказ о том, как взбунтовались дети Земли и, такие земные по сути своей, с земными своими возможностями, решили штурмовать Олимп и проникнуть на Небо на глиняных своих ногах; да разве не то же самое затеяли строители Вавилонской башни, не оставившие бесконечных личных амбиций и при этом рассчитывавшие попасть в Царство Единственного и неперсонифицированного? В Китае много рассуждали о «Горах Блаженных», а древние мудрецы давали уроки своим ученикам на краю пропастей…

Итак, прогулявшись по самым известным мифологическим сюжетам, я перешел к общим соображениям по поводу символов, которые разделил на два вида: те, что подчинены лишь правилам «пропорций», и те, которые подчиняются, кроме того, правилам «лесенки». Это разграничение делалось много раз. Все же напомню его: «пропорция» касается отношений между измерениями сооружения, «лесенка» – отношений между этими измерениями и размерами человеческого тела. Равносторонний треугольник, символ Троицы, имеет то же значение, что и его измерения; у него нет «лесенки». И наоборот, возьмите собор, редуцируйте его точнехонько до нескольких десятков сантиметров высотой; этот предмет будет нести в себе и по форме, и по пропорциям тот же интеллектуальный смысл, что и само сооружение, даже если придется некоторые детали рассматривать с лупой; но он вовсе не будет вызывать тех же эмоций, тех же соотношений не будет; он уже не «на лесенке». А то, что определяет лесенку символической горы в высшем смысле – той, которую я предложил назвать Горой Аналог, – это ее недоступность для обычных человеческих возможностей. Потому что ведь и Синай, и Нево, и даже Олимп давным-давно стали тем, что альпинисты называют «коровьими горами», и даже самые высокие вершины Гималаев теперь уже никому не кажутся недоступными. Все эти вершины, стало быть, утратили силу аналога. Символу пришлось найти укрытие в горах совсем мифических, таких, как Меру у индусов. Но Меру – рассмотрим этот единственный пример, – если она нигде географически не расположена, не может не утратить восхитительного смысла пути, соединяющего Небо и Землю; она еще может быть центром или осью нашей планетарной системы, но не может позволить человеку добраться до нее.