Нам всем трудно смиряться с неудачами, Конвей, – продолжал Торннастор, – и вам это дастся нелегко. Однако данные больные поручены вам не из психологических соображений. Ваша хирургическая квалификация позволяет...

– Наш чрезмерно многословный коллега повторяется, – встрял один из диагностов-кельгиан, раздраженно шевеля шерстью. – Он хочет сказать, что наихудшие больные достаются наилучшим докторам. Не могли бы мы теперь кратко обсудить положение двух моих пациентов, пока они оба не умерли… от старости?

Первые три часа ушли на подготовительную работу, закрытие ран, полученных вследствие травматических ампутаций на месте катастрофы, на оценку степени внутренних повреждений, на проверку готовности операционных бригад. Несмотря на то, что костюм Конвея был снабжен системой охлаждения, он все равно жутко взмок.

На этом этапе его работа носила большей частью характер надзора за деятельностью подчиненных, посему усиленное потоотделение не являлось следствием бешеной физической активности. О'Мара называл это состояние психосоматической потливостью и терпеть не мог тех, кто был к ней склонен.

Один из пациентов скончался до операции, и Конвей изумился тому, что среагировал на его смерть гораздо сдержаннее, чем ожидал. У этого худларианина прогноз был в любом случае самый неблагоприятный, потому никто и не удивился, когда биодатчики зарегистрировали летальный исход. Мельфианский, илленсианский, кельгианский, тралтанский и гоглесканский компоненты сознания Конвея отреагировали на это с некоторым профессиональным сожалением. Худларианское alter ego испытало более сильные чувства, однако к боли утраты примешалась солидная доля облегчения – ведь ФРОБ, гостивший в разуме Конвея, отлично понимал, что за жизнь ожидает пациента в случае его спасения. Сам же Конвей, углубленный в раздумья о судьбе остальных трех раненых, отреагировал на смерть первого пациента как бы усредненно.

Конвей позаботился о сохранении неповрежденных органов и конечностей скончавшегося худларианина, дабы в дальнейшем использовать их для трансплантации. Вскоре после этого у него в сознании началась жаркая дискуссия между худларианским компонентом и всеми прочими на предмет отношения к останкам пациентов.

Худлариане, во всех остальных отношениях народ высокоцивилизованный, тонкий и мудрый, сами не понимали, откуда у них взялось такое в высшей степени непочтительное отношение к умершим сородичам. Воспоминания о том, каким был покойный худларианин при жизни, его друзья свято хранили, его память чтили, исполняя различные ритуалы, но при этом всячески избегали упоминания о его кончине. Умерших хоронили быстро и безо всяких церемоний – так, словно избавлялись от неприятных отходов.

В данном случае худларианская идиосинкразия к трупному материалу имела явные преимущества, поскольку избавляла от длительных переговоров с ближайшими родственниками на предмет их согласия на взятие органов для трансплантации.

Внезапно осознав, что отвлекся и упускает драгоценное время, Конвей дал знак начинать операцию.

Он подошел к операционному столу, на который уложили ФРОБа под номером три – пациента с наиболее благоприятным прогнозом, и занял место наблюдателя рядом с кельгианским хирургом, Старшим врачом Ярренсом, возглавившим хирургическую бригаду. Вначале Конвей намеревался лично прооперировать того худларианина, что только что умер, но теперь у него появилась полная возможность внимательно проследить за ходом всех трех операций. Все хирургические вмешательства были срочными, а критическое состояние всех трех раненых продиктовало не последовательное, а одновременное их выполнение. Члены бригады Конвея рассредоточились и присоединились к другим хирургам: Ярренсу, Старшему врачу мельфианину Эдальнету, приступившему к оперированию ФРОБа под номером десять, и Старшему врачу тралтану Хоссантиру, занявшемуся ФРОБом под номером сорок восемь.

Худлариане-ФРОБ обладали способностью жить и работать в невесомости и безвоздушной среде, но только тогда, когда их необычайно толстые и гибкие кожные покровы не имели повреждений. Стоило только произойти проникающему ранению, вследствие которого обнажались кровеносные сосуды и внутренние органы (а именно это и произошло у того раненого, за операцией которого сейчас наблюдал Конвей), как осуществление полостных операций сразу становилось возможным только в случае воспроизведения параметров давления и гравитации родной планеты ФРОБ.

В противном случае грозило тяжелейшее кровотечение и смещение органов за счет высокого внутреннего давления в организме ФРОБ. Поэтому члены хирургической бригады заранее облачились в тяжелые скафандры, оборудованные усилителями гравитации, выдававшими четыре <G>. Только конечности хирургов были обтянуты плотно облегающими перчатками, хоть немного защищающими от избыточного давления.

Конвею хирурги и их ассистенты показались стайкой голодных рыбешек, готовых наброситься на приманку.

– Задние конечности имеют лишь поверхностные повреждения, которые заживут естественным путем, – объявил Ярренс, более для записывающего устройства, нежели для Конвея. – Две срединные конечности и левая передняя утрачены. Требуется хирургическая обработка культей и их подготовка к протезированию. Правая передняя конечность сохранилась, однако имеет сильнейшие переломы, вследствие которых, невзирая на попытки восстановить кровообращение, успел развиться некроз. Требуется ампутация и этой конечности и обработка...

ФРОБ – обитатель сознания Конвея как бы беспокойно заерзал и, похоже, был готов высказать возражения, но Конвей промолчал, поскольку не понимал, против чего тут можно возразить.

– ..культи, – продолжал Старший врач-кельгианин. – В правой половине грудной клетки имеется металлический осколок, повредивший магистральную вену. Кровотечение из этого сосуда частично купируется за счет применения внешнего давления. Эта рана требует срочного вмешательства. Наблюдается также повреждение черепной коробки – глубокий пролом, сопровождающийся сжатием главного нервного ствола, ведущим к утрате подвижности задних конечностей. В случае одобрения плана операции, – Ярренс бросил быстрый взгляд на Конвея. – сначала мы удалим поврежденную переднюю конечность и тем самым позволим нейрохирургам быстрее приступить к ликвидации черепно-мозговой травмы, а затем подготовим культи к...

– Нет, – решительно заявил Конвей. Он видел только коническую головку кельгианина за лицевой пластиной шлема, но отчетливо представлял, как от гнева серебристая шерсть Старшего врача встала дыбом. – Не закрывайте культи передних конечностей. Подготовьте их к трансплантации. В остальном я одобряю план операции.

– Риск для пациента возрастает, – резко выговорил Ярренс. – Продолжительность операции увеличивается минимум на двадцать процентов. Это желательно?

Конвей ответил не сразу. Он думал о качестве жизни пациентам в случае успеха более простой операции, выполненной в предпочтение более сложной. По сравнению с чрезвычайно сильными и ловкими передними конечностями здорового ФРОБа раздвижные сборные протезы были непрочными и малоэффективными. Кроме того, перенесшие ампутацию худлариане считали протезы неэстетичными и жутко переживали из-за них: ведь только передними конечностями они могли дотянуться до глаз, ими они выполняли прочие тонкие движения, включая и те, что сопутствовали долгой процедуре ухаживания за брачными партнерами. Аутотрансплантация задних конечностей на место передних, невзирая на тяжесть состояния больного, была гораздо предпочтительнее. В случае успеха этой операции ФРОБ мог получить передние конечности, лишь немного уступающие чувствительностью и тонкостью утраченным. А поскольку материал для трансплантации предполагалось взять у этого же пациента, не приходилось волноваться за иммуно-логическую несовместимость или отторжение тканей.

Худларианская мнемограмма, не унимаясь, твердила Конвею, что он недооценивает риск, а его собственный разум отчаянно метался в поисках методов снижения этого самого риска.