– Никогда, моя королева, но мои собратья по ремеслу непременно меня прикончат, а в таком состоянии я вряд ли сумею быть вам полезен, не так ли?

Архимандрит Монсел был крупным, внушительного сложения мужчиной с пронзительными черными глазами и громадной черной бородой. Это было могучее, напористое, во всех смыслах выдающееся украшение, и архимандрит использовал его в качестве тарана. Борода предшествовала ему на ярд, куда бы он ни шел. Борода встопорщивалась, когда архимандрит бывал раздражен – а это случалось частенько, – и в сырую погоду завивалась крутыми завитками, точно полмили спутанной рыбачьей лески. Когда Монсел говорил, борода раскачивалась в разные стороны, как бы подкрепляя его высказывания. Патриарх Эмбан был совершенно зачарован бородой архимандрита.

– Это все равно что беседовать с ожившей изгородью, – сказал он Спархоку, когда они шли извилистыми коридорами дворца на личную встречу с архимандритом.

– Каких тем мне следует избегать в разговоре, ваша светлость? – спросил Спархок. – Я плохо знаком с доктриной астелийской церкви и не хотел бы ввязываться в теологические дебаты.

– Наши разногласия с Астелом, Спархок, лежат в основном в области церковного управления. Чисто теологические различия наших доктрин невелики. У нас светское духовенство, а их церковь монашеская. Наши священники – просто священники, их – еще и монахи. Разница, уверяю тебя, невелика, но все же она существует. Кроме того, у них намного больше священников и монахов, чем у нас, – примерно десятая часть всего населения.

– Так много?

– О да. В каждом дворянском поместье Астела имеется своя церковь и свой священник, и священник «помогает» прихожанам принимать решения.

– Откуда же они набирают столько желающих стать священниками?

– Из крепостных. Жизнь церковника имеет свои недостатки, но это лучше, чем быть крепостным.

– Да уж, церковь куда предпочтительнее.

– Намного, Спархок, намного. Монсел отнесется к тебе с уважением, поскольку ты принадлежишь к религиозному ордену. Да, кстати, поскольку ты исполняешь обязанности магистра Пандионского ордена, формально ты считаешься патриархом, так что не удивляйся, если он обратится к тебе «ваша светлость».

Длиннобородый монах ввел их в покои Монсела. Спархок уже заметил, что все астелийское духовенство носило бороды. Небольшая комната была отделана панелями темного дерева. Ковер был темно-коричневого цвета, а тяжелые занавеси на окнах – черного. Повсюду валялись книги, рукописи и свитки пергамента с загнутыми уголками.

– А, – сказал Монсел, – это ты, Эмбан. Что тебе здесь понадобилось?

– Сею зло и раздоры, Монсел. Я тут занялся просвещением местных язычников.

– В самом деле? Где это тебе удалось отыскать язычников? Я думал, что все они обитают в чиреллосской Базилике. Присаживайтесь, господа. Я пошлю за вином, и мы сможем потолковать о теологии.

– Ты уже знаком со Спархоком? – осведомился Эмбан, когда они уселись в креслах у открытого окна, где легкий ветерок колыхал черные занавеси.

– Немного, – ответил Монсел. – Как поживаете, ваше высочество?

– Сносно. А вы, ваша светлость?

– Как ни странно, лучше, чем обычно. Зачем нам понадобилось разговаривать с глазу на глаз?

– Все мы духовные лица, ваша светлость, – сказал Эмбан. – Спархок по большей части облачен в стальную рясу, но тем не менее он принадлежит к духовенству. Мы хотели обсудить кое-что, касающееся вас в не меньшей степени, чем нас. Сдается мне, я знаю вас достаточно, чтобы заключить, что вы человек практический и не станете цепляться за то, что мы преклоняем колени перед Господом на свой лад.

– То есть? – удивился Спархок.

– Мы опускаемся на правое колено, – пожал плечами Эмбан. – Эти бедные непросвещенные язычники предпочитают левое.

– Ужасно! – пробормотал Спархок. – Полагаете, ваша светлость, нам надлежит явиться сюда при оружии и силой вынудить их перейти на правое колено?

– Видишь? – обратился Эмбан к архимандриту. – Именно об этом я тебе и говорил. Ты бы должен пасть на колени, Монсел, и возблагодарить Господа за то, что Он не усадил тебе на шею рыцарей церкви. Я подозреваю, что втайне они поклоняются стирикским богам.

– Только младшим, ваша светлость, – мягко поправил Спархок. – Со старшими богами у нас некоторые разногласия.

– Он говорит об этом так небрежно, – Монсела передернуло. – Эмбан, если мы исчерпали тему коленопреклонения, почему бы тебе не перейти прямо к делу?

– Это строжайший секрет, ваша светлость, но наш визит в Тамульскую империю не совсем то, чем кажется. Это была, разумеется, идея королевы Эланы. Она не из тех людей, что отправятся куда угодно, стоит им приказать, – но вся эта тщательно продуманная кутерьма с государственным визитом служит не чем иным, как прикрытием нашей истинной цели – доставить Спархока на Дарезийский континент. Мир трещит по швам, и мы решили, что Спархоку следует подлатать прорехи.

– Я всегда считал, что это дело Господа.

– Господь сейчас занят, и потом, Он полностью полагается на Спархока. Впрочем, как я понимаю, и все остальные боги.

Глаза Монсела расширились, борода встопорщилась.

– Расслабься, Монсел, – сказал Эмбан. – От нас и не требуется верить в существование других богов. Все, что нам надлежит делать, – выдвигать смутные предположения о возможности их существования.

– А, это другое дело. Если речь идет о предположениях, тогда все в порядке.

– Есть кое-что отнюдь не из разряда предположений, ваша светлость, – заметил Спархок. – У вас в Астеле неспокойно.

– А, так вы заметили. Вы весьма проницательны, ваше высочество.

– Возможно, вы об этом не осведомлены, потому что тамульцы предпочитают держать эти сведения в тайне, но в других дарезийских королевствах творятся весьма похожие дела, и мы уже столкнулись с той же проблемой у нас, в Эозии.

– Порой мне кажется, что тамульцы скрытничают ради собственного удовольствия, – проворчал Монсел.

– У меня есть друг, который говорит то же самое о нашей эозийской церкви, – осторожно заметил Спархок. Они еще не до конца выяснили политические пристрастия архимандрита. Одно-два неверных слова не только исключат всякую возможность получить его поддержку, но и могут провалить всю их миссию.

– Знание – это власть, – сентенциозно сказал Эмбан, – а только дурак делится властью без особой на то нужды. Позволь мне говорить прямо, Монсел. Какого ты мнения о тамульцах?

– Я не люблю их, – кратко ответил Монсел. – Они язычники, они принадлежат к другой расе, и разгадать, что они думают, просто невозможно. – Сердце Спархока упало. – Однако я должен признать, что когда они включили Астел в свою Империю, это было лучшее событие из всех, что когда-либо происходили с нами. Любим мы тамульцев или нет – это неважно. Их пристрастие к порядку и стабильности только на моей памяти не раз предотвращало войну. Бывали в прошлом и другие империи, и их рост всегда сопровождался нескончаемым страхом и бедами. Полагаю, нам следует прямо признать, что тамульцы – наилучшая имперская власть во всей истории человечества. Они не вмешиваются в местные обычаи и верования. Они не разрушают сложившийся общественный строй и управляют через уже имеющиеся местные правительства. Их налоги, сколько бы на них ни сетовали, на деле весьма умеренны. Они строят хорошие дороги и поощряют торговлю и ремесла. Во всем прочем они оставляют нас в покое. Прежде всего они требуют, чтобы мы не воевали друг с другом. По мне, так это требование вполне терпимо – хотя некоторые мои предшественники страшно тяготились тем, что тамульцы не позволяют им огнем и мечом обращать соседей в истинную веру.

Спархок вздохнул с облегчением.

– Однако я отвлекся от темы, – сказал Монсел. – Вы, кажется, говорили о каком-то всемирном заговоре?

– Говорили мы об этом, Спархок? – спросил Эмбан.

– Думаю, что да, ваша светлость.

– У тебя есть конкретные подтверждения твоей теории, сэр Спархок? – спросил Монсел.